Зоя Афанасьева - Оптина Пустынь. Духовный оазис России

• Название: Оптина Пустынь. Духовный оазис России
• Автор: Зоя Афанасьева
• Жанр: Религия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4438-0817-8

Книга посвящена знаменитым великим старцам и малоизвестным подвижникам Оптиной Пустыни. Повествование охватывает разные периоды истории российской обители: и время ее возрождения в начале XIX столетия, и «золотой век» Оптинского старчества, и предгрозовую пору разорения и запустения. Во все эпохи своего существования Оптина была и осталась тем святым, благодатным местом, которое по праву называют духовным оазисом России. Здесь искали молитвенного благословения Гоголь, Достоевский, Толстой…

---

Был еще заведен трогательный общежительный обычай: в конце каждого месяца отправлялась братская панихида по отцам и братиям святой обители сей, ежегодная память которых приходилась на данный месяц.

Но, видно, сильно докучала врагу спасения рода человеческого обновлявшаяся и возмужавшая в духе Оптина, что он с первых же шагов ее преуспеяния стал вламываться в мирное течение монастырской жизни, мобилизуя в ряды своих приспешников человеков злобных и нерадивых. Не будем идеализировать прошлое: во все века находились гонители и лихоимцы, обманщики и корыстолюбцы, которые поругание святыни за грех не считали и страхом воздаяния обременены не были. Козельские обыватели, инвалидные солдаты, подраспустившиеся крестьяне наносили обители постоянный ущерб, а братии – всегдашнее огорчение. В подтверждение невыдуманности обличений наших – вот подлинная грамотка жалобная самого батюшки Авраамия, в которой по пунктам перечисляются «ущербы и беспокойства» со стороны козельчан и деревенских. Это у труждающихся-то монахов, по бревнышку и по кирпичику поднимавших древнюю русскую обитель, – и лес воруют, и на монастырских хуторах ловят рыбу «усильственно», рубят хворост и выкашивают луга обительские. К примеру, доподлинная жалоба: «Сего мая 7-го числа увели пару монастырских лошадей, и хотя воры уже нашлись, но козельские присутственные места не делают обители никакого вспоможения, а паче оных воров защищают». А это уже ближе и понятнее нам, нынешним, в нашей территориально приоптинской жизни: «Летом ходят по нашим [монастырским] дачам и поют песни, что во время божественной службы слышно в церкви…» Удивительно, далее последует то, что сегодня, увы, уже кажется анахронизмом! Оптинская челобитная дошла до калужского губернатора А.Д. Облеухова, и по его предписанию велено было местному начальству «взять надлежащие меры для ограждения целости монастырских владений». Но самое главное: «подтвердить козельским гражданам, дабы они хранили должное к обители благоговение». Не осталась в час искушения и сама братия монастыря без мудрого духовного вразумления владыки Платона – да не уповали бы чрезмерно на человеческие средства защиты и вспоможения: «Святая монашествующих жизнь все сии напасти или отвратит, или терпением препобедит, а Бог, видя терпение рабов своих, невидимо защитит».

* * *

И завершая эту главу, присовокупим то немногое, что известно об Оптиной в грозный 1812 год, обуреваемый нашествием иноземцев на Россию и вторжением их в калужские пределы. Тишина безмятежная оптинская огласилась стенаниями сокрушенных сердец при первых же вестях о бедствиях Отечества. Храмы обители, открытые с утра до глубокой ночи, были полны народа, который слезно молился, да сотворит Господь со искушением и избытие. Игумен Авраамий принял некоторые необходимые меры предосторожности, собственно от него зависевшие. Церковную утварь, содержимое ризницы, монастырскую библиотеку уложили в сундуки и спрятали в специальной палатке под соборной церковью. В пятнадцати верстах от обители братия приискали в дремучем бору, окружающем Пустынь, недоступный по положению своему овраг с пещерой, чтобы удалиться в него на первый случай при возможном появлении врага. Но вражеские полчища были остановлены у Малоярославца и обращены в бегство – Бог отмщений пролил на святотатцев чашу своего праведного гнева. В тот победоносный день служилось в Оптиной Пустыни благодарственное коленопреклоненное молебствие, и своды Казанского храма оглашались хвалебными песнопениями в честь Заступницы Усердной, имущей державу непобедимую. Торжество церковное завершилось крестным ходом вокруг обустроившейся, разросшейся обители. Ликовал и древний Козельск, спасшийся от нашествия нового Батыя под щитом своей священной твердыни – обители Оптинской.

Нечто о личности настоятеля

Назначением настоятели преобразовываемой Оптиной Пустыни о. Авраамия опытный песношский старец Макарий вполне оправдал доверенность и боголюбивое желание Московского митрополита Платона (Левшина). Оптина восстала – если и не из пепла, как в нынешнее ее второе возрождение, – то, по крайней мере, из «сени смертной».

Но так ли гладок и последователен был личный, протяженностью в двадцать лет, оптинский жизненный путь игумена из подмосковной Песноши? Отнюдь нет. Судите сами даже хотя бы по перепадам вот этих хронологических данных.

В 1796 году начинает о. Авраамий свою трудническую и многопопечительную деятельность в Оптиной Пустыни. И уже через три года, в 1799-м, как только открылась Калужская кафедра и возглавил новую епархию ее первый епископ – преосвященный Феофилакт, он-то и устремил свое заинтересованное внимание к возрождающейся обители. А глубже и точнее – к труждающемуся настоятелю. И когда в следующем, 1800 году, московской купец Терентий Целибеев пожертвовал солидный капитал на возобновление еще одной древнейшей калужской святыни – Малоярославецкого монастыря, владыка призвал о. Авраамия и поручил ему… опять-таки начальное, из мрака забвения выводящее устройство сей обители: «яко человеку в общежитии довольно обращавшемуся и сведущему в распоряжении строения общежительных монастырей». Поручение исполнено с успехом и по проложенному оптинским отцом пути пойдут его же выученики: иеромонах Оптиной Пустыни Мефодий будет поставлен на должность строителя Малоярославца (позднее переместится в Калужскую Тихонову пустынь), а на смену ему придет все из той же «Оптины» иеромонах Парфений. Еще один год трудов и дней оптинских – и «за отличные услуги обители к общей пользе» о. Авраамий поставляется в игумены, но… уже другого, на этот раз – Лихвинского Покровского Доброго монастыря, правда, с одновременным управлением и родной Оптиной. Батюшке всего лишь 42 года, а непомерность трудов и забот дает себя знать. Но не только просто человеческая немощь, но разумное пастырское опасение, как бы не нарушилось заведенное им в Пустыни благоустройство, подвигли отца Авраамия отказаться от нового достоинства. Преосвященный уважил просьбу «старца» (именно так он и назван в монастырской летописи!), и о. Авраамий по-прежнему был оставлен начальствовать только в одной Оптиной, но уже – в игуменском сане.

Славный бытописатель Оптиной Пустыни, ее бывший постриженник и трудник на книгоиздательской ниве, архимандрит Леонид (Кавелин) по крупицам собрал – из устных преданий и библиотечных рукописных сокровищ – все, что касалось незаурядной личности оптинкого настоятеля. Реконструированный портрет привлекателен прежде всего своей достоверностью.

Как начальник братства, им самим собранного, о. Авраамий был строг и взыскателен, но отнюдь не своенравен. Введя в поднимаемой обители новый порядок образцовой нестяжательной жизни, он сам был строгим блюстителем сего и личным примером воодушевлял и подвигал к точному исполнению монашеских заповедей в делах общежития, а также и своих начальнических приказаний и распоряжений. Иноческая прямота диктовала и стиль обращения с братией: каждый в своих личных нуждах без посредников, коих не жаловал, мог обратиться к нему, за что и любили его оптинцы. А его сердечное простодушие, соединенное с духовной мудростью и увенчанное достоподражательной жизнью, внушало к нему невольное уважение. Радушный и приветливый, милостивый и сострадательный, без всякого даже намека на корыстолюбие таким он запомнился многочисленным посетителям обители.

Главная святыня Оптиной Пустыни – Введенский собор

Сохранился замечательный документ – подлинная «Духовная грамота», написанная рукой «многогрешного черноризца игумена Авраамия», в которой ясно запечатлены личные свойства достопочтенного старца. Составлена она была еще в 1810 году (т. е. за семь лет до кончины), во время болезни батюшки, а вскрыта уже при его погребении. Вот уже воистину – ни во что не вменяя земное тленное, собирал он и в этой юдоли перлы небесные для жизни вечной!

«Сею духовною грамотою моею вестно сотворити всякому, иже восхощет по кончине моей взыскивати имения моего келейнаго, во еже бы не трудитися ему вотще и не истязовати служивших мне Бога ради; да весть мое сокровище и богатство, еже от юности моея не собирах; …бо приях святый иноческий образ… и обещах Богови нищету изволенную имети, оттого времени даже до приближения моего ко фобу, не стяжевах имения и не лихоимствовах – кроме святых книг… Входящия же в руце мои от благодетелей святыя обители сея подаяния, и тыя истощевах на монастырския нужды для братии и разныя постройки, также иждивах на нужды нуждавшихся…»

Смирение и уничижение болезнующего отца были столь велики, что в своей грамотке он считал нужным оговорить и условия личной посмертной доли: дескать, если такого нищего никто не захочет предать обычному погребению (т. е. но монашескому чину), то – «да отвлекут мое грешное тело на козельское кладбище, и тамо между труниями да повергнут…» И как луч надежды в собственной худости и никчемности – а вдруг будет «владычествующих изволение», тогда, конечно же, здесь, дорогие мои христолюбивые погребатели, «в сей Оптиной Пустыни у соборной церкви, по правую сторону, против южных дверей упокойте меня»! Что в точности и исполнила благодарная оптинская братия.