Джек Лондон - Рожденная в ночи. Зов предков. Рассказы (сборник)

• Название: Рожденная в ночи. Зов предков. Рассказы (сборник)
• Автор: Джек Лондон
• Жанр: Проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-0461-9, 978-966-14-2541-4

Большинство произведений Джека Лондона, собранных в этом томе, написаны на реальной основе. Однако не только фактическая достоверность делает их интересными читателю, но и некая духовная аура, которая порождает необычно тесную связь между жизнью и ее художественной интерпретацией.

---

– Я пожертвую тысячу сукрэ на богадельню в Кито, если бык убьет сегодня человека…

– Вы любите быков? – улыбнувшись, спросила Мария Валенсуэла.

– Еще меньше я люблю таких людей, – ответил Джон Харнед. – Тореадор совсем не храбр, да он и не может быть храбрым. Смотрите, у быка уже высунулся язык, он измучен, а бой еще не начался!

– Это вода, – произнес Луис Сервальос.

– Да, это от воды, – подтвердил Джон Харнед. – Не лучше ли было бы подрезать быку поджилки перед тем, как выпустить?

Насмешка, прозвучавшая в словах Джона Харнеда, разозлила Марию Валенсуэлу. Но Луис Сервальос улыбнулся (так, что только я заметил это), и в ту минуту я окончательно понял, какую игру он затеял. Я и он были бандерильеры, а в ложе с нами сидел большой американский бык. Нам предстояло колоть его дротиками, пока он не придет в ярость, и тогда, пожалуй, не состоится его брак с Марией Валенсуэлой. Это была интересная игра, а в нас ведь текла кровь любителей боя быков!

Бык теперь окончательно рассвирепел, и кападорам пришлось немало повозиться с ним. Он быстро поворачивался, порою так неожиданно, что оступался задними ногами, взрывая копытами песок, но все время попадал на развевающийся плащ и не причинял людям вреда.

– У него нет шансов, – твердил Джон Харнед, – он сражается с ветром.

– Ему кажется, что враг – это плащ, – объяснила Мария Валенсуэла, – смотрите, как умно кападор дурачит его!

– В этом его природа – бывать одураченным, – отвечал Джон Харнед. – Поэтому-то он и обречен сражаться с ветром. Тореадоры знают это, публика знает, вы знаете, я знаю – мы все заранее знаем, что он вынужден сражаться с ветром. Он один не знает этого по своей глупости. У него нет шансов!

– Очень просто, – произнес Луис Сервальос. – Нападая, бык закрывает глаза, и поэтому…

– Человек отскакивает в сторону, а бык пробегает мимо? – перебил Джон Харнед.

– Да, – подтвердил Луи Сервальос, – именно так. Бык закрывает глаза, и человек знает это.

– А вот коровы не закрывают глаз, – сообщил Джон Харнед. – У нас дома есть джерсейская корова, – простая молочная корова; она хорошо расправилась бы с этой компанией.

– Но тореадоры не дерутся с коровами! – возразил я.

– Коров они боятся, – продолжал Джон Харнед.

– Да, – сказал Луис Сервальос, – они опасаются драться с коровами. Какая же была бы забава, если бы убивали тореадоров?

– Нет, было бы забавно, – ответил Джон Харнед, – если бы время от времени убивали тореадора. Когда я буду стариком и, пожалуй, калекой, и мне придется зарабатывать на жизнь, а тяжелым трудом я не могу заниматься, тогда я сделаюсь тореадором! Это легкое занятие для стариков и инвалидов!

– Да смотрите же! – воскликнула Мария Валенсуэла, наблюдая, как бык ловко бросился на кападора и тот отразил нападение, взмахнув плащом. – Для этого требуется большое искусство!

– Верно, – согласился Джон Харнед, – но, поверьте, надо быть тысячекратно искуснее, чтобы отразить многочисленные и быстрые удары боксера, у которого глаза открыты и который наносит удары с умом! Притом же – бык совсем не хочет драться, он убегает!

Это был плохой бык: он опять закружился по арене, ища спасения.

– Вот такие быки иногда бывают очень опасны, – заметил Луис Сервальос. – Никогда не знаешь, что они сделают в следующую минуту. Они умны, такие быки, они наполовину коровы. Тореадоры не любят их. Смотрите, он снова повернулся!

Бык, обозленный стеной, которая не выпускала его, проворно кинулся на своих врагов.

– У него уже язык висит! – воскликнул Джон Харнед. – Сперва его поят водой, а потом дразнят – то один, то другой, заставляя сражаться с ветром. Пока одни изматывают его, другие отдыхают, быку же не дают передышки, и когда он вконец измучен и еле двигается, матадор пронзает его своей шпагой.

Между тем наступила очередь бандерильеров. Три раза один из них пытался воткнуть быку бандерилью – и все три раза безуспешно: он только слегка поранил быка и привел его в ярость. Бандерильи (дротики) должны, как вы знаете, входить в тело по две сразу: у плеч, по обе стороны позвоночника и поближе к нему. Когда всажена только одна, это – неудача, толпа начала шикать, требовать Ордоньеса. И Ордоньес отличился на славу: он выбегал четыре раза – и все четыре раза с одного маху втыкал бандерильи, так что на спине быка их сразу выросло восемь штук. Толпа обезумела от восторга, и на арену посыпались градом шляпы.

И в это мгновение бык неожиданно устремился на матадора; человек поскользнулся и растерялся. Бык подхватил его – к счастью, человек очутился между его раскинутыми рогами. И в то время как публика, затаив дыхание, молча смотрела на это зрелище, Джон Харнед поднялся и радостно заревел. Один среди общего безмолвия Джон Харнед ревел! Он радовался за быка! Вы сами видите, Джону Харнеду хотелось, чтобы был убит человек! Зверь сидел в его сердце. Его поведение возмутило сидевших в ложе генерала Салазара, и они начали кричать на Джона Харнеда. А Урсисино Кастильо стал обзывать его прямо в лицо собакой-гринго и другими обидными кличками. Однако они говорили по-испански, и Джон Харнед ничего не понял. Он стоял и вопил, может быть, десять секунд, пока быка не отвлекли на себя другие кападоры и упавший не поднялся невредимым.

– У быка ни единого шанса, – тоскливо проговорил Джон Харнед, садясь на место. – Человек остался невредим; они обманом отвлекли быка от врага! – Он повернулся к Марии Валенсуэле и произнес: – Простите, я погорячился!

Она улыбнулась и в знак укоризны хлопнула его веером по руке.

– Вы ведь в первый раз смотрите бой быков, – сказала она. – Когда вы посмотрите еще несколько раз, вы не станете радоваться смерти человека… Я вижу, вы, американцы, жестче нас. А все из-за вашего бокса! Мы ходим только смотреть, как убивают быка.

– Но мне хотелось бы, чтобы и у быка был шанс! – ответил он. – Вероятно, со временем меня перестанут возмущать люди, околпачивающие быка…

Опять раздались звуки труб. Ордоньес выступил вперед со шпагой и красным плащом; но бык, очевидно, раздумал и уже не хотел драться. Ордоньес топнул ногой, крикнул и взмахнул своим красным плащом; бык бросился на него, но довольно вяло, без всякого воодушевления. Ордоньес неудачно ударил, шпага встретила кость и погнулась. Ордоньес взял новую шпагу. Бык, вновь вынуждаемый к бою, бросился на противника. Пять раз Ордоньес пытался нанести удар, но каждый раз шпага проникала неглубоко или натыкалась на кость; в шестой раз шпага вошла по рукоятку – и опять неудачно: она миновала сердце и насквозь прошла между ребер, высунувшись на пол-ярда из другого бока животного. Публика освистала матадора. Я посмотрел на Джона Харнеда: он сидел молча, без движения; но я видел, что зубы его крепко стиснуты, а руки впились в край ложи.

Бык потерял весь свой задор; удар был не смертелен, и он бегал прихрамывая: ему мешала шпага, торчавшая из тела. Он удирал от матадора и кападоров и кружился по арене, глядя на публику.

– Он говорит: «Ради Бога, выпустите меня отсюда; я не хочу драться!» – заметил Джон Харнед.

И все! Больше он ничего не сказал, а только смотрел на арену, временами косясь на Марию Валенсуэлу: как, мол, это ей нравится! А Марию возмущал матадор: он был неловок, а ей хотелось интересного зрелища!

Бык совсем выбился из сил и ослабел от потери крови, но все не умирал. Он медленно ходил по арене, ища выхода. Он не хотел больше драться, довольно с него! Но его нужно было убить. На шее быка, за рогами, есть место, где позвоночник не защищен, и его можно мгновенно убить легким ударом в это место. Ордоньес подошел к быку и спустил свой красный плащ до земли. Бык не тронулся с места. Он тихо стоял и обнюхивал плащ, нагнув голову, и в это время Ордоньес ударил его в незащищенное место на шее; но бык поднял голову, и шпага миновала цель. Бык стал следить за шпагой. Когда же Ордоньес спустил плащ на землю, бык забыл о шпаге и, нагнув голову, стал обнюхивать плащ. Опять Ордоньес ударил – и опять неудачно. Он попытался снова и снова – это просто делалось глупо! Джон Харнед безмолвствовал. Наконец удар попал в цель, бык повалился и умер; привязали мулов и потащили его с арены.

– Гринго находят этот спорт жестоким, не так ли? – спросил Луис Сервальос. – Это бесчеловечно, нехорошо для быка, да?

– Нет, – ответил Джон Харнед, – не в быке дело. Нехорошо для тех, кто смотрит, это унизительно для них. Это учит их радоваться мучениям животного. Только трусы могут впятером нападать на одного глупого быка. И те, кто смотрит, научаются трусости. Бык умирает, но зрители остаются и получают урок трусости. Храбрость мужей никогда не воспитывается сценами трусости!

Мария Валенсуэла не произнесла ни слова. Она даже не взглянула на Джона. Но она слышала каждое слово и побледнела от гнева. Она смотрела на арену и обмахивалась веером. Но я видел, как дрожала ее рука. И Джон Харнед не смотрел на нее; он продолжал свое, как будто ее здесь не было. Он также был зол, холодно зол.