Михаил Поляков - Грудинин

• Название: Грудинин
• Автор: Михаил Поляков
• Жанр: Русское современное

Бизнесмен Алексей Грудинин живёт по принципу «кто сильнее, тот и прав». Однажды ночью, возвращаясь на машине с шумного праздника, он сбивает на заснеженной московской улице ребёнка. Происшествие получает огласку, и Грудинин, несмотря на свои связи и деньги, оказывается в колонии. Там ему предстоит пройти длинный путь от нравственной деградации к моральному перерождению. Этот психологический роман, написанный в лучших традициях русской классики, не оставит равнодушным никого.

---

Он оглянулся назад, пошарил взглядом по сиденьям. Сваленные кофты жены из химчистки, дорожная сумка, новая, от Виттона… Нет, ничего…

– А, вот, коробка от ноутбука. Да, коробку взял, а потом – вернулся, оставил, завтра, мол, на работу завезу, нечего таскать. Это хорошо, мне на пользу, что коробка. Вор видел издали, понял, что ценное, думал – ноутбук – потому и залез. Ключи ещё в машине оставил – не забыть, важно. Да, да, дальше. Утром – в полицию. Как ни в чем ни бывало. Надо до того побегать по двору, пусть жена поплачет – она слезливая, тут естественность сработает. Побегу в другой двор, расспрошу – не было ли тут, не оставил ли? Там бабки, они потом подтвердят. Потом – в полицию. С женой приду, она, конечно, в слезах. Будут успокаивать, сорвусь – год зарабатывал, а на другой день сволочь какая-то угнала. Обидно! Естественно, жалостливо. Будут о друзьях расспрашивать – тут надо задумчиво вспоминать, перебирать – этот мог, этот – нет, не мог.

Он почти полностью успокоился.

– Да, надо помнить, что все это на всякий случай. Ну, сбил девочку лихач, скрылся. Их не находят, как найти, в Москве – миллион машин. Если всё спокойно, через два дня заберу машину – дети, мол, покатались, да бросили.

Он доехал до какого-то дальнего двора, встал на стоянке, в глухом углу, рядом с заброшенной и заваленной мусором детской площадкой. Платком обтерев отпечатки пальцев с рулевого колеса и ручки переключения передач, вышел из машины. Затем, набирая горстями снег, обтёр бампер автомобиля, и по дворам за два часа дошёл до дома. Поужинав оставленными женой в холодильнике котлетами, лёг спать. Спал крепко, без снов.

В отделении полиции всё было так, как он и представлял себе. Молодой, наголо бритый следователь, сидевший за изрезанным лакированным столом недолго расспрашивал его о машине, её особых приметах и по-детски корявым почерком переписывал номера с технического паспорта, который Грудинин принёс с собой. Жена сидела с испуганным выражением на лице, сцепив покрасневшие руки у груди, сам он задавал взволнованным голосом (получившимся лучше, чем он ожидал) вопросы о том – часто ли находят угнанные машины, и если находят, то в каком состоянии? И не следует ли ему самому теперь проехаться по автомобильным рынкам вместе с полицейским нарядом? Упрашивая скорее найти машину, и обещая особое вознаграждение тому, кто первым обнаружит её, он увлёкся так, что почувствовал неизвестное ему прежде актёрское вдохновение, и должен был даже сдерживать себя, чтобы не сказать лишнего. Поставив по окончании процедуры под каждым листом заявления «С моих слов записано верно», подпись и дату, он вышел на улицу. Всё было кончено.

V

…Осуждённых, выстроив в ряд, вывели на широкий тёмный двор, огороженный высоким забором с колючей проволокой. Там, на пахнущем бензином и весенней сыростью дворе, они простояли около десяти минут, перешёптываясь и топчась на месте, сбивая в слякоть грязный мартовский снег. Наконец, прибыл автозак, или автозэк, как его называют заключённые – длинный, похожий на грузовик автомобиль с единственным зарешеченным окном. По одному, наступая на дребезжащую приставную лестницу, арестанты поднялись в салон. На входе – решётка, разделяющая внутреннее пространство на две половины, перед которой сразу уселся, поправив полу бушлата, конвойный с автоматом. За ней – две металлические скамьи по периметру. Грудинин, последним пройдя по салону и ногами задевая колени уже сидевших заключённых, устроился на дальнем от окна конце скамьи, в темноте. Мотор взревел, и автомобиль, вздрогнув, тронулся с места.

Сидевший возле входа молодой зэк, парень лет восемнадцати, обхватив худыми руками решётку, заговорил с конвойным – широкоплечим угрюмым прапорщиком с опухшим со сна, оплывшим книзу лицом.

– Так что там на зоне-то, нормально? – спрашивал он разносящимся по салону звонким детским голосом.

– Приедешь, узнаешь.

– Я просто впервые еду, никогда там не был.

– За что тебя? – не поворачивая головы и поправляя ремень автомата, спросил конвойный.

– Да за кражу.

– Что украл-то?

– С приятелем подговорились взять плеер у одного знакомого, у бывшего одноклассника. Он нам денег был должен и не отдавал. Ну вошли в квартиру, пока его и родителей дома не было. Плеер не нашли, а приятель и говорит: а давай у него телевизор тогда возьмём? – начал рассказывать парень.

Конвойный молча слушал эту историю, бросая на мальчика косые угрюмые взгляды.

– А ты за что, земеля? – шёпотом спросил, блестя глазами в темноте и нагнувшись к самому лицу Грудинина, сидевший напротив высокий серолицый зэк в расстёгнутом бушлате.

– На машине… сбил.

– Сколько дали?

– Пять, – нехотя произнёс Грудинин, стараясь не глядеть на его наклонённую вперёд, покачивающуюся от движения машины фигуру, не чувствовать и не слышать его частое тёплое дыхание. Ему до тошноты, физически противно было говорить. Тот, кажется, понял, откинулся назад и замолчал.

…Полиция явилась следующим утром, в девять часов. Их было трое – высокий капитан в кепке, надвинутой до бровей и два широкоплечих сержанта в кожаных куртках и с автоматами. Не было ни криков, ни понуканий, ни наручников. Спокойно вошли, поздоровались с женой, дали одеться и подождали, пока он соберёт вещи и позавтракает. Он записал на бумажке для растерявшейся жены телефон адвоката и адрес отделения, в которое его везут, оделся, взял вещи и вышел. До отделения доехали молча, без единого слова.

Случилось то, чего он никак не ожидал. Автомобиль обнаружили тем же утром – вышедший на стоянку житель дома, увидевший незнакомую машину с помятым и испачканным кровью бампером (Грудинин не мог ночью видеть и вытереть все следы), позвонил в полицию. Внешность его подробно описал и свидетель – пятнадцатилетний Ваня Бакушев, тот самый, которого он мельком заметил в зеркале заднего вида, и сама девочка, бывшая ещё в сознании, когда на место происшествия прибыла скорая помощь, и через час умершая от потери крови и болевого шока в реанимации сороковой городской больницы. Кроме того, аварию записала камера высокого разрешения, установленная на фасаде магазина «Спецстройодежда», находившегося поблизости… Отпираться было бессмысленно, Грудинин во всем сознался. Ему предъявили обвинение по трём статьям Уголовного Кодекса РФ – 264-й, 265-й и 307-й.

Почти шесть часов сидел он на допросе у следователя Кваскова – сорокалетнего сухого человека с морщинистым жёлтым лицом и бледными глазами.

– Так что же вы уехали с места происшествия? – ровным и безразличном тоном спрашивал он, записывая что-то на разлинованном листе. – Не помогли ребёнку…

– Растерялся, не знал, что делать, – как можно спокойнее, и вместе с тем убедительнее отвечал Грудинин.

– Ну а не позвонили в скорую почему?

– Думал, уже нельзя ничего сделать. Она была в таком состоянии, что я подумал…

– Зря вы подумали, – сухо прервал следователь, изящным движением двух длинных жёлтых пальцев перелистывая страницу. – Ну а зачем в полицию заявляли об угоне?

– Я не знал, как поступить, не мог ничего решить, – отвечал Грудинин, то следя за движениями рук следователя, то поднимая глаза и ищущим взглядом пытаясь поймать его взгляд.

Вообще же вопросы, задаваемые ему, он слушал плохо. Его мысли крутились вокруг одного, главного обстоятельства, он старался сообразить – как и сколько предложить денег?

«Да, по тону его понятно, что ему всё безразлично, – говорил он себе, оглядывая кабинет следователя – маленькую комнату, с покрытым истёртым до дыр линолеумом полом, длинным стеллажом вдоль стены с рядами папок, и столом, заваленным бумагой. Его взгляд остановился на полке с делами. – Да, да, – думал он, так пристально присматриваясь к одной, покосившейся и съезжающей набок папке, словно хотел подтолкнуть её взглядом. – У него таких дел десятки, сотни. Я для него ещё одна такая пыльная папка. Надо только смело приступить к делу, он только того и ждёт. Согласится, сразу согласится».

Но как он ни собирался с силами для этого предложения, произнести его так и не смог – спокойное и безэмоциональное лицо следователя каждый раз останавливало его

В два часа дня в дверь кабинета быстро постучали и через мгновение в неё заглянуло круглое и блестящее как намасленный блин лицо Буренина – адвоката и давнего знакомого Грудинина.

– Можно? – спросил он, уже весь показываясь в дверях – в мокром на плечах от растаявшего снега, плюшевом модном коротком пальто. Грудинин встал.

– Нет, Алексей, сиди, сиди пока, – остановил его Буренин, сделав успокаивающий жест рукой. – На секунду можно? – обратился он уже к Кваскову. Квасков, медленно затушив сигарету о край полной пепельницы, со своим ничего не выражающим лицом встал и, взяв подмышку папку с показаниями Грудинина, вышел в коридор.

«Сейчас решится все», – подумал Грудинин. Но прождал он долго – около часа, в нервном томлении то осматривая обстановку кабинета, то глядя в зарешеченное окно, засыпаемое крупным снегом, то наблюдая за входившими сотрудниками, приносившими и забиравшими бумаги.