Ярослав Туров - По полю мёртвых одуванчиков

• Название: По полю мёртвых одуванчиков
• Автор: Ярослав Туров
• Жанр: Современные любовные романы

Произведения Я. Турова – талантливые, интересные, острые. Автор пишет предельно искренне, и в его искренность веришь. Подростковая и юношеская жизнь, по силе переживаний в личной и интимной сфере не сравнимая ни с одним возрастным этапом взросления человека, описана автором откровенно. А ведь именно она остается вне поля внимания озабоченных добыванием денег родителей и замороченных школьными реформами учителей.

Л. А. Барыкина, редактор изд-ва «Молодая гвардия», член Союза писателей России

---

– А что твой отец говорит на то, что ты тут вискарь хлещешь каждый день?

– Ну, во-первых, ему по барабану, а во-вторых, совсем не каждый. Только по праздникам, – отозвался Прок, разливая «Бэллентайнз» по бокалам.

– И какой сегодня праздник?

– День этого… Ну как его?.. Придумай сам, короче.

Выпили. Потом Прок захотел покурить, и они вышли на балкон. Пока Серёга закуривал, Макс наслаждался открывающимся видом. Во многих окнах горел свет. Внизу под окнами фонари отбрасывали густые тени на асфальт. Где-то в листве стрекотал сверчок.

– Меня вчера Поля послала, – сказал Макс.

– Прям послала?

– Нет. Сказала, нам лучше пока не видеться.

– Значит, послала, – констатировал Прок, выдыхая через нос струю сигаретного дыма. – Я, конечно, в ваши дела не лезу, но завязывал бы ты с этим. Хорош мозги друг другу канифолить.

– Да кто я такой, чтобы ей канифолить мозги? Я для неё – низшая форма жизни, пригодная только для размножения.

– Плохи дела человечества, раз она так считает, – оглядев его, хмыкнул Прок.

– Пошёл в пень, – огрызнулся Макс. – Ты прекрасно знаешь моё отношение к женщинам, мы с тобой со школы знакомы.

– Конечно, знаю. Натуральный садист.

– Вот именно, – кивнул Макс. – Не знаю, откуда это взялось, но для меня любовь всегда была равносильна страданию. Причём страдать должны оба, иначе нет смысла. Она – от сомнений в правильности выбора, я – от невозможности достичь идеала.

– Совсем долбанулись, журналюги, – покачал головой Прок. – Хотя я понимаю, о чём ты. Я вот тоже не могу достичь идеала. И никогда не смогу…

– Перфекционизм для юриста – нормально, – хлопнул его по плечу Макс.

– Это не стремление к совершенству, это навязчивая идея. Или навязанная. Понимаешь, мой отец с детства вдохновлял меня своим примером. К тридцати пяти он уже был партнёром в международной юрфирме и зарабатывал пятьсот «ка» в месяц, просто как процент от сделок. Сейчас он может не работать и ежедневно кидаться пятитысячными купюрами в прохожих, но ему просто гордость не позволяет бросить контору. Он всегда хотел, чтобы я повторил его путь след в след.

– Да, ты поступил на юрфак, как он когда-то, закончил с красным дипломом, стал «ассошиэйтед трейни» или как там это у вас зовётся… Красавчик, что тут скажешь.

– Во-первых, трэйни ассоушиэйт, а во-вторых, не перебивай, – Прок налил ещё виски и выпил. Свет уличных фонарей отражался в его глазах. – Недавно я понял, что очень болен.

– Шта? Есенина перечитал?

– Ты же знаешь, что я из классики знаю только «Му-му». Не, чувак, со здоровьем всё в порядке, это здесь, – Прок бросил окурок с балкона и приложил ладонь к сердцу. – Понимаешь, я сейчас зарабатываю шестьдесят косарей, и мне, в принципе, хватает. Но для отца и моих друзей-яппи этого недостаточно, они уверены, что я могу выжимать больше. Отец говорит, если я буду работать по двенадцать часов в сутки, как он, то через год буду зашибать сто, а через пять лет – триста. Сколько, по-твоему, человеку нужно, чтобы стать счастливым? Пятьсот хватит?

– Не знаю, мне и сорока пока хватает.

– И я не знаю, поэтому не вижу во всём этом смысла. Но кроме денег и работы у меня ничего нет. Даже девушка от меня ушла из-за того, что я допоздна засиживался над этими долбаными договорами и не уделял ей внимания. Самое главное, я иначе просто не могу. Я, как акула, бро, если остановлюсь – утону. Меня ждёт либо много денег плюс посаженная печень, бессонница и одиночество к тридцати, как моего отца, либо… Я даже не знаю, что… Другой жизни я и представить себе не могу. Забавная вещь: мне тут на днях написал наш общий знакомый яппи Антуан, который ещё учился в Нью-Йорке. Он в прошлом месяце выиграл грант на двухлетнее обучение в Тулузе, и знаешь, что он мне сказал?

– Что французские тёлки страшнее американских? – поднял бровь Макс.

– Он сказал: вот ты сейчас пашешь, как Папа Карло, чтобы заработать дофига бабла к тридцати годам, купить себе маленький домик на юге Франции и ничего не делать. А я уже получил дофига бабла, живу в маленьком домике на юге Франции и ничего не делаю, и мне это совсем ничего не стоило. Это были самые ужасные слова, которые я слышал в своей жизни. А ещё страшнее то, что я не могу, как он, просто взять и поехать хрен знает куда изучать хрен знает что, я повязан по рукам и ногам своими обязательствами перед фирмой и отцом. Более того, я не могу этого даже представить! Ну, серьёзно, что я буду делать, если не фигачить допоздна на работе и не бухать по ночам с тёлками?

– Не знаю. Попробуй для разнообразия выращивать цветы, кошку заведи.

– Издеваешься? – Прок докурил одну сигарету и начал следующую.

– Вовсе нет, – отозвался Макс. – Почему бы не попробовать то, что тебе не свойственно? Это очень сильно изменит взгляд на мир.

– Ты сам делал подобное?

– Конечно. Последний раз, когда ездил в отпуск, три дня прожил в землянке с семьёй отшельников.

– Почему я об этом не знаю?

– В таких случаях принято говорить «ты не спрашивал». Но если серьёзно, то это произошло совершенно случайно. У меня есть один знакомый кришнаит Тимофей, который давно это предлагал. Добирались от Москвы чуть меньше суток, а потом ещё долго шли пешком почти без дороги. Я бы при всём желании не смог показать тебе на карте, где это находится. В общем, Тима привёл меня к Платону – он со своей семьёй живёт в землянке на берегу небольшого озера. Мы с Тимофеем провели рядом с ними три дня, и это – одно из самых странных переживаний в моей жизни. Платон – инженер с высшим образованием, до тридцати лет проектировал дома и в свободное время занимался резьбой по дереву, а потом встретил свою жену Ольгу, они вместе купили по дешёвке участок в той страшной глухомани и уехали туда жить. Вокруг – ни одной живой души, до ближайшей трассы – полчаса на машине по бездорожью. Зато природа сказочная. Лиственный лес, берёзовая роща, огромные пастбища, где Платон пасёт своих коров и коз, да ещё и озеро рядом. Сам он под два метра ростом, бородень, как у тебя, ручищи огромные, глаза искрятся, как у святого. Всё в своём маленьком мирке он сделал собственными руками. У берега он соорудил огромную насыпь, так что получилась небольшая бухточка, и его жена каждое утро ходит туда поплавать, как в своём личном бассейне, только с рыбками. Самые маленькие рыбки её не боятся, подплывают и щиплют за ноги, это же что твой пилинг. Ей лет тридцать на вид, она уже давным-давно не пользовалась косметикой, но выглядит, будто только сошла с обложки глянцевого журнала. Я давно не видел такой красивой женщины с такими горящими радостью и мудростью глазами. У Платона с Ольгой трое детей, старшим, мальчику и девочке, уже по пять лет, а самому младшему – полгода. Платон сам принимал роды каждый раз, перерезал пуповину. Дети здоровые, крепкие, бегают босиком по земле и камням, лазают по деревьям, хорошо плавают. Правда, они очень стеснительные и ни разу со мной так и не заговорили, но с родителями болтают охотно. Платон сказал, что специально увёз их подальше от городской суеты и людей, чтобы как можно дольше сохранить в них чистоту и непосредственность.

– А как он собирается их учить потом?

– Его жена по образованию педагог, учитель начальных классов, и начальное образование они дадут им сами, а потом уже придётся решать, что делать дальше, но до этого момента у них ещё лет пять минимум. Живут они в вырытой внутри небольшого холма и обустроенной землянке. Чем-то напоминает домик хоббитов. Зимой топят печку, а летом там приятная прохлада. В планах построить большой дом-мазанку из глины, они уже вырыли под него котлован. Платон себя называет не отшельником, а эко-фермером. У него есть несколько коров и стадо коз, которых он пасёт, а Ольга доит. Из молока делают сыр, творог, ряженку, потом торгуют этим, животных тоже покупают-продают. Неплохо зарабатывают, кстати, на этом. Платон с Ольгой счастливы, хотя их жизнь и трудна – непросто вдвоём управляться с таким хозяйством, да ещё и детей воспитывать. Но они по-настоящему счастливы. Когда я видел, как Платон смотрит на Ольгу, страшно завидовал.

– Почему?

– Потому что никого не смогу полюбить с такой силой, никогда не буду готов пожертвовать для него всем, особенно жизнью. Для этого нужна духовная сила, а во мне её нет и взять негде.

– И что, у тебя открылся третий глаз после того, как пожил с хоббитами?

– Я люблю сарказм, но в данном случае говорю совершенно серьёзно, – Макс отхлебнул виски, глядя, как гаснут один за другим городские огни. – Когда видишь, как живут другие люди, совсем иначе начинаешь смотреть на то, что на самом деле важно в этом мире. Как-то утром, когда Платон с Ольгой ушли работать, мы с Тимофеем сидели на насыпи у пруда и смотрели на рыбок. Вокруг кружили всякие насекомые, и Тимофей вот так вытянул руку вперёд, и на неё сел майский жук. Он дал мне рассмотреть его близко-близко – как тот перебирает лапками, ползая по руке, как отливают радугой на его хитиновом панцире лучики солнца. Потом жук расправил крылышки и улетел, и Тима мне сказал, показав на озеро и заросли по берегам: гляди, Макс, это же целый мир, тут сейчас происходит чуть ли не больше, чем во всей Москве! А я ответил: знаешь, Тим, может, конечно, полёт жука и рост травы отражают суть бытия, но есть на свете вещи и поважнее. Когда на твоих глазах цивилизации обмениваются ударами, вершится история, философия отходит на второй план. Тогда как раз перед отпуском началась вся эта бодяга с санкциями ЕС и нашим овощным эмбарго, ну, ты помнишь. Сейчас я, наверное, так бы уже не сказал…