К. Аннэр - Кружево неприкаянных

• Название: Кружево неприкаянных
• Автор: К. Аннэр
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9551-0723-3

«В каждой стране, в любую эпоху всегда есть сильные, смелые, мудрые люди, неподвластные обыденности и устремленные к иным горизонтам, которые всей своей жизнью, личным примером указывали остальным цель и путь, придавали смысл жизни и бытию…»

Но всегда!

Отшельники, рыцари, короли, мудрецы, святые… поэты, философы… люди «беспокойного присутствия», часто становятся чудаками в «глазах других людей» и неприкаянными странниками в родном отечестве, поскольку «нет пророков» в нём…

Составитель издания

---

Дом построили, когда ей было чуть больше шести лет. Всё сделали за один месяц. Как-то летом, примерно во второй половине июня, пришли мужики из их деревни и несколько из соседней и стали топорами тюкать брёвна, которые были завезены ещё зимой. Отец за день до этого обошёл со всей семьёй место и показал на четыре здоровых камня, на которых, как он сказал, они скоро будут жить. Надя уставилась на один, потом тронула пальчиком камень и тихо спросила у мамы: «Как же нам тут поместиться»? Мама засмеялась и сказала, что скоро она сама увидит.

Мужики тюкали и тюкали день за днём, потом папа с мамой и детьми съездили на болото и надёргали целый воз мха, а потом вдруг появился дом. Сколько дней мужики работали, столько дней мама, мамина сестра и некоторые соседские женщины готовили угощенья. В это же время в деревне жили приезжие из Петербурга, которые ходили по деревенским домам и расспрашивали о том кто как живёт, покупали посуду, одежду. Они и к ним приходили, наблюдали за работой мужиков, просили женщин песни спеть, пробовали угощенья, раздавали детям сладости, а мужикам водку. Папа ругался и прогонял их, потому что мужики после выпивки уже топорами не тюкали и бревна не ворочали. А как-то раз он одного городского «прохфессора» крепко поколотил, а тот поначалу стал жаловаться деревенскому начальству, но когда ему втолковали в чём было дело, почему Надин папа так рассердился на него, то он долго всячески извинялся.

Поскольку женщины в деревне под широкими длинными юбками не носили нижнего белья, то есть трусов, то могли справить малую нужду просто расставив ноги и слегка присев. Конечно же, не прямо на дороге, в общем идёт Надина мама на речку полоскать бельё, а по пути как раз и решила в сторонку отойти. А в тот момент откуда-то появился «прохфессор» и стал расспрашивать маму о чём-то. Мама отворачивается от него, а

он заходит так, чтобы видеть её лицо, мама снова отворачивается, а он вежливо, но настойчиво продолжает спрашивать. Хоть и далеко, но деревенские мужики видят, хохочут и пальцем тычут, а «прохфессор» не понимает, почему мама отворачивается и продолжает что-то ей втолковывать. Тогда папа подбежал и врезал ему пару раз – не лезь к моей бабе, а тот «с катушек долой».

Глядя на светлозеленоватую безголовую стеклянную утку тётя Надя рассказала эту историю Еле, и Еля вдруг засмеялась, потом приподнялась на локтях, потом села на кровати… оглядела комнату, посмотрела на тётю Надю, грустно улыбнулась и встала на ноги.

– Это, похоже, не для нас, а для мужиков, – сказала тётя Надя и спрятала утку в сумку.

Через неделю Еля снова пошла в школу.

Ежемесячная печаль прошла, но «арена» осталась. Поначалу Еля воспринимала происходящее на «арене» как шарады и пыталась понять их тайный смысл, но всегда получалось, подобно первому появлению «арены» – Еля видела и понимала то, что хотела видеть и понимать, но истинное значение как будто ускользало.

Однажды на ней кружился паренёк в чудной одежде – как дервиш или как заворожённый скопец медленно и неуклонно вращался он в самозабвенном танце и все кисточки, тряпочки, звериные хвостики и лапки, составляющие элементы его одежды, кружились вслед за ним, сливаясь в странную фигуру, увенчанную массивной широкой шапкой отороченной пышной меховой шкурой лисы. И вдруг он остановился с широко раскинутыми руками, как бы обнимая ими всё пространство перед собой, и Еля почувствовала тепло этого объятья, и ей всё стало ясно и понятно – ни разгадывать, ни выдумывать ничего не надо. это как воздух, как дерево за окном, как облака, как зелёная трава летом, как снег зимой, как крики чаек, как… всё, что приходит и уходит без слов. И тогда же она поняла: не надо ни обсуждать, ни рассказывать кому-то, когда-то всё произойдёт само собой – придут и те, у кого надо узнать и те, кому надо сказать.

Кто имеет ухо, да слышит,

И слышавший да скажет прииди!

И жаждуший пусть приходит,

и желающий пусть берет воду жизни даром.

Трасса

Скорость всё ниже, машин всё больше…

Павел первым оценил обстановку:

– Судя по всему, приехали…

– Да, похоже, так…

И вдруг оглушительный рёв автомобильного сигнала!!!!!!!

– Блядь, прости Господи! – заорал Стайк, – каждый раз сам пугаюсь! Кнопка сигнала такая нежная – чуть заденешь и…!

– Гром небесный! Архангелы поют! Поп матерится!

– Да какие, нахрен, архангелы… кто-то в автосервисе решил сделать батюшке приятное – поставил это чудище – не то сирена, не то спецсигнал, не то…

– Глас Господен!

– Да уж… оччччччень специфично!

Их догоняет джип, который некоторое время назад стоял на дороге… вот они поравнялись… о. Геннадий приветливо машет рукой… На этот раз его заметили. И женщина, и мужчина за рулём… Мужчина берет в руки мобильник, показывает его о. Геннадию и приглашает того поговорить… Звонок… мелодия псалма «Свят, свят Савооф». О. Геннадий достаёт телефон…

– Здравствуйте святой отец.

– Спаси Боже!

– Надеюсь, больше некому. Кажется, мы с Вами застряли.

О. Геннадий крестится. Павел с интересом наблюдает за их разговором, ему виден и тот и другой.

– Вот, отец Геннадий, едем в «Зенту» затариваться на предстоящие праздники, можно бы и просто все заказать, но я люблю лично присутствовать, да и вообще…

– А мы с художником, Павел его зовут, едем в город в ГИОП, храм наш ведь под охраной государства…

– А в храме была какая-то уникальная роспись?

– Нет, обычная роспись даже не фрески.

– А зачем тогда в ГИОП с художником, впрочем, извините, это я по привычке во всё свой нос совать.

– Нормально.

– Смотрю, долго нам тут торчать придётся, но мы, пожалуй, пойдём своим путём. Приходите в гости отец Геннадий, а может и вы с нами шопинг совершите?

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, с благодарностью приму приглашение…

– Ну, успехов вам, мы поехали.

– Спаси Господи…

О. Геннадий отключает телефон. Пытается понять куда собрался ехать его собеседник… везде машины, от левого ряда до правого ни одного просвета.

– А куда же он собрался ехать… интересно…

Джип поворачивает прямо на разделительный газон, легко преодолевает поребрик и неторопливо едет на другую сторону шоссе, там так же спокойно пересекает его по диагонали и выезжает на обочину встречного движения, по которой и мчится вперёд.

Художник смеётся глядя на этот манёвр. Посматривает на о. Геннадия, но тот невозмутим – ни одобрения, ни порицания.

– Ну, раз внедорожник, значит – вне дорог, – весело комментирует он движения джипа.

Этот манёвр видят и пассажиры девятки.

– Опаздываем, уже опаздываем, – низким голосом говорит пассажир на переднем сиденье.

– Мы в двух шагах, – отвечает водитель-весельчак.

– Так шагни их! Черт тебя дери!..

С заднего сиденья голос подаёт женщина:

– Глянь, как на джипе рассекает. А мы так?

– А мы так не можем.

– А чего ж?

– Клининг маловат, – мужской голос пассажира на заднем сидении, справа по ходу.

– Что маловат? это же у баб! – реагирует тот, что слева.

Женщина бьёт его по голове.

– Придурок!

– Не клининг, а клиринг, это величина дорожного просвета машины, то есть, на сколько она высоко над дорогой на колёсах стоит, – поясняет тот, что слева.

– Ты бы помолчал, он сейчас ещё что-нибудь спросит…

– Она же машина, что у неё стоять может, она даже не баба…

Веселье прерывает пассажир переднего сиденье.

– А ну заткнулись! Грамотеи… клиренс это…

Все резко замолчали. Как будто никто и не смеялся.

Пробка образовалась перед постом ДПС. Широкое шоссе в четыре полосы здесь сужается заграждениями до полутора полос, то есть один грузовик или две легковые могут проехать… Девятка стоит довольно далеко, в средней полосе, автомобили двигаются, но очень медленно…

– Давай по обочине, – командует пассажир на переднем сиденье.

Девятка смещается вправо к обочине, через некоторое время ей это удаётся и она мчится… рискованно, едва не сваливаясь в кювет.

А джип уже свернул с обочины и прёт прямо по полю, через канавы и бугры, по стройплощадке… пересекает подъездные пути и благополучно въезжает на парковку торгового центра.

Дом

Пекка Хямялайнен, после того как он узнал, что милиция, как теперь стала называться полиция, в переводе и по смыслу означает «вооружённый народ» в отличие от полиции, что понимается как «вооружённое государство», как-то заволновался. А поведал ему об этом сосланный в Олонецкую губернию под надзор полиции революционно настроенный питерский студент Боря Фурманов, на самом деле не Боря, а Борух бен Мордехай бен Лазар бен Ицхак бен Борух бен Боас… каждый «бен» означает «сын» – вся родословная в одном имени. Всего, отец Боруха, Мордехай, по-русски Миша, насчитал 12 имён, проследив свою родословную на 300 лет,… но вот уже второе поколение, «в миру» они носили фамилию Фурмановых, поскольку дед, «ман», имел повозку, «фуру» и был её извозчиком, то есть фурманом. Дед вовремя стал православным христианином и теперь у него уже не одна и не две повозки, и семья бывшего возчика очень даже не бедна, и Боренька Фурманов чуть было не стал юристом во втором поколении. Но! Вековая мечта еврейского народа о свободе сыграла злую шутку – и он вышел на путь «борьбы за…» и оказался так «далеко от…» родного дома, доброй маменьки, славных «друзей по партии», вкуснейших пирожков, замечательной фаршированной рыбки… и курочки кошерной.