Александр Жданов - Пятый постулат

• Название: Пятый постулат
• Автор: Александр Жданов
• Жанр: Короткие истории

В этой книге многие действительные события перемешаны с вымышленными, переставлены во времени. То же и с персонажами – даже если у них и есть реальные прототипы, то они вступают во взаимоотношения с полностью вымышленными.

---

Два гудка для Снегурочки

I

С самого начала командировка не заладилась. Московские гости не приехали, весь семинар был скомкан. Да и провели его не там, где планировали изначально, а в совершенно не годном для такого дела помещении. Вечно что-то гасло, глохло, пропадал звук. А затянули допоздна. К концу голова раскалывалась, хотелось есть, а ещё лучше было бы напиться горячего чаю и улечься в постель. Но принимающая сторона о ночлеге не позаботилась. Надо было возвращаться домой. А как вернёшься, когда рейсовые автобусы уже не ходят – последний ушёл пятнадцать минут назад. Можно было, конечно, попытаться переждать снежную ночь на автовокзале, но в два часа ночи зал ожидания закрывался до пяти утра. Что прикажете делать?

Спасали водители микроавтобусов, маршруток, как их называли. Они кучковались неподалёку от автовокзала, набирали пассажиров и отправлялись по разным направлениям. Элементарные леваки, конечно, но в критических ситуациях выбирать не приходилось. Однако в этот вечер и леваков не было. Случайно заметил в отдалении, не там, где они обычно собираются, такой «микрик». Водитель делал какие-то знаки рукой. Я подошёл:

– Повезёшь?

– Заходи. Только еще подождать придётся. Наберём попутчиков.

– Сколько возьмешь за дорогу?

– Да как рейсовый. Проходи, садись.

Я уселся в выстывшем салоне. Неуютно, конечно. Хотелось побыстрее отправиться в путь, хотелось ехать, постепенно согреваясь и подрёмывая. Но приходилось ждать.

Десять минут ожидания показались часом. Попутчиков не было. Водитель еще переминался с ноги на ногу у машины и вдруг заторопился:

– Давай усаживайся, поехали быстрее, – сказал он почти скороговоркой, садясь за руль и решительно захлопнув дверцу.

– И что, ждать никого не будешь?

– Нет, некогда.

В зеркало заднего вида в свете фонарей можно было разглядеть трёх приближавшихся к машине крепких парней. Двигатель завелся – парни пошли быстрее. Автомобиль рванул едва ли не с места, быстро набирая скорость. Едва водитель успел повернуть направо, как в задний бампер стукнул булыжник.

– Рэкетиры хреновы, – объяснил водитель. – Бывшие борцы и боксеры. Вроде бы, какой-то тренер – его уволили за махинации всякие – сколотил банду. Жизни от них нет. Всех маршруточников под себя подмяли. Такой процент положили (ребята рассказывали), что не продохнёшь. А что делать? Попробуй не отстегни – изуродуют. Хорошо, если только машину. А то и самому руки переломают. Я-то извозом не занимаюсь. Изредка только, вот, как сейчас, когда домой еду. Подзаработать решил… Хорошо, что успели.

Выехали из города. После улиц, освещенных фонарями и светом из окон, шоссе казалось совершенно тёмным, а из-за метели видимость была и вовсе отвратительной. Просматривалась только часть шоссе, да угадывался лес по обеим сторонам от него. С трудом различимы будочки остановок рейсового автобуса. Водитель, понятное дело, не лихачил, ехал осторожно, но я заметил, что при этом он словно всматривается в трассу, будто кого разглядеть хочет. На повороте водитель слегка притормозил и просигналил двумя короткими гудками. И сразу же поехал дальше.

– Примета какая-то? – спросил я, чтобы что-то сказать, чтобы не висела в салоне окутывающая всё тишина. Водитель оживился:

– Прошлой зимой я также проезжал здесь. Тоже вечер, метель. Вдруг сквозь пургу вижу, как от леса к обочине подходит девушка. Молоденькая такая, тоненькая. В светлой шубке, а на рукавах и подоле белые такие полоски, оторочка что ли. А в руках мешок-не мешок, рюкзак-не рюкзак. Как Снегурочка какая! А что? Стоит одна – молодая, красивая. Сказочная. Отбилась в лесу от Деда Мороза, поплутала – да и вышла к шоссе. Я даже притормозил, зажмурился и головой потряс. Нет, вижу: не исчезла, а, наоборот, – к машине пошла. Замерзла, еле дверь открыла. Студентка. Домой на каникулы автостопом добиралась. Я довёз её бесплатно. Не хотелось сказку портить. Теперь, когда зимой проезжаю здесь, обязательно просигналю. А вдруг опять Снегурочка из лесу выйдет?

Водитель замолчал, а я вдруг вспомнил свою Снегурочку. У каждого мужчины в жизни была, есть или будет своя Снегурочка. Во всяком случае, должна быть.

…Эту Снегурочку звали Олей, и работала она медсестрой в окружном госпитале. Срочную военную службу он проходил в одном из очень жарких и весьма отдаленных гарнизонов одного из южных военных округов. Но уже два месяца их рота находилась в столице союзной республики, в центре округа. Ее прикомандировали туда на время.

Несмотря на южные широты предновогодняя ночь выдалась холодной, даже морозной, а в солдатском клубе почему-то не работало отопление. Наверное, кочегары слишком рано принялись праздновать. Кроме традиционного вокально-инструментального ансамбля, которые были тогда в каждой части, выступала агитбригада из госпиталя. И была среди выступавших Снегурочка. Наверное, медсестра. Было видно, что ей очень холодно на продуваемой сцене. Снегурочка всё время ёжилась, но выступление прошло замечательно. Солдаты – благодарные зрители.

А вот он не выдержал испытания холодом. В роте своей он считался главным писателем. Ему, по непонятной причине ушедшему в армию с первого курса филологического факультета университета, поручали выпускать «Боевые листки», и стенгазеты, писать речи для комсомольских собраний. Помогал он другим парням писать письма девушкам – чувствительные и красивые. И сейчас он по поручению замполита сидел на краю сцены, запоминал и записывал всё. Для того, чтобы потом изложить в ротной газете. Газета их роты должна была быть лучшей в конкурсе между частями гарнизона. Там-то его, наверное, прихватило – боли, рези и прочие неприятности. Врач части – интеллигентный лейтенант-двухгодичник Овсянников – заподозрил неладное с почками и отправил его в госпиталь.

В госпитале солдаты не бездельничали. В урологическом отделении в том числе. «Моряки» – так называли ребят с ночным энурезом (он еще удивился, как много таких: две полных палаты) – работали в свинарнике, из других отделений, тоже не спали. Уборка территории, работа в котельной – дел хватало. Его, как наиболее грамотного, определили в приёмное отделение – помогать медсёстрам, заполнять документы на поступавших, если надо, носилки поднести. Там его полюбили. Частенько он болтал с медсёстрами о разных пустяках, помогал и им делать стенгазеты.

Диагноз не подтвердился. Можно было и выписывать его, но учитывая все его способности, в том числе способность к рисованию, руководство госпиталя не спешило отправить такого пациента в часть.

На территории госпиталя была замечательная газетная лавка – маленький магазинчик, где, кроме газет, можно было купить писчебумажные принадлежности и книги. Трудно сказать, по какому принципу завозилась туда литература, но попадались помимо воениздатовских книг, и другие. Однажды он не поверил своим глазам. На прилавке лежал маленький, тоненький – блокнотик, а не книга – сборник стихов Лорки. Он сразу схватил его и таскал потом повсюду.

Было уже поздно, а он не уходил к себе в отделение. Сидел и читал. Она подошла неслышно, села рядом, поинтересовалась, что читает.

– Стихи. Федерико Гарсиа Лорка.

– Никогда не слышала.

– Испанский поэт. Его фашисты убили. В провинции с красивым названием Винсар. Вывели рано утром вместе с одним тореро и старым учителем. Провели их через апельсиновую рощу и расстреляли. И, не дожидаясь её следующего вопроса, боясь, что вопросом она что-то испортит, стал читать:

Начинается
плач гитары.
Разбивается
чаша утра.
О, не жди от неё
молчанья,
Не проси у неё
молчанья!..
Когда он прочитал финальное:
О, гитара,
бедная жертва
Пяти проворных кинжалов,

она по-особенному посмотрела на него и сказала:

– Как красиво! Как красиво и страшно! А еще прочитай что-нибудь.

Он прочитал:

И в полночь на край долины
увёл я жену чужую,
а думал – она невинна…

Когда он читал стихи, он весь менялся – менялись голос (становился ниже и сильнее), взгляд. Он сам весь наполнялся мощной энергией, и эта энергия захватывала других. Как опытный мужчина, имеющий право на женщину, он читал:

А бёдра её метались,
как пойманные форели,
то лунным холодом стыли,
то белым огнём горели.

В песчинках и поцелуях
она ушла на рассвете…

Он дочитал до конца. Она молчала. Потом сказала тихо:

– Вот ты какой.

Пристально, словно хотела увидеть что-то очень важное, посмотрела ему в глаза и нежно погладила по голове. Взгляд её серых глаз был мягким, обволакивающим, окутывающим. Как серый бархат.

Она молчала. Потом поинтересовалась, не пишет ли он сам, не писателем ли будет. Говорила скороговоркой, несерьёзно, отгоняя от себя то серьёзное, что проклюнулось и встрепенулось в душе. Он так же несерьёзно отвечал, пообещал когда-нибудь прочитать ей свои стихи. А, может, и посвятить. Посмеялись, подурачились. Но Оля не уходила. Давно закончилась её смена, пора бы и домой, но она сидела. Словно дома ждало что-то тягостное. А он и не хотел её ухода. Было очень хорошо, что она сидит рядом и рассказывает о себе, о том, что идти-то ей собственно некуда. Комнату она снимает после того, как ушла от мужа. Добираться с пересадкой с троллейбуса на автобус тёмным зимним вечером до дома, входить в необжитую, почти пустую комнату – нет уж. Вот когда дежурят Зойка и Ира, она остаётся. С подругами поболтать – и на душе легче.