Степан Шевырев - Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни профессора С. Шевырева в 1847 году

• Название: Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни профессора С. Шевырева в 1847 году
• Автор: Степан Шевырев
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91674-075-2

Книга русского писателя и поэта «тютчевского круга», ученого, сформировавшего основы русского литературоведения и современной концепции восприятия древнерусской литературы, профессора Московского университета С.П. Шевырева (1806–1864) о его поездке зимою и летом 1847 года в Кирилло-Белозерский монастырь оказалась (как и другие его литературные произведения) прочно и совершенно незаслуженно забытой уже во второй половине XIX века. Отдавая дань нашему замечательному соотечественнику, издательство «Индрик» выпускает в свет описание в полном смысле слова исторического паломничества С.П. Шевырева к святыням Русского Севера.

---

В нижнем храме – престол во имя Страстей Христовых. Здесь для изображения их допущено и новое искусство. Всякую пятницу, как день посвященный воспоминанию о смерти крестной Спасителя, совершается литургия. Неумолкаемо раздается чтение Псалтири.

Так всё, всё знаменует здесь сознательное возвращение к разуму первоначальной нашей Церкви: внешнее великолепие и блеск затмились перед простотой и смирением, от которых пошла и сила нашей Церкви, и сила жизни народа и царства.

Последние минуты в Троицкой обители провел я в прогулке по стенам двухэтажной ее ограды с А.В. Г-им. Окрестная природа рисует мирные ландшафты в амбразурах стен, память историческая предлагает грозные воспоминания, которых отголосок жив в каждом камне. Нижний этаж дал трещины во многих местах, оттого что толща ограды строена в два приема. Ограда, охранявшая обитель и Россию от врагов, теперь служит для мирных и торжественных шествий благополучной Церкви, которая по ней носит свои хоругви и иконы, сопровождаемые клиром и толпами усердного народа. Да иногда молодые ученые духовной академии гуляют под массивной тенью этих сводов, как философы древности в своих портиках, укрытых от солнца.

Александров

На сорок верст отстоит Александров от Троицы. Дорога небольшая, но проезжая. Колеи такие, что способу нет, а когда грязь, так не приведи Господи! Сна чала однообразно тянется она перелесками, потом несколько оживляется. Путь сокращал мне извозчик Фаддей, очень умный малый, которого подрядил я в Троицком посаде до Александрова. Память святого жива в народе. «Потрудился Сергий Чудотворец для народа, – говорил мне крестьянин, – всем послужил. Колодцев с десять он все вырыл. Ведь тут везде был лес дремучий, звери жили, людей никого. Без Сергия Чудотворца не было бы и нам ничего, а теперь им мы живы. У него, говорят, всего было довольно, кто-то ему в келью накладывал; придет и наложит, а кто незнамо. Вестимо, что, чай, были Ангелы».

«Что, владимирцы-то в Александрове как говорят? По-вашему?» – «Нет, там говорят не так чисто, как у нас. Бывалые в Москве конечно говорят почище, а тутошние, в Александрове, присцокивают». – «Смеетесь вы над ними?» – «Зачем же смеяться? Ведь и мы не лучше против ихнего скажем». Мне понравился этот ответ смиренный, это благоволение к другому наречию, хотя оно и противно уху. Крестьянин дальный, наезжая часто в Москву, сам добровольно подчиняется звукам и чистоте образованного наречия Москвы, но москвич не будет смеяться над приезжим провинциалом.

Поводом к этому разговору было село Слотино, которое мы проезжали. Странно мне было вдруг встретить здесь наречие новгородское. Женщина, у которой мы спросили квасу, сильно цавокала. «Вот вам цашецка», – говорила она. Крестьянин, муж ее, говорил чище, чем она, – виден человек езжалый. Это привело меня к тому заключению, что наречия местные изучать надобно от женщин-домоседок, которые не покидали родины. От мужика же вы редко услышите чистое первоначальное наречие его села или деревни. Чуждое влияние всегда уже будет заметно в его речи.

Как зашло сюда наречие новгородское? Слотино существовало уже во времена Грозного. Когда царь выселился из Москвы в слободу, грозя оставить царство, тогда епископы, поехавшие к нему туда уговаривать его о возвращении, остановились в Слотине. Здесь же остановился князь Владимир Андреевич с женой и детьми, когда ехал на оправдание к Грозному. Сюда явился разъяренный царь с толпой всадников, эту деревню они окружили с обнаженными мечами, в одном из сельских домов скрылся царь; сюда привели к нему князя Владимира с его семейством – и здесь он погиб жертвой его неистовых подозрений. Никак нельзя вообразить, чтобы это село, более похожее на деревушку, могло быть когда-нибудь свидетелем таких трагических событий.

Но откуда же взялось новгородское наречие? Иоанн III, покорив Новгород, выселил из него более восьми тысяч бояр, именитых граждан и купцов, получивших земли во Владимире, Муроме, Нижнем, Переславле, Юрьеве, Ростове, Костроме. Не к тому ли времени относится и новгородское население Слотина?

Исторические воспоминания приятно соединять с живой Русью, которая олицетворяется для вас в каждом простолюдине. Я заслушивался рассказов Фаддея. Мне любопытна была жизнь его. Сиротинкой остался он годочку после отца на руках у вдовы-матери. Ей не на что было воспитать сына, она должна была собирать для него милостыню и воспитала его около Троицкой Лавры одним Христовым подаянием и снарядила ему домик. Теперь он ее поит, да кормит, да покоит, а она бабушка и няня детей его. «А как ты женился, Фаддей?» – «Да тоже взял за себя сиротинку. Уж так пришлись, один к другому. Жили две девушки, с ними тетка, крестная мать их; у них была изба. Вот я и взял одну из девушек за себя, а сестру ее тоже к себе в дом, с тем чтобы выдать замуж и себе получить избу. Так и сделал». Действительность-то здесь выше той натянутой и брюзгливой поэзии, которая сама плоше всякой плохой действительности.

«Ну, а сколько у тебя теперь лошадок, Фаддей?» – «Да четверня, по милости Божьей». – «А которую лошадку ты больше других любишь?» – «Да что, всех равно люблю». – «Нет, уж у вас всегда есть любимая». – «Да вот разве эту – эта будет послóвнее». – «А рассказывают ли у вас на посаде сказки?» – «Бывает иногда». – «Да где же больше рассказывают?» – «Да по трактирам шляются такие сказочники, веселят народ».

Дорога мрачностью соответствует слободе Александровой и ее грозным воспоминаниям. Места лесисты – конечно, это малые остатки от лесов прежнего времени. По сторонам открывались иногда виды довольно живописные. Замечательны имена урочищ. У Троицы есть речка Торгош и Кóнчура. А вот тут перед селом Коринским речка Пéчкура. Самое Коринское также село древнее. Производят его от кар Грозного, но конечно, это производство поэтическое. Вернее то, что село Коринское упоминается в 1609 году. В нем Сапега встретил передовую дружину князя Михаила Скопина.

По мере того, как подъезжаете к Александрову, места становятся мрачнее и лес гуще. Но перед тем как открыться городу, лес, раздвигаясь, уступает место обширной поляне. Вдали виден городок, сначала как будто в лощине, потом выше, живее и красивее вытягивается он, особенно горной своей стороной. Какие-то развалины с башенкой возвышаются над новыми зданиями: это остатки славного конного завода, который был основан при Елизавете, великолепно построен при Екатерине, сгорел и не возобновлен.

Выезжая в город, по яркой пестроте цвета на одеждах простолюдинов вы заметите, что город оживлен фабричной промышленностью, что народ в довольстве, что красивые бумажные изделья, которыми снабжает Александров Россию, служат и населению самого города. На улицах приятно было встречать лица свежие, женщин прекрасной наружности, детей здоровых и веселых. Вот здесь фабрики, видно, с пользой действуют на низший класс, не изнуряя сил его, но питая его и довольствуя.

Остановившись в гостинице, довольно скромной для промышленного города, у хозяина-извозчика, я направил шаги прежде всего в уездное училище, к своим сослуживцам. Нас провожал по городу хозяйский племянник, один из учеников школы, хорошенький и умный мальчик лет 12-ти. Дорогой, чтобы не терять времени, я экзаменовал его. Весьма толково сказал он мне наизусть все 12 членов «Символа веры», хорошо знает начатки катехизиса, краткую священную историю, географию Европы и России. Об учителях своих и товарищах, особенно о старшем ученике, говорил он с уважением и любовью. Все исторические примечательности города известны 11-летнему мальчику, и усыпальницы в монастыре, и гробницы Маргариты и Феодосия, сестер Петра Великого, и охотный двор императрицы Елизаветы. От товарища по ученью слышал он, что отец его имеет книгу, печатанную в Александровой слободе, при царе Грозном: «ведь здесь, барин, прежде была типография». Мальчик изумлял меня своей сметливостью, проворством, знаниями, хотя и смешал в ответах Ревекку с Саррой. После оказалось, что он совсем не из лучших учеников училища, что нередко ленится в классах, а между тем и он мог служить хорошим аттестатом для всей школы. Я поручил ему отыскать старинную книгу, но после он отвечал на вопросы мои об ней с каким-то смущением, которое обнаруживало, что он в порыве детской откровенности проговорился о том, чего не велено было ему сказывать. Таким образом, след любопытной старинной книги пропал у меня из виду. Может быть, кто-нибудь другой, счастливее меня, ее откроет.

Река Серая делит город на две части. Имя реке дано по цвет у, который еще стал серее от фабрик, искажающих красоту Божья мира для потребностей человеческих. Училище – маленький светлый домик – помещено на горной стороне Александрова. Прекрасный вид открывается оттуда на широкий, пространный луг и на город, лежащий вправо. Ученье только что было закрыто перед моим приездом, но штатный смотритель И.Ф. Милославов привел ко мне лучших учеников. Они ответами на мои вопросы подтвердил мне еще более то доброе мнение, которое составил я об училище по мальчику, мной случайно встреченному. Грамматика, священная и русская история очень тверды. Экзамен был сделан невзначай, без всяких приготовлений, по желанию начальника школы, обрадовавшегося профессору, который может взглянуть своими глазами на его ревностные усилия. Училище так содержится опрятно, как будто бы ждали кого-то. Карты географические для черчения раз вешаны в классах. Училищ – 4. В уездном – 30 учеников, в приходском – 6, в частной школе – 40, в женской – 22 ученицы. Число учеников к народонаселению относится как 1 к 14. Учащиеся мальчики по большей части ограничиваются одной грамотой и поступают на работу. Редкий из них пройдет все классы школы. Часто порядок ученья нарушается тем, что мальчик по целой неделе не ходит в школу. Баловство родителей нередко тому виной. Промышленность также отнимает учеников у школы в работники для своих фабрик, а сама не радит о учении народа. Мы думаем, что она с течением времени больше получила бы и материальных выгод, не говоря уже о нравственной пользе, если бы поступала иначе и умела бы согласовать требования просвещения с своими вещественными видами.