Игорь Буторин - Улица моего детства (сборник)

• Название: Улица моего детства (сборник)
• Автор: Игорь Буторин
• Жанр: Русское современное

В книгу вошли истории из жизни автора, рассказы о времени и людях, живших в конце XX века в одном сибирском городе и вообще в стране СССР, а также повести и сценарии, написанные в разное время.

---

Адреналин мы получали из другого приключения. Билет покупался на дневной сеанс, после его просмотра надо было ловко спрятаться в бесконечных складках шторы– светоотсекателя на выходе и… остаться еще на один сеанс, уже бесплатно. Можно было прорываться и снаружи во время того, как публика покидает кинозал, но это был уже высший пилотаж, потому что бдительные контролеры вылавливали нас и выпроваживали на улицу.

Школа

Надо заметить, что в Амуре все взрослые друг друга знали. Буквально, как в большой деревне. Мало того, что все работали на одном заводе, но и первые дома строились тогда, так называемым, хозяйственным способом, когда кроме своей основной работы, родители по вечерам и в выходные сами строили свои будущие дома. На стройке и предприятии образовывались компании, которые с годами так сроднялись, что порой становились ближе, чем кровные родственники. Они и сейчас дружат, однако встречаются теперь, все чаще на похоронах друзей своей молодости. Время.

Ну а ребятня, тоже жила по законам больших семей Амурского поселка. Дворовые команды были именно дворовыми, где все держались одной кучей и с подозрением относились к соседям.

Однако школа перемешала эти детские сообщества, образовав новые, по номеру школы. Шестнадцатая, тридцатая, семнадцатая, позже двадцать девятая и так дальше. Компании стали больше, а недоверие к соседям сильнее. Если ты появлялся на чужой территории, то первым вопросом становился – «из какой школы?» А дальше, если ты чужак и за тебя никто не замолвил слово, можно было совершенно спокойно схлопотать по физиономии. Калечить еще не калечили, но зубы выбивались, а фингалы под глазами становились нормой мальчишеской жизни.

Знаменитый сад «Сибирь» всегда был зоной из «Сталкера». Он манил своими темными аллеями, ветвистыми деревьями диких ранеток и буйной фантазией детских игр. Но ходить там было небезопасно, так как это была территория другой школы – тридцатой. Однако все равно ходили, иногда дрались, а чаще просто убегали от преследователей. Там же я получил свое первое, более-менее серьезное, ранение – рассекли губу кастетом. Одним словом, адреналина было, хоть отбавляй.

Пока родители были на работе, нашим воспитанием занимались соседи-пенсионеры. Понятно их об этом никто не просил, но они все равно бдили и докладывали о всех шалостях и проказах нашим папам и мамам. Лишь один дед из моего подъезда никогда не жаловался нашим родителям. Очень колоритный был старик, с чапаевскими усами и всегда ходил в синих НКВДшных галифе и хромовых сапогах. И если наши игры начинали мешать ему жить спокойно, то он попросту норовил треснуть своей тростью зазевавшегося пацана пониже спины. Вот такой самосуд. В отместку мы его поддразнивали, правда, делали это издалека, чтобы не достал своей палкой. Дед сердился, грозил палкой и топорщил свои седые усы, но обид долго не помнил и никогда не наказывал за давние провинности.

Трамвай

В Амурский провели трамвайную линию это стало настоящей революцией. Теперь на трамвае номер три можно было за пятнадцать минут доехать до главпочтамта, а не сорок минут собирать, толкаясь в вечно переполненном «51-м» автобусе, все Амурские и бесконечные Северные улицы. На «четверке», это второй трамвайный маршрут, теперь можно было добраться аж до железнодорожного вокзала. Жители Амура перестали чувствовать себя городской окраиной и в полной мере ощутили горожанами.

Когда же начали строить трамвайные пути, то понятное дело все игры мальчишек переключились на эту стройку. Первые рельсы вызвали просто щенячий восторг, а дрезина оставляемая путейцами на ночь, стала пределом мечтаний для каждого пацана. По вечерам на ней мы рассекали по новеньким рельсам, разгоняясь, как казалось до первой космической скорости. Ветер в лицо, впереди сумерки и неизвестность (в виде кучи песка, в который эта дрезина в конечном итоге и втыкалась, слетая с рельсов, а порой и переворачиваясь) – ну чем не космонавты. Зачастую нас – первооткрывателей трамвайного движения родители выдергивали из этого опасного приключения и гнали подзатыльниками и ремнем домой, объясняя, что мы могли запросто попасть под колеса дрезины и остаться без ног. Ну, разве в ту пору это были веские аргументы…

Когда же трамвай пустили, то появилась новая забава – путешествие на трамвае без родителей. Так мы начали открывать другие районы Омска, начиная с соседнего поселка имени Козицкого и заканчивая загадочным железнодорожным вокзалом.

Амурская шпана

В Амуре, как и во всей стране, в памяти которой были живы воспоминания о ГУЛУГе, о суках на зонах и ворах в законе, среди пацанов витал дух, пусть это сегодня и кажется странным – зоновской романтики. В мальчишеские разговоры пестрели феней, были популярны рассказы о жизни за колючей проволокой и тамошних законах и повадках, которые приносились в наше подростковое общество сверстниками, побывавшими на «малолетке». Самые отчаянные, шли воровать, а порой и грабить соседей, прохожих или просто квартиры. Больше половины всех пацанов состояли на учете в детской комнате милиции. Малолетних преступников ловили и сажали, так как спрятаться в большой деревне под названием Амур, было негде и выявить, и задержать воришку участковому обычно не составляло никакого труда.

Потом, отсидев, пацаны возвращались с наколками в виде светлой тропинки через темно синее поле зоны на пальцах – первая ходка, с воровскими звездами на плечах или коленях. На «малолетке» юные преступники жили жестокой жизнью волчат, дрались, жестоко насиловали друг друга и щедро разрисовывали свои тела атрибутами воровской чести. Понятно, что после такой школы преступления становились более жестокими и изощренными, а сроки более длительными. Такие малолетние «паханы» «держали мазу» в своем околотке, участвовали в разборках и драках, отвоевывая у таких же «паханов» свое пространство в Амуре.

Из легендарных персонажей того времени стоит упомянуть Котовского. Точно не скажу, сидел ли Котовский в колонии для малолетних преступников, но был он видно отчаянным сорвиголова, потому что еще в детстве, катаясь на товарных вагонах, лишился одной ноги. Однако это увечье не помешало ему стать одним из самых жестоких бойцов Амура. В драках его очень опасались, вернее его костыля, которым он орудовал не хуже, чем средневековый рыцарь мечом. Потом он куда-то исчез, быть может, спился, а быть может, убили в одной из амурских драк.

P. S.

Однако, как это всегда бывает, пришло новое время, которое родило своих героев. Так малолетние сидельцы кто, спившись, а кто, сгинув на зоне, ушли в историю нашего амурского детства. Да и не могли они противостоять подросшим пацанам, которые с малолетства шли не на зону, а в спортивные секции. Так на смену амурской шпане пришли другие персонажи амурские спортсмены: боксеры, борцы и культуристы. Им, как и спортсменам из других районов города спустя некоторое время историей было суждено создавать первые рэкетирские бригады, участвовать в кровавых разборках со стрельбой и заказными убийствами при переделе сфер влияния уже не только в Амуре, но во всем Омске и за его пределами. Просто началось первичное накопление капитала, и спортсмены, как самые жизнеспособные и решительные поспешили этим воспользоваться. Но теперь они все уже назывались просто – амурские.

Все это было. Теперь многие из них стали добропорядочными людьми: бизнесменами, таксистами, врачами, военными, преподавателями, чиновниками и даже местными политиками.

Однако это уже совсем другая история. Как и история Амурского поселка, которая продолжается, и современный Амур стал совсем другим, но от этого не менее родным и близким, как любая малая родина, пусть даже и заключенная в пределах одного городского района.

Как я дошел до такой жизни

Я вырос в любви

Мои родители познакомились в Полтаве. Мама там жила, а отец, приехал на спортивные сборы перед чемпионатом СССР по легкой атлетике, где он должен был отстаивать честь Тихоокеанского флота в спортивной ходьбе. Когда бравый матрос появился на танцах, судьба мамы была решена, да и отца тоже, потому что сразу заметил ее огромные глаза. После окончания отцовой службы родители поженились, и отец увез молодую жену в свой родной город Тюмень. Потом он поступил в омский мединститут, но это уже было при мне. Мир узнал о моем появлении все в той же Полтаве, куда мама приехала меня рожать. Потом она вернулась к отцу в Омск, а я остался у бабушки на улице Исторической, вдоль которой протекала замечательная речка Тарапунька. Не надо никому объяснять, что в украинской мазанке с земляным полом я был главным человеком, окруженный любовью бабушки, прабабушки и двух маминых братьев. Для бабушки в ее 38 лет я был первым внуком – последним ребенком, для материных братьев забавным первым племенником, а для старенькой бабуни, пережившей оккупацию – благодарным слушателем ее причитаний.