Вероника Кунгурцева - Девушка с веслом

• Название: Девушка с веслом
• Автор: Вероника Кунгурцева
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-086172-9

Сказочный сюжет нового романа Вероники Кунгурцевой – русской Джоан Роулинг, как ее окрестил критик Лев Данилкин, – как всегда помещен в остросоциальную реальность. Действие разворачивается накануне Олимпиады в неком южном городе, куда высадился подозрительный десант: говорящая собака, лесная нимфа и фокусник-душеприказчик. Странная троица нагрянула в обычную семью и развязала цепь причудливых событий. Герои всеми силами сопротивляются наступающей на их дом стройке века, привлекая на свою сторону всё – включая потусторонние силы и… девушку с веслом.

---

– Кулаков! – со слезами в голосе воскликнула жена. – Это бесчестно! Его нет давно, а ты всё попрекаешь. И какое право ты имеешь?! Ты мне не муж уже. И…

– Анна Тимофеевна, оставим этот бесплодный разговор! Меня зовут, на съемки ехать надо, – соврал Кулаков и нажал на красный значок, отключаясь от Аньки; нарочито называя бывшую жену по имени-отчеству, он ясно давал понять, что они теперь чужие. Она отлично чувствовала всю подноготную такого величания и злилась.

Устраиваясь на постаменте удобнее, он поглядел на девушку с веслом: где бы ему найти такую же – белую да молчаливую?.. В последнее время от каждого разговора с Анной оставался тошнотворный осадок: они пикировались, как два дуэлянта. Несмотря на обвинения Аньки (да и какое ей дело?!), у него никого не было. Небольшой романчик с замужней редакторшей Галей Сердюковой не в счет, всё уже давно быльем поросло.

У бывшей жены о Кулакове были самые нелепые представления. Анна, не верившая ни в каких богов, функции всевышнего перенесла на мужа. Мужчина казался ей лично для нее слепленным наместником бога на земле. Кулаков должен был ее любить, ублажать, спасать, решать ее проблемы, защищать от невзгод, снабжать деньгами, при этом никогда не повышать голоса, не злиться, не устраивать бурь. Хотя, пожалуй, ни одно божество не делает этого для своих верующих. Ей нужен был светоносец, в котором не было бы ни толики тьмы. Кулаков до бога никак не дотягивал, да что там – он даже самым маленьким божкам с крылышками на сандалиях не годился и в подметки. Он старался, он очень старался быть защитником своей женщины, но в последние годы у него перестало что-либо получаться. И они развелись. Но попыток переложить на него свои проблемы бывшая жена не прекращала. Кулаков втайне надеялся, что она найдет наконец кого-то, кто хотя бы сделает вид, что он бог… Но увы… Она сошлась с каким-то олухом-охранником, который пил и однажды так надрался, что кинулся бить что-то сказавшего ему поперек Сашку. Сын примчался к отцу, олух через какое-то время исчез, но Сашка к матери уже не вернулся. (И… и все же, что ни говори, ревность – добрая вещь: ведь довольно поменять местами буквы, чтобы превратить ее в верность.) Кулаков мечтал, что однажды и Варька, его любимица, останется у него, но понимал, что это недостижимо. Он был постоянно занят, вышло бы, что заботы о девочке свалятся на его мать, которой и так достается. Да и понимать надо: Варьку Анна ни за что от себя не отпустит. Впрочем, сейчас, когда их дом снесут, есть вероятность, что дочь все же очутится у него… увы, с нагрузкой в виде бывшей жены.

Алебастровая девушка, за весло которой ухватился Кулаков, притягивала солнце; его разморило, кажется, он заснул. Ему привиделся дом Анны, обитый поперечными старенькими досками в облупившейся зеленой краске, асимметричный из-за позднейших надстроек, с крышей набекрень; позади дома ветвился на разные лады небольшой сад, в котором любили возиться его дети. Кулаков сидит на скамейке с бетонными лепными боковинами (скамью, некогда стоявшую в парке Ривьера, притащил со свалки тесть), сжатый с двух сторон кустами гортензии, раздувшимися от напряжения жизни шарообразных сиреневых соцветий; из одного крестообразного цветика вылез бойкий жучок-солдатик с двумя нашивками на крылышках-погонах, переполз на плечо Кулакова, побежал атаковать ладонь – и был пойман. Над его головой раскинули сеть два дерева хурмы, листья уже облетели и устилают землю сезонным ковром, а на голых сучьях висят налитые неукротимым марсианским огнем плоды. Сашка, еще дошкольник, – во рту недостает двух верхних репяных зубков – катит хаки-грузовик с кузовом, наполненным подгнившим фундуком, машинка буксует среди дыбом встающих листьев, сын что-то говорит, но отсюда не слыхать. «Саша, Саша, что?» – силится понять Кулаков. Сын, оттопырив нижнюю губу, принимается старательно изображать шум буксующего автомобиля. Вдруг из-за кустов фундука – дальше там глухой поперечный забор – выходит бабушка, давно похороненная, никогда в этом месте не бывавшая, с черной дерматиновой сумкой в руке, две молочные бутылки с серебристыми нашлепками выглядывают из сумки – «молния» не до конца застегнута. «Эх, Володя, Володя, – говорит бабушка, качая головой, – так и не сделал ты мне хорошую челюсть! Вот на кого теперь бабушка твоя похожа? Обезьяна обезьяной, вишь, какую челюсть-то сделали, руки бы им поотрывать за такую работу». Бабушке незадолго до смерти и впрямь сделали неудобный вставной протез с пластмассовыми белыми зубами и кукольно-розовыми деснами; когда она совала зубастую игрушку в рот, лицо ее пугающе менялось: она превращалась в бабушку неандертальца. Кулаков после школы пошел в медицинский, учился на стоматолога, но, протянув два года, бросил институт и поступил в МГУ, на отделение классической филологии; мать до сих пор ему пеняла, дескать, был бы ты протезистом, как бы мы сейчас жили! Зубы-то у людей болят что при социализме, что при капитализме.

Вдруг до Кулакова доносится шип вроде змеиного, он вглядывается в траву – ничего, вскидывает голову – и видит стальную кобру в синем, без единого облачка небе. Он вскакивает: строительный кран высится за забором, а на конце поворотной стрелы, на подвеске, зацепленный на концах тросами, завис над садом, над головами его родных, – рельс. И кран вот-вот бухнет стальной минус на Сашку и бабушку, а они ничегошеньки не замечают. Кулаков хочет бежать, чтоб подхватить сына, унести прочь, – и не может: ноги приросли к земле. Тут раздается звонок: бабушка сует руку в карман черной плюшевой жакетки, достает мобильник и в недоумении его разглядывает – она умерла до появления сотовой связи.

…Кулаков очухался: он сидел на земле – видать, сполз во сне, – спиной прислонившись к постаменту девушки с веслом, а телефон и впрямь надрывался. Это была не Анька – звонила мать.

– Да, мама…

– Володенька, они опять приехали! Я не хотела тебя беспокоить, но это уже пятая машина, вот послушай, какой шум, – Кулаков и вправду уловил далекий гул. – Володя, что делать? Возят бетон… Экскаватор ходит за окном и своим ковшом потряхивает, бьет-бьет, чтоб бетон до капельки вылился. Такой грохот, Володя, такой страшный грохот! Бедная моя головушка… Все стекла дребезжат, и боюсь, трещина в доме появится. Стены-то какие – в полкирпича. Они говорят, что сделали документы, разве это возможно, Володя? Как же мы будем жить?!

– Ничего, мама, как-нибудь, ничего, – хриплым со сна голосом бормотал Кулаков. – Еще не все потеряно. Я попрошу ребят из «Новостей» снять сюжет, но только не сегодня, ты же знаешь… этот фестиваль. А потом опять напишем: и в прокуратуру, и в администрацию, и президенту… Кому ты хочешь, чтобы я написал?! Я напишу! И они тут же, по моему слову, снесут все хамовы махины в округе и развоплотят сволочей-застройщиков…

– Хорошо, хорошо, Володя, я же понимаю: кинофестиваль… Не сердись только!..

У Кулакова опустились руки: только этого не хватало! Если с железной дорогой, которая пройдет по костям хижины, где жила его бывшая жена, где родились его дети, он ничего не мог поделать, то с многоэтажкой, выраставшей за забором материнского дома, он пытался бороться и даже, идиот, думал, что положил ее на обе лопатки.

Сбежав от Анны, живущей в центре курорта, он вернулся домой: поселок Прогресс привольно развалился в долине, с двух сторон сжатой волнистыми рамками гор. А ведь в горах, пожалуй, можно прожить и на подножном корму, мелькнула вороватая мыслишка: каштаны, лакированные орешки чинарики с лезвийными гранями, грибы «оленьи рожки», похожие на готические церковки эльфов, груша-дичка с вяжущей шоколадной мякотью, шиповник, кизил, боярышник, сассапарель (из весенних побегов этой колючей лианы мать делает салаты, маринует, жарит с яйцом и луком) – да мало ли что растет, летает и бегает в горах!

Нагорный переулок, где жили Кулаковы, лепился вплотную к западному отрогу и напоминал аппендикс, до которого никому нет дела; но пять лет назад к аппендиксу подвели газопровод, в прошлом году узкую каменистую дорогу покрыл бетон. Эту провокационную бетонку вымолила-выходила активистка-общественница, боевая старушка, свидетельница Иеговы Людмила Климентьевна Жилкина, закадычная подруга Антонины Петровны. И на аппендикс тут же положил глаз слоноподобный застройщик Руслан Черноусов с компанией иногородних приятелей. Следом за домом Кулаковых в аппендиксе стояла хибара пьянчужки Севы Белоконева; однажды ночью, когда Сева с товарищем понуро отмечали 23 февраля, начался пожар: квелый домик сгорел, сгорел и Сева, и товарищ, и сидящий на цепи пес Валет, спасся только разбойный кот Баюн – кавалер кошки Вереды. Пожарная команда, подоспевшая аккурат к пепелищу, утверждала, что причина пожара – брошенный пьяницами-горюнами окурок. Соседи же поговаривали о поджоге. Севина дочь-наследница тотчас примчалась из Губернии, продала пятнадцать соток Руслану Черноусову – и под окнами кулаковского дома вырыли котлован во всю величину соседнего участка. К этому времени в долине имелся полный комплект наркотических труб, на которые легко было подсадить жаждущее удобств население.