Александр Жданов - Пятый постулат

• Название: Пятый постулат
• Автор: Александр Жданов
• Жанр: Короткие истории

В этой книге многие действительные события перемешаны с вымышленными, переставлены во времени. То же и с персонажами – даже если у них и есть реальные прототипы, то они вступают во взаимоотношения с полностью вымышленными.

---

Он дочитал до конца. Она молчала. Потом сказала тихо:

– Вот ты какой.

Пристально, словно хотела увидеть что-то очень важное, посмотрела ему в глаза и нежно погладила по голове. Взгляд её серых глаз был мягким, обволакивающим, окутывающим. Как серый бархат.

Она молчала. Потом поинтересовалась, не пишет ли он сам, не писателем ли будет. Говорила скороговоркой, несерьёзно, отгоняя от себя то серьёзное, что проклюнулось и встрепенулось в душе. Он так же несерьёзно отвечал, пообещал когда-нибудь прочитать ей свои стихи. А, может, и посвятить. Посмеялись, подурачились. Но Оля не уходила. Давно закончилась её смена, пора бы и домой, но она сидела. Словно дома ждало что-то тягостное. А он и не хотел её ухода. Было очень хорошо, что она сидит рядом и рассказывает о себе, о том, что идти-то ей собственно некуда. Комнату она снимает после того, как ушла от мужа. Добираться с пересадкой с троллейбуса на автобус тёмным зимним вечером до дома, входить в необжитую, почти пустую комнату – нет уж. Вот когда дежурят Зойка и Ира, она остаётся. С подругами поболтать – и на душе легче.

Она жаловалась на бывшего мужа, который извел её своей ревностью, особенно злился, когда она выступала. А выступать, говорила она, любит больше всего, хотя серьёзная профессия в жизни нужнее. Вот сейчас, например, от мужа ушла – кто содержать будет? Потому и готовится: на курсы поступит, чтобы стать операционной медсестрой. И платят больше, и уважение. Что-то говорил и он. Много чего тогда нарассказали они тогда друг другу… И они сидели слишком близко в пустой тёмной ординаторской, и в отделении было необъяснимо тихо. Он обнял её за талию – она не напряглась, а, напротив, даже расслабилась, обмякла. Она была такой тёплой, близкой, такой понятной. Их губы встретились легко, как будто привыкли к ежедневным поцелуям.

– Вот ты какой, оказывается, солдатик-писатель, – сказала она. И добавила шепотом:

– Иди в сестринскую. Зойке скажу, чтобы не заходила.

В сестринской был лишь узкий жёсткий топчан с косым подголовником (на таких осматривают пациентов), но это им не мешало. Она склонялась над ним, обдавала горячим дыханием. А ее волосы щекотали ему лицо. Он целовал её серые глаза, всё погружаясь и погружаясь в их окутывающий взгляд. В темноте, конечно, цвета глаз не было видно, но он знал его уже наизусть и говорил:

– Ты Снегурочка. Ты моя Снегурочка. Я буду тебя так называть.

– Почему – Снегурочка?

– А ты была Снегурочкой. На Новый год у нас в части. Помнишь, было очень холодно – и ты всё время ёжилась на сцене? Там-то я и простудился. Я сидел рядом со сценой на ступеньках и всё записывал. Я не мог никуда уйти. Должен был подробно описать вечер в стенной газете. Замполит поручил.

Она не засмеялась, не улыбнулась. Сразу стала серьёзной и сказала:

– Так, значит, это я, писатель ты мой, притащила тебя сюда в госпиталь? Сама к себе привела.

– Ты хочешь сказать, что это судьба?

– Какая судьба? – он стала вдруг резкой и жесткой. – Минутная слабость. Ты выпишешься, уедешь в часть. Много вас таких солдатиков здесь обретается. Думаешь, ты один?.. – она, кажется, была готова оговорить себя. Но он всё равно не поверил бы – он уже был влюблён.

По молодости не умея еще понять всю глубину её переживаний, он попытался снова обнять её. Она увернулась, встала, надев халат, подошла к окну и, глядя в ночь, сказала:

– Собирайся и иди. Ночью вас могут считать по койкам. Да и утром на месте надо быть. Иди. Я позвоню Ире, чтобы тебе открыли.

Он уже стоял у двери, когда она, не оборачиваясь, сказала:

– Подойди ко мне.

Он подошел. Хотел обнять за плечи, но не решался. Решилась она. Обернувшись, она прижалась к нему и прошептала:

– Запомни это. Всё запомни. А теперь ступай..

И подтолкнула к двери.

Выписался он через неделю. Всё это время Оля никак не дала понять, что она думает или чувствует. Он был для неё одним из пациентов. Перед самой выпиской он проник в сестринскую. На столе лежала книга. Олина книга – какой-то медицинский справочник. По нему Оля готовилась к поступлению на курсы, и его кроме неё – это он знал точно – никто справочник не раскрывал. Он вложил в книгу конвертик со своими стихами – какой-то жуткой смесью из Пастернака и Есенина, которую в другое время он сам разнёс бы по кочкам. Но сейчас он был влюблён. Он уехал в часть, а еще через неделю роту откомандировали назад в свою Тьмутаракань.

Вскоре в часть пришло письмо на его имя. Без обратного адреса. Лишь на штемпеле можно было разглядеть «Ташкент». В конверте лежал сложенный пополам тетрадный листок. Он развернул. На листке в клетку было написано четверостишье. Он, конечно, сразу узнал его – Лорка:

Тому, кто слывёт мужчиной,
нескромничать не пристало,
и я повторять не стану
слова, что она шептала.

Четыре строчки – и больше ничего. Письмо вместе с конвертом он тут же сжёг, чтобы ни одни глаза не видели этот тетрадный листок в клетку со словами, непонятными большинству его сослуживцев. И он всегда оставался верен этому завету…

Да, никогда я не рассказывал кому бы то ни было ни о каких своих похождениях. Но сейчас в метель, на плохой дороге меня словно прорвало. Водитель слушал внимательно, а потом сказал:

– Да… Снегурочки наши. Есть же мужики, которые могут вспомнить такое. Сколько ей сейчас? Наверное, за шестьдесят.

– Да, приблизительно так.

II

Когда прошли очередной поворот, вдалеке на обочине заметили тёмную фигуру.

– Ну вот и Снегурочка, – сказал я.

– Как бы не Баба Яга была, – проворчал водитель, словно предчувствуя что-то неладное, но всё же затормозил. Фигура не шевелилась. Водитель просигналил. Фигура медленно оторвалась и с трудом пошла по направлению к маршрутке. Пригибаясь, вошла женщина. Насколько можно было разглядеть в полутьме, пенсионного возраста, но еще достаточно бодрая, скорее всего, работающая.

– Подбросите?

– А куда вам?

– Мне в Славск

– Ну, мы-то прямо едем.

– Ну, хотя бы до перекрёстка. Там попутки часто ездят.

– Поехали.

Привыкший к разговорам в пути, водитель уже не давал покоя новой пассажирке:

– А что так поздно-то? И одна?

На это она ничего не ответила. Только устраивалась поудобнее, пытаясь согреться.

Словно оправдываясь, сказала:

– Ох, никак не привыкну к этим холодам, хотя почти двадцать лет живу.

– А откуда вы, такая теплолюбивая? – водитель, казалось, хотел обычного, ни к чему не обязывающего разговора.

– Я из тёплых краёв, из Ташкента.

– А у нас как оказались?

– Да как и все. Когда начали у нас бузить, межнациональные конфликты пошли, всё опаснее становилось. Потом русских выживать стали. Не открыто, исподтишка. То надо язык знать, то еще что. А какой мне язык, когда я медсестра, да ещё в госпитале военном работала. Но потом и в армии всё стало на их языке. Пришлось уезжать. Мне ещё повезло, я обменяться успела. Нашли чудом здесь какого-то узбека. Обменялись. Но там у меня была хорошая двухкомнатная квартира – под самый конец Советского Союза смогла получить от госпиталя, а здесь однушка в старом доме. Хорошо еще отопление проведено, печи топить не надо. Но мне не до выбора было – себя бы спасти.

Пассажирка уже освоилась. Она отогрелась, неловкость от вынужденного пребывания рядом с незнакомыми мужчинами прошла. Похоже, она была человеком весёлым и общительным. У неё был не по возрасту чистый голос и удивительные глаза. Я успел разглядеть их за то короткое время, пока в салоне горел свет. Они были серыми, а взгляд бархатный, окутывающий. Теперь пассажирка интересовалась своими попутчиками:

– А вы местные или тоже приехали?

– Приезжие, – ответил я за обоих. – Я, например, тоже из южных широт. Только не из Средней Азии, из Закавказья.

– А занимаетесь чем?

– Я редактор газеты.

– Писатель, значит? А я тоже знала одного писателя. Только молодого. Солдатик у нас в госпитале лежал. Всё мне стихи читал. А однажды даже посвятил мне стих. Смешно.

Я давно заметил, что водитель свернул с прямого шоссе, оставив позади тот самый перекрёсток. Он вёз пассажирку домой. Несколько раз за всё это время мы переглянулись с водителем через зеркало заднего вида. И водитель сделал то, на что не решался я, – он спросил через плечо:

– А зовут-то вас как, незнакомая пассажирка?

– Меня-то? Валентина. Валентина Павловна. Ой, ну вот – приехали. Так вы меня прямо домой привезли? Спасибо вам большое.

Весь оставшийся путь проехали молча. И даже прощаясь, водитель не стал ничего спрашивать, уточнять. Денег с попутчицы и с меня дополнительно за сделанный крюк не взял. А когда я, захлопнув дверцу его автомобиля, пошел к дому, он коротко просигналил два раза.

Пятый постулат

Идет ветер к югу, переходит к северу,