Владимир Сеницкий - По крупицам

• Название: По крупицам
• Автор: Владимир Сеницкий
• Жанр: Поэзия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-00071-085-2

«По крупицам» – первая книга избранной лирики самарского поэта, лауреата международных поэтических конкурсов Владимира Сеницкого. Философский подход к жизни не мешает автору страстно любить и чувствовать любые её пустяки. Поэзия и музыка, как главные составляющие человеческой сущности и окружающей его природы, главная тема этой книги. Недаром составителем её является самарский бард и поэт в прозе, Николай Крупин, близкий и дорогой друг автора, выбравший из многочисленных текстов именно эти.

---

«Вовка! Опустись на землю!»

Соберу его на службу,

что давно ему – обузой.

И ни в службу, и ни в дружбу

стала я законной музой.

Ожидает нас зарплата

маленькая (но не очень),

перекраиванье платья,

перекраиванье строчек.

Как же так могло случиться,

что в любовь всем сердцем верим,

а обыденность стучится

в крышу, в окна, в стены, в двери,

а толпа в окне живая

от гудка гудку лишь внемлет:

всё, что можно, прожевала,

и молчит, идёт и дремлет,

что поэзия не чьё-то

торжество ума и духа,

если по большому счёту,

то – обыденная штука???

Я натягиваю «тогу»,

ласкам более не внемлю

и кричу ему, как богу:

«Вовка! Отпусти на Землю!»

И заломлены, как ветви,

руки,

слёзы зреют сливой…

… Только как прожить на свете

без поэзии счастливой?!

2. Монолог поэта.

«… и заломлены, как ветви, руки…

Слёзы зреют сливой, как … чернила…»

О строка, рождённая в разлуке,

жизнь моя тебя не очернила?

Жизнь моя тебя благословила…

на четыре стороны…(в придачу).

Ты же возвращалась и ловила

за рукав меня!

Пишу и … плачу.

О строка к строке – как будто камни!

Между строчек пролегают годы,

чтоб потом, в одной сливаясь капле,

стать ребёнком у одной погоды.

Я их в долгий ящик запираю —

годы домогательств,

строки-рохли.

Мщу стихам: пишу – не промокаю,

чтоб они по мне подольше сохли!

Строки мстят – нестройным рядом длинным,

ждут расплаты

иль растраты мига,

где они в одном лице едином —

мой ребёнок, дерево и книга.

«… и заломлены, как ветви, руки…»

Белый лист бумаги и чернила…

И перо не взято на поруки:

ничего ещё не начертило.

О стихи!

Не высвистаны выси!

Друг пред другом долг всё не оплачен.

Мы живём на расстояньи мысли

и творим друг друга.

Или – плачем.

1981-82 г.

Монолог из Елабуги

Памяти М.И. Цветаевой

Вернулась. Бельё постирала

здесь в речке: висит на ветру.

Стирала я, а не стенала:

не знала, что завтра умру.

Вчера, мне казалось, вернулась!

Прощалась с тобою, Париж!

Сегодня навечно проснулась,

коль вечности принадлежишь.

А Родиной снова не светит!

Служи сам себе маяком.

И осень позорно отметит

приезд твой одним сквозняком.

Все доводы веские – зыбки.

Души оправданья, круши.

России сплошные ошибки

уводят людей от души.

О! Дважды входившие в воду!

Коллеги, куда ни копни!

Нет ходу. В любую погоду

река вам отрежет ступни!

О! Ветер! Холодный! Державный!

Всё дующий из-за угла.

А гвоздик в дому, хоть и ржавый,

всё выдержит, что не смогла!

Плачь, тело – залётная птица!

Душа, ты отныне вольна!

А веку вовек не простится

за то, что ты платишь сполна.

1983 г.

Конец рыцарства

Было время – были волосы пышны,

было зренье, были юны и умны.

Было время – наше время, петухов!

Было бремя неотпущенных грехов.

Днесь прощаем всем всё сразу. Ерунда!

И теряем. Их. Любимых. Навсегда!

Критикуем разве только молодых,

всех огулом. А они нас бьют под дых!»

Облысенье – словно ясность от ума.

Свет осенний нас не греет, как туман.

До озноба жизнь продрогла без плаща!

Что, зазноба, пролетаешь? Ну, прощай!

Нету жалоб: бились шпагой, но плашмя.

От пожаров есть песочек и кошма.

Деловые отношенья на дворе!

Тыловые отношения вдвойне!

Ну ещё бы, чтобы зрелость – напролом

сквозь чащобы, непролазный бурелом?!

… Но цепляет за рубаху старый куст:

исцеляет – только память наших чувств…

1984 г.

«Мой друг!..»

Мой друг!

Во мне ль живёт испуг

за наши прегрешенья и обиды?

Вокзал.

И кто-то вдруг… сказал,

что всё прошло, и наши карты биты.

Мой путь

с возвратом. Не забудь!

И – в угол чемодан. Я снова дома!

Пусть дом

наш снят, но дело в том,

что… наплевать. Моя… к тебе бездонна!

Свет мой!

Приехал я домой.

Иди ко мне. Поговорим за чаем.

Сосед

(хозяин!) гасит свет.

А мы в ответ – свой тихо излучаем.

Наш сын

цветёт, как апельсин.

Совсем не зря мы наши ночи пели.

Что ночь?

Ведь ты же – моя дочь!

Ваш сон храня, качну две колыбели.

И вновь

боясь позвать…, как встарь,

тебя я только обнимаю пуще.

Что страсть?

Ведь ты – моя сестра!

(хоть и досадно, что … полы скрипучи).

1985 г.

«Слова роняю невпопад…»

Слова роняю невпопад,

а сам слоняюсь в листопад,

не замечая голых веток.

И принимаю (без вранья!)

за листья свору воронья.

Мой глаз – незряч. Язык – неметок.

О дар доверия! Ты редок!

Твой взор, не ведая отметок,

всему поверит как-нибудь.

Как ваши оценить надежды,

а с ними модные одежды,

что прикрывают вашу суть?!

1986 г.

«Когда, как нож, своё коварство…»

Когда, как нож, своё коварство

покажет високосный март,

от сплина не найдёшь лекарства

в гитарных переборах, бард!

И вот иные переборы

стучат в затылок и висок.

И ты, обматерив просторы,

в апреле снова не просох.

Пусть май вновь заголит коленки

прохожих ветреных подруг,

твой взгляд отпрянет, как от стенки,

ему, больному, недосуг.

Пока весна других тревожит,

в ночи свой распуская сад,

не спит и больше спать не может,

идёт-бредёт твой снегопад.

1996 г.

«Итак, обманемся, а лучше повторим-ка…»

Итак, обманемся, а лучше повторим-ка

всё то, что можно очень долго продолжать.

Квартира, комната и кухня – вроде ринга.

Чему же, собственно, так тянет подражать?

Как много горького в тех пройденных этапах.

Давай проветрим кубатуры старой круг.

Никто не мог из нас ходить на задних лапах.

И в этом равенстве – вся мудрость, милый друг!

Губами чуткими к моим губам притронься.

Как странно, милая, что чувство вновь парит.

Но очень добрый гений твоего притворства

мне о любви одной лишь только говорит.

И, бесконечно продолжая наши гонки,

опять налаживая в жизни общий ритм,

давай пытаться вновь в безумном эпигонстве

мгновенья прежние с тобою повторить.

1997 г.

«Люблю тебя не за рубли…»

Люблю тебя не за рубли,

за всё, что встало в горле комом,

за всё у нас, как комом блин!

Ведь я – совсем не хитрый Коман.

Люблю безбожно и светло

тебя за двести километров,

что мой язык – не помело,

а только дуновенье ветров.

Спасательный мне кинув круг,

спасёшь меня, я знаю, снова!

И ты, о бусинка, мой друг,

для нас рассыпаться готова.

О боже! Как тебя люблю!

Готов идти на униженье.

Воздушный поцелуй ловлю,

от жажды весь – в изнеможеньи!

Молю глазами: «Не грусти!»,

но молча, как собака, ибо

не в силах вымолвить: «прости!»,

или сказать: «за всё спасибо!»

1997 г.

«Лежу разбросанный, как камни…»

Лежу разбросанный, как камни,

и бородатый, как марксист.

Жмёт в бок замлевшая рука мне,

лишь нос задирист и мясист.

Он служит слабым утешеньем,

но верный признак подаёт

и чует с призрачным движеньем,

что в кухне кто-то поддает.

И заставляет приподняться

над грустным фактом бытия,

дойти до степени понятья:

чтоб жить здесь, должен пить и я!

подняв штаны и майку с пола,

найдя на полочке очки,

и добредая до застолья,

всем доказать – мы не сачки!

Ах, как же тяжко удаётся

в разрухе волю наскрести,

внушить, что всё здесь перетрётся,

и в шутку всё перевести!

Но по кусочкам, неустанно,

себя сбираю, словно рать,

и рано или поздно встану,

рождённый камни собирать!

1997 г.

«Ах, спасибо Аристотелю за шарик!..»

Ах, спасибо Аристотелю за шарик!

Я могу теперь собраться в кругосветку,

на природу! И никто не помешает

ветку вербы целовать мне, а не Светку.

Не оставлю дома преданно записку.

И шагая так уверенно на воле,

буду долго на зубах катать ириску.

А Иринку – поищите ветра в поле!

Глаз и сердце отдыхают на просторе.

И когда я замечательно устану,

хорошо лежать на поле буду – флоре,

а на фауне, на Поле – я не стану.

Убегу я от церковного елея

и – от плотского со свойственной мне ленью.

Липы лист смолой на нос себе приклею.

Липнуть брошу или клеить я Елену.

Сеанс воздушных ванн получше ванны с Анной

я приму. Их не заменят даже вина,

что невинно пил с Наташей и Татьяной.

Не завидуйте, прошу, Наташе, Нина!

Ах, Любовь, Надежда, Вера! Не поверю

милым девушкам. Оставьте меня, люди!

Пробежаться по тропе позвольте зверю.

И привет передавать не нужно Люде.

До чего ж люблю вас всех я! Вот – умора!

Но, прислушиваясь только к ветра пенью,

загорать начну на галечке у моря,

а на Галечке– жене – еще успею.