Евгений Рудаков-Рудак - Волчий выкормыш

• Название: Волчий выкормыш
• Автор: Евгений Рудаков-Рудак
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978 -5-00039-166-2

«Волчий выкормыш» – книга о страшном времени разрушения привычных жизненных устоев, пришедшемся на лучшие годы жизни поколения, к которому принадлежит и сам автор. Эта проза относится к жанру философско-мифологической фантастики. Она требует не просто чтения, но и осмысления. Книга рассчитана на читателей старше восемнадцати, которые интересуются прошлым страны и верят в её фантастическое будущее.

---

А ещё через пару тройку лет, выкабенистое слово – рентабельность, уже не только в отдельно взятой «Заре коммунизма», но и по району, было признано и вовсе несостоятельным. Как и на заре великой октябрьской революции в ходу снова стал забытый лозунг – «Грабь, награбленное»! Пока местное, тупое трудящее население разбиралось, кого надо грабить – их всех самих и ограбили, как каждую семью по отдельности, так и целыми советскими хозяйствами. Что характерно, как бы в утешение: в отличие от кремля, ни один местный партийный запевала не помер, как и положено, по доброму, в окружении детей, жены и тёщи. Но трудящий класс всех мастей как-то не осознал для себя сколь-нибудь заметной выгоды, слыша, как по телеку базарят насчет рынка.

В те самые-самые, лихие девяностые, половина «переустройщиков» поубивали друг друга при дележе награбленного, несмотря на многолетнее совместное, даже счастливое членство в родной и горячо любимой коммунистической партии. Свои действия, много позже, они нагло оправдывали и доказывали, что во всём этом беспределе, опять же виноват он – иуда «меченый». Ну, а дальше… объявился пьянчуга мамонт – Бориска, куда не встанет – затопчет, куда не повернется – завалит. Он осчастливил свободой и благами всех, кто был близко, рядом с ним, только не тех, что всё ещё пели по праздникам:

От Москвы, до самых, до окраин,
с южных гор до северных морей,
человек проходит как хозяин —
Необъятной Родины своей!

И как-то так получилось, даже не постепенно, очень быстро: которые руководили – они обняли Родину изо всех своих сил, точно с южных гор до северных морей, а которые всё еще пели об этом – все оказались на окраинах. Обнимать было уже нечего. Хоть и говорят в народе, что нельзя объять необъятное – оказывается можно!

И оказался на окраинах – тот самый, простой советский народ, про который в этом суматошном объятии все забыли. Но, как и положено на Руси, народ был сам в этом виноват. Не нашлось в тот момент у Родины – Ивана Сусанина, ни Минина и Пожарского, ни даже, прости господи, отчаянного Александра Матросова.

После не очень долгой, но очень бесполезной перестройки, и длительной, но страшно жестокой перестрелки, последний заведующий отделением, бывший член загнувшегося на век райкома КПСС, переехал в райцентр тремя рейсами, на пяти или шести тяжелых камазах. Он назвал себя «новым русским», и стал жить в трёхэтажной вилле своей тёщи, которая всю жизнь проработала дояркой, и только от зятя узнала, что имеет полное право так жить – чтоб зятья всех доярок у нас так жили. Напоследок – не из жадности даже, а скорее на память, непонятно только зачем, он прихватил из своего кабинета единственную надежную связь с райцентром – армейскую радиостанцию. Такая мода была сложилась после войны, держать связь по рации, вроде как – всегда по-боевому.

Скоро в поселке погасли навсегда все лампочки Ильича, а больше шестидесяти километров чисто «люменевых», кручёных электрических проводов, вместе с добрыми деревянными столбами – как испарились. В этот завершающий исторический этап загнивания Зари коммунизма, в народе такое называлось просто и верно – скоммуниздить! От добротной линии электропередач остались лишь памятные вешки – разбитые бетонные опоры. Половина семей, спасая себя и детей, уехали кто куда, где их никто не ждал, а другая половина вернулась к товарно-сырьевым отношениям. Молодые разъехались по стране – искать новое счастье, здоровые семейные мужики подались на заработки. Двое 90-то летних стариков начали вспоминать прошлое, рассказывали, как хорошо они жили при царе, а которые чуть помладше, заговорили с ностальгией о шестидесятых и даже семидесятых годах советской власти, когда жили одинаково, без достатка, зато никому не было обидно. Об этом вспоминали все простые люди, которые остались наедине со своими больными вопросами без ответов, но… все считали, что они по-прежнему живут в самом известном отделении «Зари коммунизма». В районный центр ездили на тракторе «Беларусь», что сохранился каким-то чудом, один-два раза в месяц. Это шесть часов в одну сторону, по новым колдоёбинам, поскольку старую дорогу давно превратили в направление, паводки, дожди, морозы и жаркое степное солнце с ветром.

…Когда совсем уже отчаялись найти мальчонку вокруг отделения, решили ехать в райцентр, в милицию. Не потому, что сильно верили или надеялись на их помощь, просто, так привыкли за многие десятки лет. Последние несколько лет вообще старались не обращаться к ментам, так их теперь звали. Они быстрее всех поняли законы новой жизни, точнее – беспредела, и принялись сами решительно устанавливать и внедрять их в массы. Петро и Андрей были против ментов.

– Они стоко с нас слупят!., одним барашком, даже поросёнком, не отделаться.

– На дороге, сегодня, особенно один на один, ментам хоть не попадайся! Найдут, суки, к чему прицепиться, будь Спок… Век бы их не знать. А когда-то и там были люди.

– Хоть справку с печатью дадут, – убеждали другие.

– Конечно, гады, но других нету. А потом… их все боятся. Не поедем, так они, опосля, рано или поздно, нам же – еще хужей сделают. Поверьте бабьему слову, больше дать придется, – заметила разумная Василиса.

Так и решили, сходом. Андрей с Петром завели трактор и съездили в райцентр, заплатили бараном и двумя литрами самогона, поплакались на бедность и вообще – что у них ни света, ни связи, ни даже радио. С загорелым на солнце красным носом, с помятой от непосильного труда мордой и в такой же форме, дежурный капитан, после продолжительных переговоров о достойном вознаграждении, все же принял заявление. В конечном итоге пообещал доложить начальнику и отправить на уазике следователя, если они сразу по приезду, возьмут того на полное довольствие на время следствия. Объяснил это тем, что менты, как и вся страна, давно перешли на базарные отношения.

– Мент, поганый!.. – в сердцах плюнул Андрей, оглянувшись, когда они вышли из милиции, – он уже не раз слышал в районе такое им прозвание.

– Сука, наел ряху, – добавил Петро.

В эти трудные, переходные для страны годы, именно так народ стал относиться к сотрудникам милиции: – сначала с опаской, потом с явным, но бессильным презрением. Хотя, конечно, в любые времена и там встречались порядочные люди, но… очень редко. Не зря народ говорил всегда – власть портит людей. Особенно базарная власть.

…Мент приехал перед обедом на третий день, один. Для начала его вытащили из уазика и положили в тенёк отдохнуть, с дороги, поскольку он лыка не вязал и ногами не ходил.

– Во… от, а я вам что… о! Прислали раздолбая какого-то, разъедрит твою в ангидрид! – ругался заплетающимся языком Андрей.

– Па… прашу вас лично, не выр… ржаться, при исполнении меня лично!.. – беззлобно заметил мент и захрапел.

Часам к шести вечера он опохмелился, плеснул в лицо из корыта, где поили скотину, и начал опрос всех подряд, кто приходил не только из любопытства, по данному делу во двор к Анне Белоусовой. Пришло всё население отделения и все как один, и стар, и млад, давали показания. Стемнело… Мент показал очень выразительно, что пора бы уже перерыв сделать после трудной работы. Мужики принесли самогонку и свежие огурцы, Валентина отварила ведро картошки и накрыла во дворе стол. Анна, никакая… с горя, лежала в своей избе и потихоньку выла. К ней подходили, пытались утешить, но она никого не видела и не слышала.

Утром, опохмелившись и закусив, мент пошел по степи. Он ходил по окрестностям часа два, за ним, в метре – двух, шли Андрей с Федором, комментировали, при случае отвечали на вопросы по делу или по закуске, далее шла половина населения, и все обсуждали действия мента, то есть, заслужит ли он поощрения. Когда вернулись, он сел во дворе и полчаса сочинял протокол. Два листа изорвал, чем показывал населению, какая это непростая и тяжелая работа. Написанное – громко прочитал всем присутствующим. Из его протокола выходило так, что Александр Белоусов, то есть, местный пацан, пропал бесследно, но… не без помощи кого-то. Без протокола добавил, что только время и вложенные в кропотливые труды материальные средства покажут, правильное или ошибочное было направление ведения следствия.

Подписаться захотели всем отделением, но… мент разрешил только близким родственникам: Анне – родной матери Сашки, и Андрею, как родному дяде. Выразительно и шумно поорав, добилась подписи и Валентина, как родная жена Андрея, хоть он пытался доказать, что она: «И сама… нахрен»! Что она сама – следователь не смог понять.

Потом население начало дружно пить самогон, высказывать предположения, гадать на картах, а кое-кто даже начал поминать мальца добрыми словами: «Как мало Сашка успел сделать в этой жизни!» Пили два дня, хотя некоторые очень решительно говорили: «Грех поминать, мертвым мальчонку никто не видел». Все согласились и стали пить за надежду, за неё куда веселей пьётся. Чтобы нашелся, засранец такой»! С устатку чуток добавили – всё-таки, проползали за пять дней такую территорию! Мент, прощаясь, поплакался на недостойную для его тяжелого труда зарплату и попросил на бедность добавить свинку.