Сборник - Рай под ногами матерей

• Название: Рай под ногами матерей
• Автор: Сборник
• Жанр: Поэзия

В очередной книге серии «Величие души» собраны лирические и прозаические произведения, которые посвящены вечным темам материнства, материнского подвига.

Адресована широкому кругу читателей.

---

Фазу Алиева

«Мама», —
Чуть слышное слово,
А в нем
Столько добра и тепла:
Тыщи вершин были в сердце моем —
К каждой тропинка легла.
«Мама», —
Чуть слышное слово,
А в нем
Твердость такая слышна:
Тыщи ущелий в сердце моем
Заполнены дополна.
Небо вдруг стало близким таким —
На расстоянье руки.
Реки, моря, океаны под ним
Как ручейки.
Будто на всем обрела в этот час
Я беспредельную власть.
Матери-женщины,
С каждой из вас
Я воедино слилась.
«Мама», —
Такого сладкого меда
Еще ни одна пчела,
Работающая год от года,
В улей не принесла.
«Мама», —
Такой глубины не вынуть
Тысячами лопат.
«Мама», —
Такой глубины в долинах
Не пробивал водопад.
«Мама», —
Такой высоты высокой
Ни в какие века
Еще ни один
Ни орел,
Ни сокол
Не достигал пока.
«Мама», —
Путник усталым взглядом
Ищет в прохладе покой.
Но никогда
Он в пути
Прохлады
Не находил такой.
«Мама», —
Легкое, как пушинка,
Выпавшая из пера.
«Мама», —
Среди гор
Твердое, как вершинная
Гора.
И как будто шепотом сказанное
Это слово наедине,
Целым миром услышано сразу,
И весь мир завидует мне.
«Мама», – мост к существу бытия,
К смыслу добра и зла,
Русло мое,
В которое я
Беды свои отвела.
«Мама», – печатью легло золотой
На сердце мое
Давно.
И никакою соленой водой
Смыть ее не дано.
Словно под белым
Под снежным покровом
Сын мой два слова нашел.
Словно подснежники,
Пахнут два слова:
«Мама»
И «хорошо»!..

Матери

Расул Гамзатов.

Мальчишка горский,
я несносным
Слыл неслухом в кругу семьи
И отвергал с упрямством взрослым
Все наставления твои.

Но годы шли,
и, к ним причастный,
Я не робел перед судьбой,
Зато теперь робею часто,
Как маленький, перед тобой.

Вот мы одни сегодня в доме.
Я боли в сердце не таю
И на твои клоню ладони
Седую голову свою.

Мне горько, мама, грустно, мама,
Я – пленник глупой суеты,
И моего так в жизни мало
Вниманья чувствовала ты.

Кружусь на шумной карусели,
Куда-то мчусь,
но вдруг опять
Сожмется сердце. «Неужели
Я начал маму забывать?»

А ты, с любовью, не с упреком,
Взглянув тревожно на меня,
Вздохнешь, как будто ненароком,
Слезинку тайно оброня.

Звезда, сверкнув на небосклоне,
Летит в конечный свой полет.
Тебе твой мальчик на ладони
Седую голову кладет.

Мать

(Перевод Я. Козловского)

По-русски – «мама», по-грузински «нана».
А по-аварски – ласково «баба».
Из тысяч слов земли и океана
У этого особая судьба.
Став первым словом в год наш колыбельный,
Оно порой входило в дымный круг
И на устах солдата в час смертельный
Последним зовом становилось вдруг.
На это слово не ложатся тени,
И в тишине, наверно, потому
Слова другие, преклонив колени,
Желают исповедаться ему.
Родник, услугу оказав кувшину,
Лепечет это слово оттого,
Что вспоминает горную вершину —
Она прослыла матерью его.
И молния прорежет тучу снова,
И я услышу, за дождем следя,
Как, впитываясь в землю, это слово
Вызванивают капельки дождя.
Тайком вздохну, о чем-нибудь горюя,
И, скрыв слезу при ясном свете дня,
Не беспокойся, мама, говорю я,
Все хорошо, родная, у меня.
Тревожится за сына постоянно
Святой любви великая раба.
По-русски «мама», по-грузински «нана»
И по-аварски – ласково «баба».

* * *

Есть в природе знак святой и вещий,
Ярко обозначенный в венках:
Самая прекрасная из женщин —
Женщина с ребенком на руках.
От любой напасти заклинанья
(Ей то уж добра не занимать!),
Нет, не Богоматерь, а земная,
Гордая, возвышенная мать.
Свет любви издревле ей завещан,
Так вот и стоит она в веках:
Самая прекрасная из женщин —
Женщина с ребенком на руках.
Все на свете метится следами
Сколько бы не вышагал путей,
Яблоня – украшена плодами,
Женщина – судьбой своих детей.
Пусть ей вечно солнце рукоплещет,
Так она и будет жить в веках,
Самая прекрасная из женщин —
Женщина с ребенком на руках.

Слово о матери

Трудно жить, навеки Мать утратив.
Нет счастливей нас, чья мать жива.
Именем моих погибших братьев
Вдумайтесь, молю, в мои слова.

Как бы ни манил вас бег событий,
Как ни влек бы в свой водоворот,
Пуще глаза маму берегите,
От обид, от тягот и забот.

Боль за сыновей, подобно мелу,
Выбелит ей косы до бела.
Если даже сердце очерствело,
Дайте маме капельку тепла.

Если сердцем стали вы суровы,
Будьте, дети, ласковее с ней.
Берегите мать от злого слова.
Знайте: дети ранят всех больней!

Если ваши матери устали,
Добрый отдых вы им дать должны.
Берегите их от черных шалей,
Берегите женщин от войны!

Мать умрет, и не изгладить шрамы,
Мать умрет, и боли не унять.
Заклинаю: берегите маму,
Дети мира, берегите мать!

Сказки об Италии

Нет сказок лучше тех, которые создает сама жизнь.

Андерсен

Максим Горький

IX

Прославим женщину – Мать, неиссякаемый источник всё побеждающей жизни!

Здесь пойдет речь о железном Тимурленге, хромом барсе, о Сахиб-и-Кирани – счастливом завоевателе, о Тамерлане, как назвали его неверные, о человеке, который хотел разрушить весь мир.

Пятьдесят лет ходил он по земле, железная стопа его давила города и государства, как нога слона муравейники, красные реки крови текли от его путей во все стороны; он строил высокие башни из костей побежденных народов; он разрушал жизнь, споря в силе своей со Смертью, он мстил ей за то, что она взяла сына его Джигангира; страшный человек – он хотел отнять у нее все жертвы – да издохнет она с голода и тоски!

С того дня, как умер сын его Джигангир и народ Самарканда встретил победителя злых джеттов одетый в черное и голубое, посыпав головы свои пылью и пеплом, с того дня и до часа встречи со Смертью в Отраре, где она поборола его, – тридцать лет Тимур ни разу не улыбнулся – так жил он, сомкнув губы, ни пред кем не склоняя головы, и сердце его было закрыто для сострадания тридцать лет!

Прославим в мире женщину – Мать, единую силу, пред которой покорно склоняется Смерть! Здесь будет сказана правда о Матери, о том, как преклонился пред нею слуга и раб Смерти, железный Тамерлан, кровавый бич земли.

Вот как это было: пировал Тимур-бек в прекрасной долине Канигула, покрытой облаками роз и жасмина, в долине, которую поэты Самарканда назвали «Любовь цветов» и откуда видны голубые минареты великого города, голубые купола мечетей.

Пятнадцать тысяч круглых палаток раскинуто в долине широким веером, все они – как тюльпаны, и над каждой – сотни шелковых флагов трепещут, как живые цветы.

А в средине их – палатка Гуругана-Тимура – как царица среди своих подруг. Она о четырех углах, сто шагов по сторонам, три копья в высоту, ее средина – на двенадцати золотых колоннах в толщину человека, на вершине ее голубой купол, вся она из черных, желтых, голубых полос шелка, пятьсот красных шнуров прикрепили ее к земле, чтобы она не поднялась в небо, четыре серебряных орла по углам ее, а под куполом, в середине палатки, на возвышении, – пятый, сам непобедимый Тимур-Гуру-ган, царь царей.

На нем широкая одежда из шелка небесного цвета, ее осыпают зерна жемчуга – не больше пяти тысяч крупных зерен, да! На его страшной седой голове белая шапка с рубином на острой верхушке, и качается, качается – сверкает этот кровавый глаз, озирая мир.

Лицо Хромого, как широкий нож, покрытый ржавчиной от крови, в которую он погружался тысячи раз; его глаза узки, но они видят всё, и блеск их подобен холодному блеску царамута, любимого камня арабов, который неверные зовут изумрудом и который убивает падучую болезнь. А в ушах царя – серьги из рубинов Цейлона, из камней цвета губ красивой девушки.

На земле, на коврах, каких больше нет, – триста золотых кувшинов с вином и всё, что надо для пира царей, сзади Тимура сидят музыканты, рядом с ним – никого, у ног его – его кровные, цари и князья, и начальники войск, а ближе всех к нему – пьяный Кермани-поэт, тот, который однажды, на вопрос разрушителя мира:

– Кермани! Сколько б ты дал за меня, если б меня продавали? – ответил сеятелю смерти и ужаса:

– Двадцать пять аскеров.

– Но это цена только моего пояса! – вскричал удивленный Тимур.

– Я ведь и думаю только о поясе, – ответил Кермани, – только о поясе, потому что сам ты не стоишь ни гроша!

Вот как говорил поэт Кермани с царем царей, человеком зла и ужаса, и да будет для нас слава поэта, друга правды, навсегда выше славы Тимура.