Андрей Марчуков - От Ленинграда до Берлина. Воспоминания артиллериста о войне и однополчанах. 1941–1945

• Название: От Ленинграда до Берлина. Воспоминания артиллериста о войне и однополчанах. 1941–1945
• Автор: Андрей Марчуков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-05689-4

«Артиллерия – бог войны». «Из тысяч грозных батарей за слёзы наших матерей, за нашу Родину – огонь! огонь!» – поётся в «Марше артиллеристов». Но артиллерия – это не только важнейший залог победы. Это еще и тяжёлый ежедневный труд, военный быт, людские судьбы.

Эта книга – об артиллеристах 334-го Краснознамённого артиллерийского полка (142-й Краснознамённой стрелковой дивизии), 30-го учебного артиллерийского полка офицерского состава и 69-й армии, защищавших Карелию и Ленинград, форсировавших Вислу и бравших Варшаву, Данциг и Берлин. Эта книга – о страшной блокаде Ленинграда. О боях и повседневной фронтовой жизни. Её ядро составили воспоминания моего деда: о войне и немножко о мире, о своём боевом пути и судьбах товарищей-однополчан. А вокруг этого ядра строилось исследование, целиком основанное на архивных мате риалах, хранящихся в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации. О боевом пути этих частей и соединений и о людях, воевавших в них. Книга снабжена богатым иллюстративным материалом.

---

Этот эпизод подсказал начальству мысль – избавиться от жеребёнка. Орудие было первым в полку, поэтому малейшая его задержка задерживала весь полк. А жеребёнок тормозил движение: в пути «Академик» не раз забирался между лошадей и орудий, мешая артполку двигаться вперёд.

– Почему остановились? – спрашивали подъезжавшие к голове колонны полка командиры.

– «Академик» забрался к матери, чуть было под колёса пушки не попал, – отвечали мы, ездовые.

– Какой «Академик»?! – спрашивали начальники.

– Пристрелить жеребёнка и двигаться согласно расписанию, – следовали команда за командой.

Командир дивизиона Андрейчук, который был назначен вместо Гришина, появлялся и приказывал:

– Пристрелить!

Командир батареи Капустник повторил приказ командиру взвода Мосину, тот – нашему расчёту во главе с Бухарбаевым, а тот – мне.

Но я, как и весь орудийный расчёт (шесть человек плюс три ездовых), был против. Мы хорошо знали, что в таких случаях делали матросы корабля, когда офицеры пытались пристрелить их любимца «Куцего». Матросы любили щенка, кормили его, тешились его артистическими номерами. Поэтому запротестовали против его убийства, не дали его на расправу офицерам.

То же сделали мы, артиллеристы. И «Академик» уподобился «Куцему». Все пытались его спасти. Прятали, прикрывали, как могли, от глаз командиров аж до последней точки, куда следовал полк, всячески защищали жеребёнка. И уберегли «Академика», оставили его в живых и невредимых, доставив своё орудие № 1 к месту назначения и позволив всему артполку вовремя доехать к государственной границе и занять оборонительный рубеж.

Из оперативной сводки штаба 334-го ап № 1 от 22.06.41 г.:

«1. Изменения в положении противника нет.

2. 334 КрАП[16] занял боевой порядок согласно схеме в 17.00. Установлено наблюдение. Продолжается оборудование боевого порядка».

Затем на протяжении недели в оперативных сводках отмечалось, что «со стороны противника активных действий не наблюдалось».

Из оперативной сводки штаба 334-го ап № 10 от 30.06.41 г.:

«…7. Инженерное оборудование боевого порядка:

1/334[17], 1[-я] батарея – вырыты ровики с перекрытием в три ряда, выкопаны землянки и котлованы для лошадей, сделаны завалы. Осталось сделать перекрытие одной конюшни и вырыть вторую».

(ЦАМО РФ. Ф. 334 ап. Оп. 1. Д. 6. Л. 1, 2–9, 11)

Заняли мы боевые позиции и ждали наступления финнов, но те долго не наступали. За это время «Академик» привык к новой обстановке, днём и ночью бродил у орудий. Мы приучили его вместе с бойцами посещать днём кухню. Три раза – утром на завтрак, в обед и вечером на ужин – являлся он и ждал своей широкой кастрюли с незажаренными щами и кашей. А ещё приучили его по ночам ходить по постам и собирать у солдат угощения: сахар, сухари, хлеб. Рос «Академик», как говорится, не по дням, а по часам.

1-я батарея 1-го дивизиона 334-го Краснознамённого артиллерийского полка 142-й стрелковой дивизии

Командиром 1-го дивизиона был Гришин, комиссаром – Гордеев. Их сменили: Андрейчук (стал командиром дивизиона) и Кривоконь (стал комиссаром). Вместо Кривоконя эту должность потом занимал младший политрук Раковицкий, а его осенью 1942 года заменил я.

Командир батареи был старший лейтенант Капустник, комиссар – Кривоконь. Командиром первого огневого взвода был Сирченко Сергей Ильич, кадровый офицер – как и комбат и другие офицеры полка. Командиром второго взвода был Мосин.

Командиром орудия был Бухарбаев. Орудийный расчёт: Иван Тоцкий, Глушкин, Приходько, Митяев Женя, Истомин Геннадий, замполит Хорев. Ездовые: Белов, Емцев, Бартышев. Старшиной батареи был Долгов, каптенармус – Барановский.

После Бухарбаева командиром орудия назначили низенького сержанта, ветерана полка, самолюбивого, жестокого, требовавшего выправки, заправки, внешне выпиравшего вперёд грудь и широко расставлявшего руки, вроде из-за сильно развитых мускулов на руках. В его отделении пропал ящик с телефонным аппаратом, поэтому его разжаловали и оставили в орудийном расчёте. Мы не мстили ему за его проделки, перевоспитывали добром. Он удивлялся добру.

В батарее был разведчик Шалай[18], смелый, добрый, приносил в батарею всё, что находил в разведке.

Шалай – парень хоть куда.
Всё для него ерунда.
Хочешь, он тебе достанет брюки.
Хочешь – курицу поймает.
Но винтовку чистить не желает.

Командиром 2-й батареи был Коськин (красавец). Комбатом № 3 – Волков Тихон Тихонович, комбатом № 4 – Акатов.

Командиром полка был Новожилов С.И.[19] Комиссаром – Зверев. Парткомиссия – Чистяков. Физрук полка Богдасаров, санинструктор Колибаба, секретарь бюро ВЛКСМ замполит Киносьян.

Память о командире

Летом 1959 года я возглавлял почвенную экспедицию Московского Государственного Университета имени М.В. Ломоносова, проводившую обследование земель в колхозах и совхозах Днепропетровской области. В один из дней у входа в контору колхоза имени Жданова (Верхнеднепровский район) я встретил молодого человека, лет тридцати, сильно похожего на моего бывшего командира взвода лейтенанта Сирченко.

– Вы не Сирченко? – спросил я его.

– Да, Сирченко. А что? – ответил он.

– Да командиром моим на войне, под Ленинградом, был Сирченко, – сказал я.

– А как его имя? – спросил тот.

– Не помню. В армии обращение «товарищ лейтенант» и т. п., не по фамилии. А впрочем… Сергей, – ответил я.

Молодой человек побледнел, растерялся и тихо сказал:

– Да, то – мой родной брат… Погиб в 1944-м под Выборгом. Похоронен в братской могиле. Я был там после войны. Видел могилу, читал его фамилию, имя и отчество среди других павших воинов. Кто вы? Прошу вас, поедем к моему отцу, в деревню, что рядом, за пригорком. Отец ежедневно вспоминает о Сергее и плачет. Поехали к нему.

Не раздумывая, я дал согласие, и мы поехали на нашем экспедиционном грузовике. Молодым человеком оказался Григорий Ильич Сирченко. Он окончил Кировоградскую Совпартшколу и был прислан на работу заместителем председателя колхоза. Отец его, Илья, с матерью проживал в большом селе – Лиховка, где родился и вырос Сергей, мой будущий командир. Вошли мы в хату, и мне в глаза бросился большой портрет Сергея, лейтенанта, в парадной артиллерийской форме, в фуражке. Точно: мой командир Сирченко. Я поклонился, помолчал с минуту, вынул своё фото и заложил за стекло так, что внизу портрета была моя фотокарточка. На фото я написал: «От бойца подразделения, которым командовал лейтенант Сирченко С.И.».

…Идут годы, проходит жизнь. А годы и дни войны суровой перед глазами. Закрою их и вижу лейтенанта Сирченко, его младшего брата Григория, о котором лейтенант часто вспоминал, называя его с украинским акцентом «Грыша». Последний раз видел я С.И. Сирченко в чине капитана (он был переведён в 30-й ГАП – тридцатый гаубичный артполк) на Синявинских болотах в феврале 1943 года, при прорыве блокады Ленинграда. Обменялись приветствиями, поговорили, от него я узнал, что он – командир разведки артполка. А это – должность весьма опасная для жизни, так как разведчики всегда впереди, в тылу врага.

С тех пор между мною и семьёй Гриши Сирченко установилась тесная связь: пишем друг другу письма, меня приглашают в гости к ним. Мне кажется, что я в их глазах близкий им, родной человек, так как я видел их сына, брата, служил под его командованием, дружил с ним. Да, Сергей относился ко мне хорошо, с любовью, по-братски. Роста мы с ним оба высокие (около 186 см), сильные физически и духовно. Для меня он был примером выдержки против мороза. Ходил в фуражке зимой, когда мёрзли уши, слегка дотрагивался до них рукой. Ходил с выправкой, стройным. Был смелым, глаза голубые, ресницы чёрные, частые («густые»), как у шахтёров, только что выбравшихся из лавы. Вот таким я увидел впервые и Гришу: по цвету глаз, чёрным ресницам и большому росту он сильно напоминал мне моего командира лейтенанта Сирченко.

Приближается очередная годовщина со дня Победы над фашизмом. Наша страна и всё передовое человечество готовится к этому празднику. Возможно, в этот день мы с Григорием Ильичом встретимся в Москве, у нас, и обо всём вспомним…

Как я «пошутил» над находившимся на посту солдатом Бартышевым

В первые дни Великой Отечественной войны я продолжал оставаться старшим ездовым 1-го орудия, но мне уже присвоили звание «младший сержант», и я получил соответствующие знаки отличия. После доставки орудия на огневую позицию начальство заменило меня другим старшим ездовым, назначив меня на должность командира орудия. Впрочем, на этой должности я находился недолго, до августа, так как по ходатайству комиссара батареи старшего политрука Кривоконя вскоре был переведён на должность заместителя военного комиссара (военкома) батареи.