Мария Каменецкая - Сахар на дне чашки. Повесть, рассказы

• Название: Сахар на дне чашки. Повесть, рассказы
• Автор: Мария Каменецкая
• Жанр: Русское современное

В дебютный сборник вошли тексты, написанные в разные годы: как впечатление от длинных дальних путешествий, как отклик на наблюдения за жизнью и как попытка увидеть себя.

Несмотря на пеструю стилистику текстов, включенных в сборник, их объединяет образ человека, который потерялся, заблудился, забыл (временно или насовсем) дорогу к дому, волей-неволей оставшись наедине с миром.

---

– Где дед?

– Старый сыч никогда не любил веселья, – пожаловалась бабушка, наливая очередную стопку.

– Не налегай особо-то, – крикнул Денис уже из коридора; он пошел проведать деда.

Наряженный в белую рубашку и черные брюки со стрелками, дед лежал на диване, закрыв лицо полотенцем, и постанывал. Увидев Дениса, он приподнял голову:

– Дениска, ты? Посмотри, как бабушка меня нарядила – идеальный покойник.

– Где болит, дед? – спросил Денис, не глядя вытащив из ящика тонометр.

– Грудь давит. Не вздохнуть. Рук не чувствую.

– Надо врача.

– Когда приходит час, ты просто чувствуешь, – молвил дед, отворачиваясь к стенке.

– Дедуля, ну дедуля, ну какой час…

Всякий раз, когда Денису приходилось вызывать скорую, он нервничал. Он знал и помнил, что предсмертная болтовня обычно заканчивалась таблеткой валидола, чаем с лимоном и прогулкой вокруг дома, но кто мог знать наверняка, что именно сегодня у деда не сдавило грудь взаправду. По-настоящему.

Денис вышел в коридор, цыкнул на женщин: «Деду плохо!», набрал 03.

Из состояния буйной радости гостьи, не вздохнув, перескочили в тревожный переполох. Бабушка забегала – из кухни к деду и обратно: компресс, вода, градусник, грелка, лед… Все, что можно. Лишь бы не с пустыми руками.

Одна из захмелевших гостий заплакала, вспомнив, что ее вдовству всего пять лет, а еще две стали ее успокаивать. Четвертая кричала: «Нужна помощь?! Нужна помощь?!». Пятая отыскала свой шарфик и свои туфельки и тихо засобиралась домой.

Когда приехала «Скорая», дед сидел на диване и ел суп. Бабушка сидела рядом и гладила его по коленке. Врачи сказали, что лучше бы дед их научил, как пить паленую водку и не сдохнуть.

– Ласковое слово и старику приятно, – дед подмигнул Денису, – Внимание-то всем нужно.

Денис ответил: «Идите спать», – и под стариковский храп и какую-то комедию, мыл посуду, убирал с пола крошки, огрызки и чесночную кожуру.

Дома у Ланы играли в «Монополию». Все: мама, папа и бабушка – сидели за столом в гостиной и играли в «Монополию». Мама нарезала сыра и яблок, открыла оливки, поставила графин с морсом.

– Пять, шесть.. йес! – папа сделал ход, – Железная дорога моя! Ну все, взвинчу цены – мало не покажется.

Женщины посмеялись шутке. Бабушка сказала, что пенсионерам полагаются скидки. Опять посмеялись.

– Дочур, присоединяйся! – пригласила мама.

– Э! Какое! Игра в разгаре. Не пущу, – шутливо пригрозил папа.

– Да все хорошо, я уже наигралась, – тихо сказала Лана.

Лана была по-прежнему пьяна, только теперь еще голова разболелась. Она мечтала добраться до ванной, а потом до кроватки так, чтобы ее не заставили вести беседы и не уличили в пьянстве.

– Мы по тебе скучали! – крикнула мама, но скорее из вежливости, чем из спонтанного чувства: сейчас она была увлечена строительством отелей, не до дочери.

Сполоснув лицо и почистив зубы, Лана тихонько легла в кровать и решила не шевелиться, пока в голове не перестанут кружить вертолетики.

Через полчаса, а может, под утро, когда Лана только-только проваливаться в нормальный сон, возникла мама:

– Дочуронька, как насчет поболтать?

Лана зарылась в подушку. Мама погладила лоб, волосы:

– Что-то ты мокренькая, дочуронька.

Утром Лана обнаружила записку от мамы: «В пятницу идем в гости к тете Люсе. Будет ее Коля (!) Очень хороший, перспективный юноша (!!). Надо поболтать».

А Таня домой не поехала. Ей там нечего было делать.

Февраль

На перекрестке двух сонных улиц всю зиму простояла, прибитая грязью и льдом, вжатая в землю, машина. Пока ночь была длиннее дня, машина потихоньку темнела. Под зимним ледяным дождем, ветрами, моросью и раз-другой под тихим снегом, машина усыхала и съезжала набок. В новогодние праздники безвозвратно исчезли два колеса.

С тех пор, как под окнами появился автомобиль, Таня выдумала с десяток историй о его потерянном владельце; историй в духе дневных ток-шоу – то дерзко неправдоподобных, то безнадежно трагичных. Она свыклась с автомобилем, как со своей желтой кружкой, подарком матери на день рождения (как можно было всерьез подарить кружку на 19-летие родной дочери – другой вопрос), как с бокалами и пепельными блюдцами, бултыхающимися с вечера в раковине, как с утренним запахом – запахом сырости, пропитавшим кухню.

Где-то к середине февраля, когда началось стремительное, будто бы окончательное, таяние снега, у забытого автомобиля остановился эвакуатор с треугольной наклейкой на корпусе: «Не жди – утилизируй!». Из эвакуатора выпрыгнули двое, приветственно похлопали машину по капоту.

Двое за окном разговаривали. Один по-хозяйски ходил вокруг машины, дергал зеркала, щупал колеса. Второй размахивал руками, как будто кого-то подзывал, оглядывался и шебуршал взглядом по соседним окнам, где каждые несколько секунд мигало спросонья чье-то новое утро. Посовещавшись или поспорив, мужики загрузили-таки сироту на свой эвакуатор, погромыхали и отчалили. На земле осталось темное, глубокое пятно.

Было это ранним утром. Таня стояла у окна, чаем запивала бутерброд с сыром, но без масла. Масло кончилось неделю назад, всё забывали купить…

Дозавтракав, Таня кинет чашку в раковину, расчешет волосы – пальцами, расческа где-то в сумке, лень искать – наденет синюю в белую полоску куртку, которая и на теплую зиму, и на весну. В прикрытую дверь одной из двух комнат, где спит мама, Таня скажет: «Пока». Мама проснется только к Таниной третьей паре: она была у соседки; вернулась, пропитанная пивным и соленым (Тане казалось, что мужским) запахом.

Таня запрёт дверь на два оборота и поедет в институт. А после института – на Обводный канал, к горчичному дому.

Она будет смотреть на четвертый этаж, квартира с окнами на воду. Второе справа – спальня, где гладкое бордовое покрывало на кровати и тяжелый запах духов. Третье окна справа – кабинет, там прекрасный бардак из бумаг и книг, пятна от чашек на столе и копченый от уличной гари подоконник. «Надо поработать. Не могу работать в тишине», – говорил Танин возлюбленный и открывал форточку.

А когда темнота города накроет собой темноту воды, Танино сердце допрыгнет до горла: ведь слияние темноты с темнотой – то же самое, что происходит между людьми.

Апрель

От Адмиралтейства до Загородного – три моста. Три канала. Таня хотела пройтись одна.

– Зая, все окей? – пытала Лана, когда Таня щелкнула очередной банкой коктейля и, чтобы не пролить ни капли, сделала большой глоток.

– Да все окей, хочу прогуляться, – сказала Таня и кивнула в сторону ТЮЗа, – Оттуда до дома по прямой.

После лекций Лана, Таня и Лиза потащились делать бесплатные прически – рекламная акция в новой парикмахерской, перепали приглашения. Лизке сделали косую челку, Лане подравняли концы, Таниными волосами остались недовольны и сотворили пышненькое нечто по уши.

– Ты из-за этой дуры расстроилась, что ли? Брось ты, у тебя чудные волосики, – не отставала Лана.

– Да мне все равно вообще, – ответила Таня. – Говорю – хочу пройтись. Просто.

– Может, погуляем еще? Кофе попьем.

– Да не, мать ждет. Обещала с ней вместе поужинать.

Лана удивилась: Таня никогда не ужинала с мамой и почти никогда в разговорах о ней не вспоминала, – но удивления не выдала, это было бы невежливо.

– Давай я с тобой до Садовой? – предложила Лиза, – Хочу проверить: будут смотреть на мою чёлку или нет.

– Только молча, – неожиданно согласилась Таня, – Проверяй, только молча.

Лиза радостно закивала. Лана сказала «ну ладно, чмоки-чмоки» и пошла к «Адмиралтейской», не сообразив, что Тане и от «Адмиралтейской» до дома по прямой.

Пять остановок, пересадка, еще остановка – все это время Лана спорила со своей обидой на угрюмую Таньку, которая молчит и ничего не говорит. «Какие у нее могут быть секреты от меня,… ну не будь маленькой, Ланочка», – думала Лана под стук колес, прекрасно зная, что у Тани есть от нее секреты, есть! И обиднее всего было то, что Лана даже пошла бы на свидание с очередным женихом, подосланным мамой, лишь бы их узнать.

Выйдя из метро, Лана зашла кинуть денег на телефон, и случилось так, что в один миг она забыла и про Таню, и про секреты, и про обиды. Мужчина в голубой рубашке и черной служебной жилетке и с бейджиком «Дмитрий. Консультант» улыбнулся Лане.

– Договорились же – молча, – буркнула Таня, когда Лиза принялась вещать о том, что, похоже, ее чёлка не пользуется тем успехом, на который она рассчитывала.

Потом смягчилась – это ж Лизка.

– Просто уже поздно, парней мало на улице, – добавила она.

– Мне кажется, я не умею любить, – ни с того, ни с сего сказала Лиза, – Но у меня как: то одного полюблю, то другого, то пятого-десятого. Со страстью, конечно, влюбляюсь, все дела, но хочется-то, ну не знаю, на одного человека запасть, как-то определиться.