Константин Антонов - Философия И. В. Киреевского. Антропологический аспект

• Название: Философия И. В. Киреевского. Антропологический аспект
• Автор: Константин Антонов
• Жанр: Культурология
• Год: 2006
• ISBN: 5-7429-0233-6

И.В. Киреевский (1806–1856) – видный русский мыслитель первой половины и середины XIX в., один из основателей славянофильства. В данной книге предпринимается опыт целостной интерпретации наследия философа с точки зрения становления его антропологических идей. Работа включает так же рассмотрение основных моментов эстетики, философии истории и культуры Киреевского, его учения о цельности духа, о личности и вере сопоставлении с соответствующими идеями немецкого идеализма и романтизма и патристики, в контексте становления русской интеллектуальной и духовной культуры XVIII–XIX вв.

Книга представляет интерес для философов, богословов, историков русской философии и культуры. Может служить пособием по курсам, обсуждающим русскую литературу и философию первой половины XIX в.

---

5

См. об этом: [171, с. 169–173], где соответствующее единство «непосредственного самобытия» и его «атмосферы» обозначается термином «событийная общность» и дается психологическая интерпретация соответствующих процессов на всем протяжении человеческой жизни. К сожалению, несмотря на очевидную зависимость концепции авторов от философской психологии Франка, его имя упоминается в работе лишь вскользь.

6

См. например, [169, с. 74–78], о личных связях между Гете и участниками веневитинского кружка, в частности С.П. Шевыревым, см.: Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. Л., 1937.

7

См его письмо отчиму – А. Елагину из Германии с восторженным отзывом об «Энциклопедии»: «Здесь Вы найдете столько любопытного, сколько не представляет вся новейшая немецкая литература, вместе взятая» [3, с. 348].

8

«…прочь косноязычье и иносказания, мы свободные люди… не нужно нам облекать истину в мифы!» – говорит Герцен о своем впечатлении от чтения Фейербаха [51(5), с. 24]. Аналогичное впечатление эта книга произвела на Маркса и Энгельса [32, с. 166].

9

Возможно, точнее бы было сказать «антропологизм».

10

О связи европеизации и секуляризации в русской культуре XVII–XVIII вв. см.: [149, с. 79–210; 187, с. 82–128; 73, с. 55–62].

11

Использование гегелевского жаргона в данном случае вполне уместно – славянофилы использовали соответствующие понятия и, главное, сами формы мышления ведь не просто потому, что не знали других, а потому, что находили их вполне адекватными исторической реальности.

12

Анализ феномена возвращения, применительно к европейской культуре см.: Шичалин Ю.А. Античность – Европа – История. М., 1999.

13

Об отношении европеизированной «публики» к «народу» см., напр.: Аксаков К.С. Взгляд на русскую литературу с Петра Первого. Не уступая в обличительном пафосе Герцену, Аксаков разоблачает презрительное отношение «просвещенной» публики к «темному» народу как необходимое нравственное условие его эксплуатации [12, с. 156–157].

14

Например: «И обстоятельства сложились так, что историческая судьба русского богословия в XVIII веке решалась в порядке спора между эпигонами западной пореформационной римской и протестантской схоластики» [187, с. 97, также см. с. 101, 146 и др.].

15

См.: Никольский А. Русская духовно-академическая философия, как предшественница славянофильства и университетской философии в России // Вера и разум. 1907. № 11.

16

Отнюдь не в силу злого умысла: попытка быстрой реализации программы гуманистических реформ была чревата дестабилизацией всей государственной системы.

17

Особенно трогательное единство просвещенные либералы и революционеры, с одной стороны, и правительство – с другой, продемонстрировали в известной истории с ношением бород и национальных костюмов: для первых оно стало любимым предметом шуток, а второе их просто запретило.

18

См. в Воспоминаниях С.Т. Аксакова главы «Встреча с Мартинистами» и «Воспоминания об А.С. Шишкове» [13 (2), с. 131–226]

19

Эта концепция с известными модификациями применима, на мой взгляд, к любой рациональной деятельности человека и, возможно, вообще к любой его деятельности, в той мере, в какой она является рациональной. В истории литературы и искусства можно обнаружить закономерности, сходные с теми, которые описывает Лакатос в связи с конкуренцией исследовательских программ в науке (прогрессирующий сдвиг, прогресс и регресс программ, нуждающийся в рациональной оценке, изобретение ad hoc приемов и т. п.). В связи с характером художественной и философской деятельности, эти программы следует называть в данном случае не исследовательскими, а творческими. Их основополагающие принципы, всегда с известной степенью неполноты, выражаются в манифестах художников и теоретических произведениях близких им критиков и в значительной мере определяют их художественный метод. Тем не менее, к этим теоретическим декларациям следует относиться с известной мерой недоверия. Более достоверной следует считать реконструкцию, исходящую из анализа непосредственной художественной и жизненной практики. При этом, я не хочу сказать, что «внутренняя история» литературы и искусства будет исчерпана закономерностями, которые можно обнаружить при таком подходе.

20

О деловых и личных связях Ф.В. Булгарина с декабристами см. ниже.

21

О том, что подобное отношение к осужденным по политическим мотивам было некоторым жизненным принципом, свидетельствует тот факт, что и в 1831 г. И. Киреевский организовал сбор денег для осужденных по делу Н.П. Сунгурова [51(4), с. 146].

22

Многие из них около 1825 г. почти одновременно поступили на службу в Архив Министерства Иностранных дел. «Разбор, чтение и опись древних столбцов» мало привлекали молодых людей, и основное время службы проходило у них в беседах и сочинении сказок. «Архив прослыл сборищем „блестящей московской молодежи и звание „архивного юноши“ сделалось весьма почетным», чем воспользовался в «Евгении Онегине» А.С. Пушкин [103, с. 50].

23

Историю отношений Киреевского и Полевого достаточно подробно, хотя и несколько тенденциозно, излагает в своих «Записках» Кс. Полевой [155, с. 151–154, 319–323]. Ему же принадлежит резко отрицательная рецензия на первое «Обозрение» Киреевского (Московский Телеграф, 1830, № 2, стр. 203–232)

24

В письме к отчиму Киреевский говорит, что для «Европейца» (кстати, тоже журнала с западнической ориентацией) он принимает «план телеграфский» (т. е. «Московского телеграфа») [128, с. 123] – но по существу «Европеец», конечно, гораздо ближе к «Московскому вестнику», хотя и явно более «экзотеричен», литературен.

25

В различении романтической (братья Полевые, Бестужев) и философской (любомудры, Надеждин) эстетики в русской мысли 20–30-х гг. XIX в. я следую Ю.В. Манну [128, с. 7–8].

26

Надо отметить, что при переиздании «Русской философской эстетики» в 1998 г. Ю.В. Манн довольно сильно изменил главу, посвященную Киреевскому, фактически заменив ее своим предисловием к изданию его сочинений 1979 г. При этом ряд интересных идей, касающихся метода литературной критики Киреевского, в частности сопоставление его с «теорией пафоса» В.Г. Белинского, к сожалению, исчез. Вследствие этого приходится пользоваться первым (1969 г.) изданием книги.

27

Когда в 1855 г. П.В. Вяземский, назначенный товарищем министра просвещения России, в статье о Парижской выставке заговорил о «процветании словесности» в царствование Николая I, это вызвало немедленную реакцию Киреевского: «Прежде всего, мы ожидали от Вас слово добросовестной правды». В длинном и горьком письме философ просит: «Помогите мне стереть царапину с моего драгоценного камня», – имея в виду драгоценный для себя духовный облик Вяземского-литератора. Символично, что это письмо оказалось одним из последних общественно-значимых поступков Киреевского [3, с. 376–382].

28

Подробнее об этом см. в моей статье «Творчество Пушкина в интерпретации раннего Киреевского» (Вестник МГУ, сер. Философия, 1994, № 3).

29

Что соотносится с другой тенденцией в наследии Веневитинова, представленной его статьями об «Онегине» и «Борисе Годунове» [41, се. 143–151, 204–208].

30

Наряду с ними следует, скорее всего, назвать и его отчима, А.А. Елагина, чье знакомство с произведениями Шеллинга произошло еще во время похода 1814 г. Известно, что он переводил «Письма о догматизме и критицизме». Однако сказать что-либо конкретное о взглядах Елагина, в том числе и о его философии истории, невозможно.

31

Она была опять-таки предвосхищена Карамзиным в «Записке о новой и старой России», которую К.С. Аксаков характеризовал как документ, непосредственно предшествующий «русскому направлению».