Леонид Попов - Добро и зло в этической психологии личности

• Название: Добро и зло в этической психологии личности
• Автор: Леонид Попов
• Жанр: Психология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9270-0128-6

Добро и зло – центральные категории этической психологии личности, формирующейся отрасли психологии. В монографии определен предмет исследования, описаны экспериментальные методы получения данных, полюсные характеристики этической составляющей субъекта: духовность и циничность. Представлена технология преодоления бездуховности.

Книга адресована психологам, философам, социологам, культурологам, преподавателям, аспирантам и студентам психологических и философских специальностей, а также всем, кому интересна проблематика этической психологии.

---

Исходя из сказанного Э. Фроммом и К. Хорни, следует считать: добро в человеке есть предпосылка и результат его нормального развития. Подобная точка зрения получила развитие у представителей гуманистического направления в психологии А. Маслоу [126] и К. Роджерса [181]. Они в качестве основной модели приняли человека, который по своей природе изначально хорош, имеет заложенные потенциальные возможности для позитивного роста. Разрушительные силы в человеке признаются при этом не врожденными, а возникающими в результате фрустрации или неудовлетворения основных потребностей.

М. Люшер связывает основные этические нормы (справедливость, отзывчивость, ответственность, терпимость, искренность, благожелательность) с символикой цветов, отмечая определенное соответствие их десяти библейским заповедям. Существенно, что он рассматривает основные социально-этические нормы как проекцию отношения к себе. Этические нормы как социальные, т. е. нормы по отношению к другим, он выводит с помощью категорического императива из «личных норм», «Я-норм», относящихся к нормальному, неискаженному самовосприятию [121].

К. Гиллиган провела экспериментальное исследование связи между суждением и действием в ситуации морального конфликта [50]. В философии и психологии в силу объективных причин веками была представлена в основном мужская точка зрения. К. Гиллиган же попыталась выявить, в чем состоит различие в моральном развитии мужчин и женщин, и пришла к убеждению, что и Ж. Пиаже, и Л. Кольберг, изучавшие в основном нравственное развитие мальчиков, неправомерно распространили свои выводы на другую половину человечества. По мнению К. Гиллиган, мужчины в своем моральном развитии идут по пути морали прав и долга, женщины же – по пути морали ответственности, обязанностей и сострадания. «Мораль прав отличается от морали ответственности скорее акцентом на обособлении, чем на единении…» [50, с. 367]. Тем самым Гиллиган по-своему снимает противоречие между собственными интересами и поступком в пользу другого человека: «Для женщин моральная проблема рождается скорее из столкновения обязанностей, чем из конкуренции прав», «Эта концепция морали, связанная с проявлением заботы, сосредоточивает моральное развитие вокруг понимания ответственности и взаимосвязей точно так же, как концепция морали справедливости связывает моральное развитие с пониманием прав и норм» [50, с. 300].

Но является ли понимание добра в человеке как способности сострадания в соответствии со специфически женской моралью или же это общечеловеческое свойство? Вспомним, что сходную теорию высказал А. Шопенгауэр. Не будет ли более правомерным говорить не только о двух различных точках зрения – мужской и женской, а скорее о двух взаимосвязанных сторонах одного явления? Эксперимент, проведенный в США в 60–80-х годах рядом исследователей, обнаружил следующий факт: альтруизм возрастает не только тогда, когда человек совершает плохой поступок и потом мучается угрызениями совести, но и в тех случаях, когда он наблюдает несправедливость мира, испытывая сострадание к кому-либо [115]. Особо хочется отметить, что в описываемых В. А. Лефевром экспериментах Дж. Ригана доброе дело испытуемых было совершено в другой ситуации и по отношению к третьему лицу, не имеющему отношения к «несчастному случаю» и «потерпевшим» [115, с. 37].

За рубежом осуществлены и другие экспериментальные исследования проблемы альтруизма, в частности, работы М. Гарриса, В. Латане, Ф. Шнейдера, Д. Аронфрида и др. В них, как правило, рассматриваются отдельные конкретные факторы, влияющие на проявление альтруизма в поведении. В большинстве этих работ доброе дело понимается как нечто, наносящее ущерб собственным интересам личности и совершаемое человеком с целью избежания душевного дискомфорта [215, с. 57–58]. Результаты экспериментов показывают, что большое влияние, как на испытуемых, так и на исследователей оказывают господствующая идеология и моральные установки, распространенные в обществе.

Обращаясь к отечественной науке, приходится признать: тут еще меньше авторов, сумевших преодолеть влияние идеологии и внесших свой вклад в разработку проблемы добра и зла на общечеловеческом уровне. Во многих работах фигурирует определение к словам «мораль» и «этика» – «коммунистическая мораль», «коллективистская этика» и т. д. Понятия «добро» и «зло» были исключены из тезауруса отечественных психологов как имеющие непосредственное отношение к буржуазному идеализму и религии. Поэтому тема ДЗ в отечественной психологической науке изучена недостаточно. Необходимо упомянуть фундаментальные работы С. Л. Рубинштейна [184, 186 и др. ], некоторые эксперименты в этом направлении А. Н. Леонтьева [112], работы более позднего периода Б. С. Братуся [34, 31, 36], В. Э. Чудновского [215], И. Н. Михеевой [133], В. В. Знакова [86], И. Ф. Клименко [97], В. А. Пономаренко [157] и др.

Среди теоретических работ в области этических проблем психологии особо значимы труды С. Л. Рубинштейна, он определяет человека прежде всего как «этического субъекта», проявляющего себя в отношении к другим людям как субъектам, подчеркивает мысль, что «добро и зло выявляются только через отношение одной личности к другой», что «этическое деяние существует только в отношении к человеку как личности, отношение к вещам есть лишь действие.» [184, с. 252–253]. По мнению С. Л. Рубинштейна, добро и зло являются не структурными компонентами, а «функциональными характеристиками» личности, которые проявляются в конкретных отношениях и действиях, направленных на другую личность. Такой подход привлекателен для нас тем, что он снимает вопрос о «врожденности» или «приобретенности» добра и зла, «заданности» или «незаданности» их взаимного соотношения в человеке. Опираясь на идеи С. Л. Рубинштейна, мы можем говорить о врожденности или приобретенности тех или иных качеств и свойств личности, в каждый момент времени и в основном, в большинстве случаев – в отношении человека к другим людям. Вероятно, стоит добавить – к себе и к окружающему миру. Лишь условно можно говорить о преобладании «доброго» либо «злого» начала в человеке, так как эта совокупность свойств или качеств личности в большинстве случаев проявляется либо той, либо иной стороной в отношении к другим людям, живому миру и к себе. Что касается врожденности или приобретенности свойств или качеств личности, определяющих преобладание доброго или злого начала в отношениях или действиях человека, то уже существуют достаточно обоснованные суждения, какие из них в основном врожденные, а какие зависят от условий жизни, процесса воспитания и приобретаются в течение жизни. В частности, большинство исследователей признают, что ценностные ориентации приобретаются в течение жизни, акцентуации характера имеют двойственную природу, а предрасположенность к некоторым дурным привычкам, разрушающим личность, во многом задана генетически.

Становление человека осуществляется путем его самоопределения как этического субъекта. С. Л. Рубинштейн обращает внимание на два типа нравственности, связанные с двумя основными способами существования человека и его отношением к жизни: «нравственность как естественное, природное состояние человека», «как неведение зла» и нравственность на основе рефлексии, сознания, философского осмысления жизни [184, с. 351–352]. Этот подход важен тем, что здесь мы в какой-то степени видим разрешение противоречий: между моралью установленного кем-либо долга и права и моралью личной ответственности, обязанностей, между всеобщностью моральных норм и их ситуативностью, т. е. противоречий между подходами И. Канта и А. Шопенгауэра, бихевиоризма и гуманистической психологии.

С. Л. Рубинштейн приходит к следующему выводу: если первый тип морали ориентирован на нормы непосредственного окружения и разрушается в ситуации, выходящей за привычные жизненные рамки, то второй тип приобретает характер общего суждения о жизни и отношения к ней. «С этого момента, собственно, и встает проблема ответственности человека в моральном плане, ответственности за все содеянное и все упущенное» [184, с. 352].

Таким образом, мы можем заключить, что первый тип морали абсолютен и всеобщ с точки зрения установок, однозначно влияющих на поведение человека в любой знакомой ситуации, но относителен и изменчив за пределами привычного жизненного круга. Второй же тип морали относителен в том смысле, что учитывает особенности каждой ситуации, не имеет жестких рамок стандарта, но абсолютен в своей основе – сознательно-нравственном общем подходе к жизни. Каким же типом морали обладает человек в действительности – это может зависеть от многих факторов, отмеченных исследователями-экспериментаторами (возраста, пола, уровня образования, принадлежности к определенной субкультуре и т. д.), и связано с уровнем развития личности.

Результаты эксперимента, осуществленного А. Н. Леонтьевым и его сотрудниками, дают возможность проанализировать зарождение нравственного начала в ребенке, которое происходит в процессе переживаний [112].