Николай Дювернуа - Источники права и суд в Древней России. Опыты по истории русского гражданского права

• Название: Источники права и суд в Древней России. Опыты по истории русского гражданского права
• Автор: Николай Дювернуа
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2004
• ISBN: 978-5-94201-345-4

Вниманию читателя предлагается первая из работ выдающегося российского юриста, романиста и историка Николая Львовича Дювернуа (1836–1906). На основании огромного по объему материала памятников древнерусского, древнегерманского и римского права, подвергнутого внимательному и подробному сравнительному анализу, автор сформулировал наиболее важные выводы об особенностях процесса формирования правовых институтов в России, законотворчества и правоприменения, российского правового сознания, которые сохраняют актуальность и научную ценность и поныне.

Книга рекомендуется преподавателям, аспирантам и студентам, всем интересующимся историей российского государства и права.

---

Эверс прямо выделяет 17 статей, как Ярославову Правду, и все другие оставляет на долю его сыновей. Таким образом затруднение, которое представляет 42-я ст., для него не существует. Статья 42 Акад. сп. находится в очевидном противоречии с 7-й Тр. сп. По Акад. сп. вирнику следует 60 гривен, по Троиц. – 8. И тут и там говорится, что так уставил Ярослав. Троицкий список два раза возвращается к разсчету сбора вирнику, и оба раза ему назначается одна пятая виры (40/5 = 8,80/5 = 16). Если ст. 42 Акад. сп. должна уступить тому чтению, которое дает Троицкий список, то связь этой статьи с Правдой вел. кн. Ярослава будет очевидна, ибо у Ярослава говорится только о сорока гривнах.

Кроме 42-й ст. Акад. сп. никакая другая не возбуждает сомнений. Весь ряд до 18 ст. носит один характер, весь ряд после 18 ст. – другой. Это различие характера главным образом видно в том, что Правда Ярослава, говоря о лице, права которого нарушаются, разумеет свободного мужа вообще, – говоря о предмете спора, берет его отвлеченно, кому бы он ни принадлежал. Правда детей Ярослава непрерывно различает мужей князя и других свободных людей, коней княжих и некняжих, борть княжую и некняжую, раба княжего. Если с помощью этого признака мы можем дойти до 31 ст., то в числе дальнейших мы найдем такие, которые несомненно возникли позже, такова, например, 38-я в сравнении с 20-й, 40-я в сравнении в 29-й.

На этом основании мы заключаем, что первые 17 статей и, может быть, 42-я взяты в состав этого памятника при Ярославе. Статьи 18–42 возникли после Ярослава. Но мы отвечаем таким образом только вполовину на заданный вопрос. Если все ст. от 18–42 произошли позже, то все ли они принадлежат его детям? Этот вопрос всего лучше может быть разъяснен из разбора обеих редакций; но мы думаем, что для соображений о времени, когда появились все эти статьи, достаточно будет того факта, что в них несомненно мы не находим ниже всего, что уставили дети Ярослава. Из Тр. сп. мы узнаем, что дети Ярослава отменили убийство холопа за оскорбление свободного, которое дозволял их отец (ст. 16. Акад. сп., ст. 58 Тр. сп.). Этого положения мы не находим в рассматриваемой редакции. Мы думаем, что если в нее вошли не все положения детей Ярослава, то тем менее основания предполагать, чтобы в ней нашли себе место после них возникшие статьи. Таким образом, по всей вероятности, весь ряд статей от 18 до 42 составляет именно Правду детей Ярослава, как и означено в заглавии Акад. сп.

Итак, списки краткой редакции представляют собой две Правды, два сборника положений, назначенных для руководства суда.

Как произошли эти сборники? Единственное известие, которое дает нам наша письменность, относится не к той или другой части этого памятника, а к целому памятнику. Известно то место Новгородской летописи древнейшего состава, которое читается перед текстом краткой редакции. Тотчас по занятии Ярославом киевского стола, под 1016 г., летописец рассказывает о наградах, которые он дал воинам, отпуская их домой, и заключает: «и дав им Правду и устав списав, глаголав тако: по сей грамоте ходите, якоже писах вам, такоже держите». Разбирая это известие, бар. Розенкампф (Обозр. Корм. 1-е изд., стр. 222) говорит, что этих слов нет ни в одном из древних списков летописей. Мы можем прибавить, что их нет и в Суздальском списке. Но дело в том, что летописи вообще весьма скудны известиями, касающимися юридического быта. Их молчание не дает нам права заподозрить существование древнего юридического памятника. Хотя для нас совершенно ясно, что слова новгородского летописца не могут служить источником для определения способа возникновения того акта, который за ними следует, но мы и не имеем надобности в таких непосредственных указаниях, когда есть на лицо самый памятник. Из предпосланных новгородским летописцем слов можно заключить, что он считал этот акт весьма древним. Таков он и в самом деле. Дело могло быть так: имея в руках старинный акт с именем Ярослава, летописец, мало вникая в его содержание, занес его в свою летопись под тот год, под который ему казалось более уместным. В результате вышло, что новгородцы получили от кн. Ярослава грамоту, в которой есть, правда, Суд Ярослава, но нет никакого жалованья, и сверх того есть статьи, очевидно, позднейшего происхождения. Что наводило летописца на мысль о существовании именно жалованных грамот великого князя Ярослава новгородцам, об этом мы можем заключить из нескольких мест той же летописи. Так, под 1209 г. мы читаем: «Всеволод вда Новгородцам волю всю и уставы старых князь». Там же, под 1228 г., новгородцы предлагают своему князю новые условия и говорят: «поеди к нам, забожничье отложи, судьи по волости не слали; на всей воли нашей и на всех грамотах Ярославлих ты наш князь»; также под следующим годом: «на всех грамотах Ярославлих целовал крест князь: и вда свободу смердом на 5 лет даний не платити, кто сбежал на чужу землю, а сим повеле, кто еде живет, како уставили передний князи, тако платите дань». Мы видим отсюда, что грамот, на которые опирались новгородцы в своих рядах с князьями, было много; именем одного Ярослава обозначается не одна такая грамота. Несомненно, что всех их никак нельзя считать тождественными с той, которую внес в свою летопись новгородский летописец. Мы не имеем ни одной из них и не можем определить отношение их к Русской Правде. Барон Розенкампф высказывал некоторые предположения о возможном содержании этих грамот, но только вскользь, и едва ли он сам давал большое значение этим предположениям. Барон Розенкампф определяет время, когда написана та часть летописи, где встречается текст Русской Правды, концом XVII в. Позднейший исследователь (г. Калачов, Предвар. исследов., стр. 16) самым решительным образом выражает мнение, что рукопись новгородск. летоп. (ПСРЛ, т. III, под имен. Новгородской 1-й) принадлежит XV в., но и это не может изменить отношения текста Правды, помещенного в ней, к словам летописца, и сверх того, известие относится к такой эпохе, для которой источником сведений новгородскому летописцу должны были служить более ранние хронографы, которые находятся в наших руках, и в которых нет выписанных выше слов. Гораздо более цены имеют для нас взятые нами из начала XIII в. известия Новгородской летописи. Здесь летописец, очевидно, не списывал и не придумывал. События, о которых он рассказывает, имеют всю цену несомненных фактов новгородской истории, и их нет ни в Лаврентьевском, ни в Ипатьевском списке под соответствующими годами. Из них видно, что в XIII в. у новгородцев были старые письменные акты, на которых они основывались в соглашениях с князьями. Мы не можем восстановить их содержание, но для нас важен один факт существования письменных актов в это раннее время, именно в Новгородской волости.

Что же мы находим в каждой из указанных нами выше составных частей краткой редакции? Сперва в первой части, т. е. в Правде Ярослава? Припоминая содержание договоров князей с греками, мы должны заключить, что здесь выражены все те начала, которыми отличается русское право от греческого: та же месть, та же точка зрения обиды, такие же оценочные цифры.

Смягчений раз условленной цены, как было в договоре, при несостоятельности должника, здесь не встречается. Словом, здесь только один закон русский. Мы старались установить понятие закона в древнем быте по тем явлениям, которые нам встречались до сих пор. Особенность древнего быта, поражавшая христианского наблюдателя, заключается в том, что люди сами творят себе закон. Лицо со своим чувством обиды, со своим сознанием права везде на первом плане. Ближайшее определение меры своего права и средств защиты человек находит в окружающих его, в тесном кругу своей общины. Ярославова Правда говорит о мести за убийство близких людей, о насилиях над лицом, о присвоении имущества. Тотчас за нарушением права должно следовать восстановление, и восстановляет его сам потерпевший. Где менее ясно правонарушение, – потерпевший идет на извод перед 12 человеками. Сходство этого закона, «господствовавшего в древней России, с законом других народов в их младенческом состоянии – поразительное.

Вопрос о праве не смущает никогда первобытного человека. Нарушения слишком грубы и слишком очевидны. Право всегда ясно. Нужно найти только меру, которою бы определялась степень обиды. Нужно, чтоб эта мера была установлена твердо и постоянно. Итак, с одной стороны, требуются внешние признаки, которые не оставляли бы сомнений в том, что произошло, с другой – твердые цифры штрафов. Русская Правда определяет и то и другое. История каждого отдельного положения, которое дает нам древнейшая редакция Русской Правды, возможность влияния скандинавских законов – здесь не рассматривается. Для нас достаточно того, что месть, штрафы составляют главную черту русского права в эту эпоху, и отсюда мы заключаем, как должен был слагаться этот «закон». Что месть точно представляла способ защиты права, что частные штрафы точно были в употреблении, что за несостоятельностью уплатить следовало рабство – все это мы знаем не из одной Русской Правды. Цифры гривен, вне всякого сомнения, установились силой практики, а не чужим влиянием.