Владимир Волкович - Судьба на роду начертана

• Название: Судьба на роду начертана
• Автор: Владимир Волкович
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-905939-28-0

Великая Отечественная война, ранение, плен, побег, лагерь, трудный послевоенный быт, перестроечная разруха… Что помогло герою романа не просто выжить и одолеть все трудности и испытания, выпавшие на его долю, а прожить яркую жизнь и закончить свой путь в окружении большой счастливой и дружной семьи? Автор красной нитью проводит сквозь повествование ответ на этот вопрос. Какой? Об этом читатель узнает, когда познакомится с этим удивительным произведением…

---

Аля подошла к матери, обняла ее, погладила по наброшенному на плечи пуховому платку и прошептала на ушко:

– Он мне нравится мама, очень, очень!

Борис уже неделю был на казарменном положении, в городе комплектовалась стрелковая дивизия, но на праздник его отпустили в увольнительную. Он обменял золотые часы на бутылку спирта, получил праздничный доппаек, а когда стемнело, направился к знакомому дому. Падающий из окон свет немного освещал улицы, электричество к празднику давали полной меркой. В доме его уже ждали, едва он открыл калитку, дверь распахнулась, и в проеме показался знакомый силуэт в накинутой на плечи шали. Аля обняла Бориса, прижалась к нему и, целуя в губы, в тщательно выбритые щеки, повторяла:

– Я соскучилась, я соскучилась, я соскучилась.

Так, в обнимку, они и ввалились в прихожую, которая служила одновременно кухней. Мать повернулась от печки, где хлопотала с ужином, и Аля, опомнившись, представила:

– Мама – это Боря, Боря – это мама.

И тут же смутилась, она совсем забыла, что у мамы есть имя-отчество. Мать почему-то протянула руку, и Борис, взяв ее, вдруг понял, что неловко мужчине пожимать руку женщине. Тогда он нагнулся и, едва коснувшись губами, поцеловал протянутую руку. От этого все смутились еще больше, но мать быстро заговорила нарочито торжественным голосом, чтобы снять неловкость:

– Товарищи, прошу к столу.

Стол, наполненный военными лакомствами, очень сочетался с наряженной елочкой, которую несколько дней назад принес Борис. Аля тоже получила хорошее дополнение к обычным заводским карточкам.

Этот стол, оставшийся от прежних хозяев, был велик для троих, поэтому все разместились свободно: Аля рядышком с Борисом, а мама чуть поодаль.

Борис наполнил невесть откуда взявшиеся хрустальные бокалы прозрачной жидкостью и поднялся.

– Ну, – голос у Бориса внезапно сел, он откашлялся и уже твердо произнес: – За то, чтобы новый, сорок четвертый год, принес нам победу.

Залпом опрокинул в себя бокал, а мама и Аля отпили немного. Разбавленный спирт весело побежал по жилам и неловкость, висевшая поначалу в воздухе, растаяла.

Мать задавала вопросы Борису, а тот был в ударе, шутил, смеялся. Наконец она попросила Бориса налить и поднялась. Улыбка уже сбежала с ее усталого лица. Подняв бокал, посмотрела на парня, потом на Алю, и негромко, но торжественно произнесла:

– За вас, дети мои. За ваше счастье и за вашу радость! – Потом, помолчав, добавила: – И за вашу любовь, пусть она будет всегда.

Три бокала звонко сошлись над столом, все выпили. Аля, поставив бокал на стол, прижалась к руке Бориса и вдруг неожиданно для самой себя привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. И тут же смущенно посмотрела на мать. Та улыбнулась и направилась к стоящему в углу на тумбочке патефону. Игла легла на большую пластинку с красным кружком в центре, раздались звуки медленного вальса.

Борис церемонно подошел к Але, они начали тихонько кружиться, насколько позволяла небольшая комната. Смотрели друг на друга, что-то говорили и ничего не замечали вокруг. Когда опомнились, стояли обнявшись, пластинка шипела, матери в комнате не было. Аля вспомнила, как мать говорила перед ужином:

– С вами, молодыми, посижу да пойду к тете Нюре. Одиноко ей, на мужа и сына похоронки получила. Поболтаем по-бабьи, утешу, как смогу, да там, наверное, и заночую.

Борис и Аля так и стояли посреди комнаты, не в силах оторваться друг от друга, он целовал ее губы, глаза, щеки, осторожно касался губами тонкой, нежной кожи на шее.

Она прижалась к нему животом и бедрами, тело ее трепетало, она знала, что сегодня должно произойти, и желала этого.

Аля выключила верхний свет, оставила только одну свечу и потянула Бориса в свою маленькую спальню, одну из двух комнат их небольшого дома. Он снова обнял Алю, губы их слились, потом отстранил от себя и дрожащими руками начал расстегивать ее кружевную жилетку. У него ничего не получалось, тогда Аля сама сняла жилетку через голову, потом кофточку и юбку, и осталась только в трусиках с кружавчиками.

Они были неопытны, неловки, у них это было в первый раз, но переполнявшие их чувства, восторг от близости, огромная нежность, желание обладать друг другом, раствориться друг в друге, подсказывали, что надо делать.

Борис шептал ей какие-то слова пересохшими губами, перемешивая их с поцелуями, а Аля тихонько постанывала:

– А-а-а, о-о-о…

Потом они лежали умиротворенные, обвив друг друга руками и ногами, лишь губы их изредка находили другие в полумраке…

Пожениться решили сразу, но в ЗАГС попали только через месяц. ЗАГС работал не каждый день, и Борису никак не удавалось совместить с его работой свои увольнительные.

В полупустом промерзшем ЗАГСе их встретила пожилая женщина в ватной телогрейке. Дуя на озябшие руки, она внимательно смотрела на молодых, ожидая что они скажут.

Борис, чувствуя свою мужскую ответственность, начал говорить первым:

– Вот, решили пожениться.

– Да, уж вижу, что не разводиться пришли. А почему сейчас, время вроде бы не совсем подходящее.

– Мы, это, – Борис даже заикаться начал от волнения, – я на фронт ухожу, мы хотим быть мужем и женой.

– Ну что ж, вот вам время на размышление – три недели.

– Нет, нет, – заговорили они разом, – мы не можем ждать.

– А я не могу нарушать закон.

– Ну, может быть, в виде исключения, – Борис пытался применить все свое обаяние, – сейчас ведь немногие женятся.

– Да совсем никто не женится, ну так что с того, закон есть закон.

И тогда Аля вдруг выпалила:

– Беременная я, – и густо покраснела.

Борис удивленно посмотрел на нее, похоже, что для него, как и для заведующей ЗАГСа, это заявление было новостью.

Заведующая сразу как-то помягчела, на лице ее проступила печать усталости и плохо скрываемой боли:

– Дети – это прекрасно, война скоро кончится, детей надо будет растить. – И, помолчав, добавила: – Да нынче почти никто и не рожает. Ладно, давайте документы, а свидетели есть у вас?

– Сейчас, – Борис вскочил и помчался к двери, – сейчас приведу.

На улице было пустынно. Он добежал до перекрестка и увидел странную пару: старичок в длинном тулупе держал под руку женщину, замотанную платком. Они медленно шли вдоль заснеженных деревьев.

Борис подбежал к ним и стал путано объяснять, что им нужны свидетели, это займет совсем немного времени. Старичок посмотрел на него поверх очков и изрек:

– Не морочьте мне голову, молодой человек, я сестру в больницу веду. Ступайте себе…

– Я могу помочь, – откуда-то вынырнул ладный, стройный лейтенант в белом полушубке, – сейчас еще кого-нибудь тормознем.

Вскоре они стояли перед заведующей ЗАГСом: Борис с Алей и лейтенант с молодой, элегантной женщиной, которую он уговорил на улице послужить на благо отечества.

– Именем… объявляю… мужем и женой.

Голос заведующей слегка дрожал, казалось, она еле сдерживает слезы. Молодые надели кольца, которые Борис выменял на местном «толчке» за две банки тушенки. Лейтенант поздравил их, подхватил под руку женщину и исчез, так же внезапно, как и появился.

Борис и Аля направились к выходу, держась все время за руки, словно боялись отпустить их и потерять друг друга. Уже были в дверях, когда заведующая со стоном опустилась в кресло, плечи ее вздрагивали.

– Что с вами, что случилось, – Борис и Аля подбежали и обступили ее, Борис подал стакан с водой.

Заведующая вытерла глаза и махнула рукой:

– Идите уж, счастья вам. – И когда они уже были на пороге, вдруг тихо и просто добавила им вслед: – Сына у меня убили недавно, вот похоронку получила.

Глава третья Расставание

Свадьба была скромная, собственно, свадьбы, как таковой, и не было. Посидели дома у Али. Два товарища Бориса, две подруги Али, да мать еще пригласила соседок.

Борис взял увольнительную на сутки, а товарищи его должны были вернуться в часть. Мать выделила молодым маленькую комнату, которая и так служила спальней для Али. Вместе поспать им сейчас удавалось редко, вовсю шла боевая учеба, и увольнительные не предоставляли.

Борис всеми правдами и неправдами выкраивал ночку раз в неделю, чтобы поспать с молодой женой. Медовый месяц все равно оставался таковым. Они с жадностью бросались в объятия друг друга и забывали обо всем в безумном порыве желания.

Забывали о том, что за окном мороз, что идет жестокая вой на, пожирающая людей, что совсем скоро на эту войну отправится Борис.

Каждую дарованную им судьбою ночь они проживали как целую жизнь. Они дорожили минутами и часами, проведенными вместе. Ночами, которые они отрывали у войны, не могли позволить себе уснуть. Утром, покачиваясь, едва перемолвившись двумя словами, выпивали по кружке горячего чая и расходились, каждый в своем направлении: Аля – на завод, Борис – в часть. Аля с трудом скрывала темные круги под глазами, используя дефицитную, еще довоенную пудру, отданную ей соседкой, той самой, у которой погибли муж и сын.