Сергей Платон - Тонкие повести. Стеклобой/Театральные каверзы/Инглубагла

• Название: Тонкие повести. Стеклобой/Театральные каверзы/Инглубагла
• Автор: Сергей Платон
• Жанр: Русское современное

Три небольшие повести с громадным жизненным смыслом, пожалуй, самое лучшее из написанного автором на сегодняшний день. Несколько дней жизни юного художника, целая жизнь театрального актера, последний год жизни классической арбатской коммуналки – все это поводы к размышлению о нас, сегодняшних, о наших отношениях с жизнью. Автор хорошо владеет словом и слово это меткое, остроумное, элегантное, легко приводящее читателя в нужное эмоциональное состояние, предлагая ясные чувства и точные мысли.

---

– Какая разница как говорить? Его же лечить надо! Он же насиловать пойдет! – В голосе Гейши звучало негодование. – Кто-нибудь из вас хоть додумался дурку вызвать?

– Нет, – растерялся Егор, – все просто порадовались, что ушел.

– Рано порадовались. Подрастет немного и начнет безобразничать, гад.

– А ты ведь права. Я даже не подумал.

– Глупый, – оттаивала Гейша, ласково похлопывая маленькой ладонью по егорову лбу. – Совсем глупый!

Подушечки ее пальцев приятно касались век, неторопливо изучая географию лица, и они целовались.

– Надо бросать курить, – разглядывал в темноте готические пепельные огоньки сигареток Егор, – только мы с тобой безвольные, ничего у нас в этом смысле не выйдет. Вот ведь какую прилипчивую заразу человечество себе выдумало. И не радует нас курение, и не помогает ничем, а фиг отлипнешь. Что уж о нас, убогоньких, говорить, если даже священники покуривают. Представляешь, шел мимо церкви, а в гаражах служитель культа перекуривал. Прямо как школьник за школой, сигарету кулачком маскировал, дым ладошками развеивал, по сторонам все время озирался, чтоб не засекли. Затянется и крестится по-быстрому. Всегда удивлялся этой их способности креститься размашисто, будто комаров отгоняя. Бороденка, космы, униформа черная, все как полагается, только глаза у него были нестандартно озорные, не такие как у них у всех, проказливые были глазки и веселые.

– Когда ты все это успел заметить? Там же идти два шага.

– Покурить остановился, – виновато улыбался Егор, – и, по-моему, не зря. Еще кое-что занятное подглядел. Выходит из храма дуэт, мама с сыночком скорее всего, очень уж похожие. Лица скорбные, фигуры сгорбленные, типичные прихожане. Ей лет за шестьдесят, ему за сорок примерно. Аккуратненькие такие шли, покорные. А когда мимо проходили, услышал, о чем говорят. Они ругались! Можешь себе представить? Ядовито, матерно, тихо уничтожали друг друга.

– Давай не будем ссориться больше, – шептала Гейша.

– Давай. Будем только петь и смеяться как дети. Ладно? Нет, лучше будем плясать как бомжи у супермаркета. Вот счастливый народец!

– В магазин-то тебя зачем понесло, деньги что ли появились?

– От дождя прятался.

– И что за бомжи?

– Хорошие бомжики, влюбленные. Счастье – субстанция непредсказуемая, может возникнуть в самых неожиданных местах и у самых неординарных людей. Расцветет оно вдруг на какой-нибудь неимоверной какашке и порадует всех вокруг, улыбки по нашим кислым физиономиям развесив. Плюгавые они, конечно, были, мокрые, пьяненькие. Ухватились за ручки вдвоем, и давай танцпол в лужах устраивать под аккомпанемент радио из магазинной колонки у входа. Счастливчики. Знаешь, как им было хорошо!

– Догадываюсь. А мы с тобой влюбленные?

– Похоже на то. Предлагаешь пойти в луже поплясать?

– Да нет, – тихонько смеялась Гейша, – мне для счастья дождика не надо, у тебя под одеялом гораздо теплей, да и натанцевалась я уже сегодня. У меня сейчас счастье. Расскажи еще.

– Про кого?

– Про балалайку у тебя что-то там было. Или про милиционера.

– Про балалайку сначала, потому что она там же, у супермаркета, сидела.

– Кто?

– Бабулька с балалайкой.

– Так бы и говорил, а то получается, что балалайка у тебя сидела.

– Опять дразнишься? А я тебя прощаю. Видишь, какой я великодушный!

– Пока не дослушаю, в общагу не поеду, можешь не надеяться.

– Тогда слушай. Бабку эту я и раньше замечал, но так близко лишь в этот раз увидел. Лет восемьдесят, наверняка. Удивительная старуха, тельце дряхлое, глазки слепенькие, а мозги ясные. Так остроумно пьяные пляски комментировала, что вокруг нее куча народа собралась и денег ей в коробочку тут же накидали. Эти пляшут, а она, в качестве озвучки, частушки с соленым словцом запузыривает. Блеск! Продавщица кому-то в очереди рассказывала, что приходит бабуля перед квартплатой, высидит за пару дней копеечку на коммунальные счета и больше не появляется. Представляешь, какая молодец бабушка, не просто милостыньку клянчит, а как бы искусством зарабатывает! Говорят, дети ее померли, а внукам не до нее. Только в День победы в орденах приходит и без балалайки. Спасенная родина почитает своих героев исключительно в массе, не конкретно. Война забывается быстро. Отдельно взятые слабеющие герои-победители спасаются от жестокостей нового поколения каждый самостоятельно. Их побеждает время. Понимаешь?

– Да. Жалко ее, все уже поумирали, а она все живет. Ты мне лучше расскажи, каким таким образом в милицию попал.

– И не попадал вовсе. Просто ждал Серегу в метро и смотрел, как по станции прохаживается мент с новенькой дубинкой. Подождет, пока схлынет поток народный, и с размаху как треснет по колонне с удовольствием, с оттяжечкой. Успокоится, мышцами под кителем поиграет, дождется следующей электрички, пропустит поток, и опять бьет колонну. Разминался служитель порядка, видимо давненько никого не бил. Вот что у него в голове происходило, о чем он думал? Да и думал ли вообще? О душе, к примеру? Страшно жить в стране, где за порядком смотрят люди без головного мозга.

– Злой ты, Егорушка.

– Да уж, недобрый. Но, мне кажется, справедливый. Я же понимаю, что бывает он и умненьким, и нежным, и благородным, и великодушным. Но это где-то там наверху, в другой жизни. А здесь он – тупая машина для избиений, мыслящая спинным мозгом. Страшно, Гешечка, жутковато даже.

– Жить вообще страшно. Природа так устроена.

– Ага, природа зверей. Там вот, действительно, все друг дружку бьют и жрут постоянно. Вернее, пожирают слабеньких. А для этого процесса много ума не надо, инстинкта вполне достаточно. Но среди людей надо сдерживать себя, мы же не животные! Согласна?

– Надо подумать.

– Вот! Мысль отличает нас от зверушек, мысль и чувство. Противостояние животного и человеческого в людях – вот о чем призван поведать настоящий театр, как и любое другое искусство. Ярким, емким, интересным, потрясающим должен быть театр.

– При чем тут театр?

– Так я тебе о нем все это время рассказываю!

– Ясно! И люди в нем – актеры. Так?

– Так, так! Но только не такие, как в том шоу.

– Какой ты… – успевала пролепетать Гейша и засыпала, улыбаясь.

До рассвета Егор слушал тихое посапывание, вспоминая нерассказанные картинки. Смеялся над чудным поведением странноватой тети в пожизненном красном берете, прозванной студентами Красной шапочкой. Эта сквалыга никак не желала выдавать ему ключ от аудитории и полчаса продержала у запертой двери целый поток вместе с деканом. Раньше она работала водителем троллейбуса, а теперь вот пополнила боевой отряд воинствующих вахтеров. А вы попробуйте просто так восемь часов просидеть на табурете у входа, скучно же. Но если насытить часы запрещениями, непусканием, назидательными текстами, комментариями внешнего вида и конфликтами разного уровня сложности, время пролетит незаметно.

Среда троллейбусных водителей выпускает иной раз на подмостки жизни уникальных персонажей. Чем-то похожий на Красную шапочку, но только небритый, управляющий единицей городского электротранспорта, везущей Егора на лекции, водила всю дорогу терзал микрофон, возомнив себя супердиджеем. Он не только объявлял остановки, но и рассказывал о местах пересадок, погодных прогнозах, грядущем повышении цен за проезд, критиковал не в меру расфуфыренных девушек, неумелых автолюбителей, бестолковых гаишников. И, не выключая, укладывал микрофон на динамик допотопного приемника, транслируя в салон безбожно хрипящие популярные хиты знаменитого уголовного радио.

В театральном гардеробе служил ровесник и полная противоположность экспрессивного водилы. Чопорно интеллигентный, аккуратно нарядный, до синевы выбритый мужчина средних лет никуда не торопился. Брал курточку, внимательно высматривал наличие петельки, нес ее к вешалке, долго изучал ряд крючков, как будто определяя, какого номера достойна эта одежда, снимал номерок, скрупулезно сличал его с числами над крючками, подвешивал куртку и, лирично вздыхая, шествовал с номерком в сторону зрителей. Совершенно закономерно в его сегменте гардероба скапливалась большая зрительская очередь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.