Геннадий Прашкевич - Божественная комедия (сборник)

• Название: Божественная комедия (сборник)
• Автор: Геннадий Прашкевич
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2015

Время тревожит, время пугает, влечёт. По-разному к текущему времени относятся люди. Повстанцы, пытающиеся свергнуть профашистское правительство, стараются ускорить его течение, а женщина из будущего, отделенная от любимого человека целыми веками, пытается сквозь эти пласты пробиться («Только человек!»); проклинают замедлившееся и убивающее время жители Территорий, у которых есть еще жалкий шанс попасть в число избранных («Золотой миллиард»); имеют дело с бессмертием исследователи морской планеты Несс («Анграв-VI»); наконец находят возможность найти друг друга, казалось бы, навсегда потерявшиеся во времени герои повести «Божественная комедия». Времени великому и вечному посвящены все четыре повести этого тома.

---

– Вам жаль туземца? – негромко спросил Досет.

– Разумеется.

– Почему же вы не поможете ему? Достаточно ответить на мои вопросы, и мы отправим туземца в госпиталь.

Это была ложь. Анхела только покачала головой.

Досет в упор взглянул на дочь банкира Ауса. Он был убежден: она все равно заговорит, она все равно непременно заговорит! Надо только правильно нажать на нее. В успех беседы с раненым либертозо майор не верил – либертозо бесчувственны, но Анхела… Когда туземец завопит от боли, когда электрический ток вывернет его кости из суставов, когда из прокушенных губ густо хлынет кровь, Анхела, конечно, заговорит. А пока…

– Приведите Этуша!

Глава пятая Художник

Этуша втолкнули в «камеру разговоров».

– Почему ты не стал рисовать эту женщину? – грубо спросил Досет.

Этуш вздрогнул. Он боялся смотреть на Анхелу. Он с ужасом отворачивался от «Лоры». С унизительным страхом, с низкой мольбой Этуш смотрел только на майора.

– Эта женщина не для моего карандаша, – наконец жалко выдавил он.

– И все-таки ты ее напишешь!

– Нет! – затравленно возразил Этуш. – Я не могу. Она с других плоскостей. Я рисую только преступников.

– Дуайт, воротник!

Легко замкнув распухшие, но слабые руки художника в металлические наручники, Дуайт коротко приказал:

– На пол!

Только теперь Анхела уяснила назначение ржавого металлического кольца, ввернутого в бетонный пол камеры. К кольцу Дуайт деловито примкнул на цепь грузно опустившегося на колени художника. Так же деловито он затянул на шее Этуша сыромятную петлю – «воротник». Луч мощного рефлектора, поставленного на пол, ударил прямо в сыромятную петлю, и художник, по-птичьи прикрыл выпуклые глаза желтоватыми пленками почти прозрачных век.

– Сейчас одиннадцать, – ровно сказал Досет, взглянув на часы. – К двум часам ночи я должен знать, кто, где и на чьи деньги покупает оружие для либертозо? Кто и через какие порты ввозит оружие в Танию? Когда и где приземлятся очередные самолеты с оружием? Ответить на эти вопросы можете вы, Анхела. Или ты, туземец. И даже ты, червь, если что-то знаешь, – кивнул он в сторону Этуша. – Тот, кто заговорит первым, будет отпущен. Остальных убьем.

– А если мне нечего сказать? – наивно удивилась Анхела.

Досет почувствовал бешенство. Он боялся своих вспышек, но ничего не мог с ними поделать. Вскочив, одним шагом преодолел пространство, отделявшее его от Анхелы. Ударившись бедром о край деревянного стола, резко наклонился и рванул на себя тонкую руану.

Шелк лопнул.

Накидка сползла с голого плеча Анхелы.

Будто защищаясь, она вскинула левую руку, и на тонком запястье холодно блеснул полупрозрачный браслет – абсолютная копия того, который лежал на столе. Еще какое-то мгновение Досет боролся с непреодолимым желанием ударить Анхелу.

Но браслет…

Он вернулся к столу.

Этуш на полу захрипел.

Сыромятная петля, быстро высыхая, сдавила его толстую рыхлую шею.

– Будешь рисовать?

Этуш согласно и страшно задергался.

– Дайте ему карандаш и кусок картона, – приказал Досет. – Дуайт, сними с него воротник! – И сказал Этушу: – Рисуй внимательно. И не подходи к столу, от тебя дурно пахнет.

– Руки дрожат, – прохрипел Этуш. – Дайте мне глотнуть скотча.

– Ты получишь свой скотч. Но позже.

Сам Досет хлебнул прямо из бутылки. Эти браслеты, подумал он, могут служить неким тайным знаком… Он исподлобья взглянул на Анхелу… Поправив руану на плече, дочь банкира теперь сидела в неудобном кресле прямо и строго.

– Дайте напряжение на туземца.

Дуайт замкнул цепь.

Привязанный к «Лоре», Кайо вскрикнул.

Судорога выгнула, потрясла его тело, и Дуайт заорал прямо в лицо туземцу:

– Когда придет самолет?

Помогая Кайо, Анхела приняла на себя часть удара.

Ее вид – закрытые глаза, посеревшие губы – вполне удовлетворил майора. Он не подозревал, что Анхела могла выдержать и более страшную боль. И уж конечно, не думал, что Кайо не получает своей дозы.

И все же времени мне не хватит, сказала себе Анхела.

Еще несколько ударов и мне не спасти Кайо. Я просто не успею. Он уходит.

Из всех точек боли, которые она перенесла на себя, самыми чувствительными оказались две – под сердцем и под желудком, глубоко внутри. Сглаживая неравнозначность боли, Анхела откинулась на спинку неудобного деревянного кресла: кто может стать помощником? На кого можно перенести еще какую-то часть боли? Этуш? Вряд ли. В мозгу художника было тихо и страшно, как в пустой комнате.

Широкий затылок наклонившегося над картоном художника на миг напомнил Анхеле Шмайза. Только доктор Курт Шмайз был действительно крупен, но крупен по-спортивному. Было время, когда Этуш и археолог почти не расставались. Сдержанный немец и горячий таниец – странная пара! Но Курту Шмайзу художник был по душе. Уступая просьбам археолога, несколько лет назад Этуш взялся за перерисовки шумерских глиняных печатей. Позже часть этих работ приобрел университет Эльжбеты, другая часть перешла к Анхеле. Особенно нравился ей лист с изображением Гиша. Царь Урука стоял, зажав под мышкой свирепого, ничуть не смирившегося льва. Высокий тюрбан башней возвышался над высоко поднятой головой царя, под льняным хитоном вздувались мышцы. Чем шумный художник привлекал внимание всегда сосредоточенного доктора Шмайза? Никто не знал этого, кроме Анхелы. Только она догадывалась: с некоторых пор археолог и художник стали бояться ее. Да, их стали пугали ее способности. Например, то, как легко она схватывала любые самые сложные тексты. И как легко распутывала затейливые загадки.

А знание языков, живых и мертвых!

«Одиннадцать падежей! Несколько видов множественного числа! Клинописное написание! – поражался археолог. – В какой эдубба (школе) какой уммиа (учитель) дал вам это? Вы же не родились в Шумере?»

Уезжая в поле, археолог слал из Ирака подробные отчеты.

Через какое-то время все они возвращались к нему с массой пометок.

Никто бы не поверил, что пометки сделаны двадцатитрехлетней женщиной, не имевшей еще по-настоящему весомого научного имени. «Разработка проблем истории Древнего Востока – первостепенный долг каждого думающего археолога! Математика и медицина Шумера оставили свой след не только в науке греков и александрийцев. Шумерской системой мер и весов, до введения метрической, пользовались повсеместно. Влияние Шумера на эллинистические монархии, а значит, и на Рим, Византию, Египет – несомненно». Однако доктор Курт Шмайз не мог до конца принять стиль Анхелы, потому что она (на его взгляд) слишком откровенно торопилась найти в каменных развалах раскопок нечто необыкновенное. Она постоянно требовала: «Ищите не в Фара и не в Абу-Бахрейне. Ищите не в Телль-абу-Хабба! Эти холмы уже многажды рыты и перерыты! Ищите там, куда никто не заглядывал! Ищите на путях Гиша!» Будто из далекой Тании ей было видней, где искать.

Еще более странными казались доктору Шмайзу намеки Анхелы на то, что он должен был найти. Она будто сознательно забывала о том, что времена Гиша были временами самого отдаленного, самого дикого варварства. Наверное, поэтому первые же находки в указанных Анхелой местах повергли археолога в самый настоящий ужас и в трепет…

За три месяца до мартовского переворота доктор Курт Шмайз прилетел в Танию.

В столице было неспокойно, в аэропорту группами прогуливались морские пехотинцы с заряженными автоматами наперевес. Народный президент произносил длинные речи, а на улицах шли демонстрации обществ самообороны.

Только Анхела, казалось, не замечала этого:

«Курт, как соотносятся ваши находки со временем царя Гиша?»

«Не знаю», – ответил Шмайз. Было видно, что он полон сомнений.

«Но я оказалась права, – мягко заметила Анхела. – Вы наткнулись на нечто необычное!»

«Да, наткнулся. Это так. Но что мне делать с этой находкой? – не выдержал доктор Шмайз. – С кем, кроме вас, я могу ее обсудить? Сами подумайте, титановая сталь в Шумере! Боже правый! Титановая сталь! И это в то время, когда жители Европы не додумались еще до каменных топоров!»

«И это еще не все, Курт, – улыбнулась Анхела. – Будьте готовы. В руинах Ларака, если вы их отыщете, вас ждет нечто не менее поразительное».

«Как мне искать руины Ларака? По мифам?»

«Нашел же Шлиман Трою, руководствуясь поэтическими указаниями Гомера, – опять улыбнулась Анхела. – Доверьтесь мне».

«Чтобы сломать себе шею? – вознегодовал доктор Шмайз. – Я и без того постоянно рискую репутацией. Когда Лайярд, Анхела, приступал к раскопкам Ниневии, все древности Шумера вмещались в один небольшой сундук. А теперь у меня – вагон находок. Тем не менее реальную жизнь Шумера я представляю себе хуже Лайярда. Подумайте сами! За тысячелетия до первых счетных машин кто-то в Шумере рассчитал время обращения Луны вокруг нашей планеты с точностью до 0,4 секунды! А кто-то сварил титановую сталь, требующую специальных технологий! А кто-то разделил год на 365 дней 6 часов 11 минут! А кто-то вычертил звездную карту с объектами, невидимыми невооруженным глазом. А кто-то ввел в обиход шестидесятиричную систему счисления! За тысячелетия до наших дней!»