Татьяна Вильданова - Парадокс параллельных прямых. Книга третья

• Название: Парадокс параллельных прямых. Книга третья
• Автор: Татьяна Вильданова
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Звезды как маяки, к которым невозможно не стремиться, мечта, которая не может оказаться смертельно опасной. Но именно оттуда, со звезд пришла самая большая война – ящик Пандоры, который однажды открыло любознательное человечество. На Земле произошло несколько войн, и после ряда мутаций у людей развились некоторые специфические ментальные способности: гипноз, телекинез, предвидение.

Этьена, разведчик, дальнобойщик, неуловимая и загадочная, дочь капитана корабля пытается приподнять покровы тайн, рискуя кардинально изменить историю Земли. Одна из лучших исследователей в выпуске Академии, за короткий срок она успела наделать рекордное количество ошибок. Нужно быть предельно незаметным, но она слишком не похожа на других.

Чтобы спасти Жана когда-то, она вынесла «диагност» из лаборатории, а сейчас, сквозь двадцать тысяч лет обозримой истории, из 1943 он пытается спасать ее в 1488 году. Здесь она – шевалье Этьен де Шанезе, а Хенк, историк-исследователь, одержимый историей древней Земли – барон Гонкур. Но этот спектральный рисунок не принадлежит Хенку. Приступ темпоральной шизофрении или чей-то ментальный контроль, но с Карлосом точно что-то произошло. И разобраться в этом смогут только в Центре… Где Карлос сам никогда не появится. Никто ничего не знает о личной жизни Карлоса, словно он сам пришел в Академию через Капсулу времени, но и он не знает о способностях Этьены к телепортированию. И есть еще другая информация, которую не может знать Доре.

Жизнь героев, насыщенная историей во всех нюансах повествования и наполненная приключениями, продолжается.

---

– Чтоб тебя! – не удержался мужчина.

«Как же я об неё не ударился? – удивился он, – я же поднимал руку. Да что там руку! Я же абсолютно определенно нащупал угол. – секундой позже сообразил мужчина, – здесь должен быть коридор…»

«Господи!» – Жан замер и в немом изумлении уставился на свою руку, точнее, на торчащую из стены кисть, держащую спичку.

Иногда, в минуты крайнего душевного потрясения, человек перестает воспринимать себя как себя, а видит и воспринимает себя, как чужого, постороннего ему человека. Вот именно такой посторонний человек стоял сейчас перед монолитной известняковой стеной с наполовину обрубленным предплечьем и торчащей из стены кистью, в судорожно сжатых пальцах которой громко трещала спичка.

– Нет!

Он шарахнулся назад, прижал к груди выхваченную из камня руку.

Спичка погасла.

«Черт с ней, со спичкой!»

Оказавшись в темноте, Доре поспешно ощупал руку и облегченно перевел дух.

«Дурак – я! – теперь всё казалось настолько очевидным, что он даже скривился от своей минутной недогадливости, – это же дверь! Вход в капсулу времени, который открыт для меня… сам же искал, а, найдя, чуть не помер от страха. Герой! Спасибо, хоть никто моего позора не видел».

Успокоившись, он зажег ещё одну спичку и тщательно обследовал стену. Внутри примерно двухметрового овала сплошная поверхность известняка, действительно, не оказывала никакого сопротивления, как сквозь воздух, пропуская сквозь себя его пальцы.

«А что ещё можно было ожидать? – рука, держащая спичку, нервно вздрогнула, отчего тень за его спиной испуганно колыхнулась, – так и должно было быть… в капсулу надо как-то попадать…входить…если здесь дверь, то капсула должна быть там, – глаза панически заметались по абсолютно реальной, грязновато-серой поверхности стены, – капсула настроена на меня… один раз я уже был там, значит, могу попытаться ещё раз. – не отдавая себе отчета, что он тянет время, Жан зажег ещё одну спичку, – я уже сунул туда руку, и ничего не случилось. Значит, я могу туда попасть… если я не прав.»

Доре зажмурился и шагнул.

2

Взрыв, удар, вспышка света. Он и сам не знал, что должно было произойти.

Не произошло ничего.

И в то же время что-то разительно изменилось.

«Запах, – не разжимая век, втянул носом воздух мужчина, – запах другой».

Воздух пах… ничем. Ни затхлости, ни горьковатого привкуса плесени, ни едкого духа влажного известняка.

Абсолютно стерильный, безликий воздух.

Жан осторожно приоткрыл веки.

Перед ослепшими от яркого света глазами расплылось уже знакомое зеркало дисплея, дугообразный пульт, вертящееся кресло, кушетка.

Дождавшись, пока глаза привыкнут к освещению капсулы, Жан подошел к креслу, нерешительно постоял рядом, потом вернулся к кушетке и сел, напряженно подогнув под себя ноги.

Тишина. Такая, какой не бывает больше нигде ни на, ни под землей.

«Интересно, а где, всё-таки, всё это находится? – тогда, в первый раз, объяснения Этьены показались настолько неправдоподобными, что почти не затронули его сознание, – надо было слушать внимательно, – всё ещё рассматривая дисплей, запоздало укорил себя Доре, – хотя, честно говоря, только математических выкладок мне тогда и не хватало».

На самом деле, вполне понятно, что он мало что тогда понял.

Он и капсулы-то тогда не рассмотрел как следует.

Нет, сглупил он не тогда, а позже, когда в течение почти трех месяцев так и не удосужился расспросить подробнее. Сначала, подавленный окружающей его обстановкой, самим сознанием того, что дышит воздухом столетней давности.

Затем пониманием того, что изо дня в день живет в этом, давно исчезнувшем для него, мире. Таком реальном и в то же время настолько похожем на декорацию спектакля, что порою у него создавалось впечатление, что, свернув за угол улицы, или открыв дверь комнаты, он внезапно окажется за кулисами. Даже смерть в этом мире казалась ему не более реальной, чем любая театральная смерть, когда герой или героиня более или менее натурально умирали на сцене, дожидались закрытия занавеса, после чего вставали и начинали отряхиваться, готовясь выходить на поклоны.

Нереальным казалось всё.

Всё, кроме его ревности. Уж она-то была обжигающе реальной. Если бы не ревность, не было бы ни этой дурацкой дуэли, ни ссоры. Ничего бы не было. Лошади Кармедека благополучно пролетели бы мимо, выскочили бы либо на Риволи, либо пронеслись дальше между церковью и Лувром к набережной.

В любом случае, ни его, ни Этьену это бы никак не коснулось.

Только сейчас, сидя на плотной (ни жесткой, ни мягкой, а именно упруго плотной, идеально подлаженной под его рост и объем) кушетке, Жан понял, что каждый раз, когда Этьена пропускала те самые дамские чаепития, на которые она якобы шла, она приходила сюда.

В то время, когда он полагал, что женщина, которую окружающие считали его женой, катается в коляске своего любовника, она сидела здесь. В этом кресле, за этим пультом.

Или выходила в другое время… возможно, встречалась с каким-то другим, более интересным для неё человеком.

Не замечая, что пускается по привычному кругу, Жан мысленно попытался представить себе его. Лицо, фигуру…

Сейчас он уже почти не сомневался, что Этьена жива. Просто тот, в отличие от него, бестолково протаптывающего ковер, пришел и забрал её с собой.

Теперь он видел, что вся история с похищением с самого начала была чушью. Глупой, бездарной выдумкой, за которую он схватился, чтобы скрыть от себя единственную, самую очевидную причину её исчезновения. Причину, благодаря которой тот человек не только знал, где она находится, но и мог следить за её состоянием.

Она лгала. Да, теперь для него было абсолютно ясно, что она лгала ему. Она скрыла от него местонахождение капсулы, свои отлучки, свои встречи. Возможно (разыгравшееся воображение несколько притормозило на расплывчатом пятне вместо лица, а затем понеслось дальше), когда она не пришла на встречу, он пришел сюда сам. Пришел, настолько уверенный в своем превосходстве над окружающими, что, увозя Этьену, даже не удосужился предупредить его самого.

«А чего я ждал? – не замечая, что начинает люто ненавидеть своего неизвестного (а возможно, и не существующего) соперника, с остервенением подумал Доре, – что он представится, сядет в кресло и доложит мне подробный план своих действий? Плевать ему на меня!»

Да, ревность была реальной.

Ревность и капсула времени, непритязательная утилитарность и абсолютная чуждость которой буквально потрясали душу.

«Я не имею права находиться здесь! – Жану вдруг показалось, что ещё мгновение и пространство капсулы начнет съеживаться, – для меня здесь нет места! – внезапно ему показалось, что по стенам прошла волнообразная дрожь (возможно, именно так колеблются стенки желудка, настраиваясь на переваривание попавшей внутрь пищи), – я!..»

Слепой инстинкт сорвал его прочь с кушетки и швырнул в центр капсулы.

Уже не владея собой, Жан вцепился руками в спинку операторского кресла и диким взглядом зашарил по одинаково ровным, бледно-серым стенам. Если бы он нашел выход, то выскочил бы отсюда прочь. Если бы только нашел!

Выхода не было.

«Когда я вошел, то сразу увидел дисплей», – уже не соображая, что он делает, мужчина оторвал ладони от кресла, развернулся спиной к дисплею и швырнул своё тело на стену.

На твердую и непроницаемую… абсолютно непроницаемую стену!

Удар был настолько жестким, что на несколько секунд вымел из головы всё!

Затем пришла боль. Первой заболела скула, затем вся левая сторона лица, шея и ладони.

«Не прошел, – обессилив от удара, Жан тупо пошевелил пальцами, – и не мог пройти. Дурак и паникер. Если не сказать, что трус, – теперь, всё ещё прижимаясь всем телом в поверхности, он вспомнил, даже не вспомнил, а мысленно прокрутил перед собой всю процедуру выхода во время, которую, не вдаваясь в подробности, провела тогда Этьена, – кажется, я понял».

Глупо стоять, прижимаясь телом к стене. Ещё более глупо, чем пытаться выскочить сквозь неё наружу.

«Хорошо, что успел повернуть голову, – отлипая от стены, отчужденно подумал Доре, – иначе мог бы сломать нос… или разбить губы. Шлепал бы ими, как оладьями».

Капсула всё ещё качалась, но теперь качка уже не вызывала такой паники.

Жан приноровился, попал в такт качания и в подходящий момент перекинул себя обратно на кушетку.

«Кажется, я понял… – сиденье мягко спружинило, отчего всё вокруг закачалось ещё больше, – это же так просто, – стараясь не смотреть на стены, он сосредоточил взгляд на своих ботинках, – меня просто повело от избытка кислорода. В подвальном воздухе его было меньше, здесь больше, вот меня и закачало как от выпивки… паникер несчастный!»

Жан оперся спиной о стену, вытянул ноги и прикрыл глаза. Скула ещё продолжала ныть. Левое плечо, принявшее на себя основную силу удара, тоже. И коленка.