Сергей Динамов - Падая легкою тьмой

• Название: Падая легкою тьмой
• Автор: Сергей Динамов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978–5–00058–246–6

«Здесь описываются события, которые произошли не так давно. Кого-то из их участников уже нет с нами, им – вечная память. А ныне живущие пусть увидят, узнают себя со стороны, и очень хотелось бы, чтобы для них что-то приоткрылось, им – здравия желаю. Не судите их строго, мир не черно-белый…»

---

Очень надежным человеком был не голубой, не синий, а аж сизый педрила. Толстозадый, с постоянно распахнутой подтекающей пастью и мутным, где – то на границе сна и яви, взглядом. Объяснять ему предназначение пластиковой взрывчатки и дистанционного взрывателя «Телефункен–43 GUW», показывать, куда– когда положить и какую пимпу предохранительную перед этим сдвинуть, Дмитрий Васильевич просто устал. И в то утро, словно предчувствуя, арендовал БМВ у соседа по гаражу, взял бинокль (от греха подальше), выбрал место в двух кварталах и стал ждать. Минут через двадцать, увидев вышедшего и поравнявшегося с бетонной урной господина Бутягина, Дмитрий Васильевич нажал на клавишу дистанционного подрывного устройства.

На господина Бутягина, изменившего (и с кем – с женщиной!), предавшего любовные страсти – мордасти господина Кедрова, Дмитрию Васильевичу было глубоко наплевать. Вся эта тусня вызывала у него задушевные порывы товарища Шарикова и удивление: «Господа, вы у истоков! Сие нефундаментально!» Популярное объяснение Герману Станиславовичу уже состоялось, но понесло тогда, раскипятился, а ведь всего вторую неделю с господином Кедровым работал. Шипящей злостью пояснил, что лучше его не касаться, а то завтра утром, за кольцевой, найдут перевернувшийся «Каприз» и два обугленных трупа – Германа Станиславовича и, как установит следствие, Дмитрия Васильевича – такого же длинного и с его же вальтером ППК. На что Герман Станиславович отреагировал странным вопросом: «А паспорт?» Услышал в ответ: «И военный билет». После чего последовало ожидание перспективного увольнения и попытки Германа Станиславовича воплотить перспективу в реальность. Смущали господина Кедрова лишь последствия. Хотелось бы, конечно, все сделать тихо и спокойно, по-человечески – в лучших традициях верховных советчиков. Услали в командировку, успокоился, приехал – а место уже и занято. На страже взведенная безопасность, ни до кого не достучаться, не дозвониться. Да и зачем? Проконсультироваться господин Кедров хотел бы, естественно, с таким же государственным человеком. И оказия тут как тут. Начальник службы безопасности концерна – владельца банка – очень даже государственный, да к тому же непосредственный начальник подлеца.

В недавнем прошлом сотрудник КГБ СССР, полковник запаса Петрушин слегка ошалел на новой должности от обилия денежных знаков, сорвался, неправильно поставил похмелье, что привело к периодичности, а впоследствии и к постоянству запойного употребления одиозных напитков. Утренний звонок Германа Станиславовича застал полковника в огромном кресле начальственного кабинета в тихом, но Безбожном переулке, где глава безопасности досиживал последние дни в связи с увольнением по причине этих самых одиозных. Состояние полковника Петрушина в данный момент характеризовалось как апатия, абсолютная отрешенность от мира внешнего и сконцентрированность на мире внутреннем, где ну никак не хотела приживаться не выверенная десятилетиями доза прозрачной жидкости, а ее утроенный вариант.

Продолжая чутко внимать информационным посылам нутра, полковник услышал незнакомый голос в трубке:

– Здравствуйте. Это Герман Станиславович. Хотел бы поговорить с вами о Павлове. Вы, надеюсь, поймете меня правильно. Это подлец, и от него необходимо избавиться. Что мы решим по этому вопросу?

Огромная масса слов. Строптивая непокорность в желудке. Трудности восприятия действительности в сочетании с неустойчивостью психики. И рождение выдоха ужаса:

– Седло вырву… тебе… Выезжаем…

Произнесенное абсолютно, казалось бы, беспочвенное, но столь явное покушение на тихое счастье Германа Станиславовича бросает в жар, заставляет медленно и аккуратно положить трубку, выстраивает в государственном разуме цепочку логических умозаключений, приводящую к неутешительному и пугающему: «Заодно!» Герман Станиславович срочно взводит охрану, вспоминает с ностальгической грустью уютный тихий кабинет в правом крыле Белого дома с видом на Москву – реку, учтивую покорность служащих и, мягко обратившись к селектору: «Татьяна Георгиевна, зайдите», устраивает ужасающий громом и молниями получасовой разнос, доводит до горючих слез в три ручья, на этом успокаивается, облегченно вздыхает и неспешно смешивает шесть частей тоника с одной джина, что-то тихо напевая.

Но. Вернемся в будущее.

…Дмитрий Васильевич нажимает клавишу дистанционника и… господин Бутягин приседает от неожиданности. Господин Бутягин шокирован видом клуба дыма, закрывающего подъезд дома напротив, звоном выбитых стекол и телами, распростертыми на асфальте.

Первым сообщил по телефону о жутком происшествии живой и здравствующий неверный после детального описания подробностей, охов и ахов, еще раз извинившись за развод и плохое поведение перед Герусей. Тот вымученно улыбался, голосом был весел и бодр, а завершив общение с милым, опорожнил сразу несколько бокалов, но все с теми же «один к шести». Держим марку!

Экран телевизора одиннадцатичасовым выпуском новостей усугубил ситуацию: чуть не ухлопали претендента на пост мэра господина Манцева; делу придана политическая окраска, к расследованию подключена ФСБ.

Сизый объявился в банке к полудню. Как постоянный и уважаемый был допущен к телу незамедлительно и шептал, захлебываясь слюной: «Герочка, он мне все неправильно объяснил. Он такой грубый. Фу».

В течение последовавших трех дней Дмитрий Васильевич имел, как говорят в Одессе, что послушать. Был хмур, сосредоточен и даже не огрызался, что не менее трогательно воздействовало на и без того взвинченную нервную систему господина Кедрова.

Затем наступил покой, исходившее с заднего сиденья тяжелое угрюмое молчание, пренебрежение ресторанами, ночными клубами и дальнобойными загородными гостями. Словом, депрессия. Лишь работа, работа, работа и конспиративная квартира в хрущебе у метро «Профсоюзная». Там Герман Станиславович отдавал себя (в поисках умиротворения и душевного баланса) рукам группы возлюбленных, часть которой поздним вечером просилась домой к женам, для чего и была приставлена к подъезду разъездная «Вольво» с неизменным Дмитрием Васильевичем – хранителем тайн двора (его? ее?) этого величества. Дмитрий Васильевич читал, пытался вздремнуть, бродил вокруг, приставая с предложением руки и сердца к девицам, с профессиональной быстротой реагировал на оживший динамик рации: «Завтра в 09:15. Вы свободны». И все чаще глядя на балконное окно четвертого этажа, прикидывал, убеждался, что получится, хотя и сложновато из – за хитросплетения рамы. В общем, купался в бредовой идее. Воображение рисовало полет ручной гранаты Ф–1 и впоследствии вылет стаи этих граждан с ха-а-а-рошим фейерверком.

Завершение депрессивного периода ознаменовалось пожеланием доброго утра день на десятый. Господин Кедров чисто выбрит, в новом костюме и буквально жаждет отмщения. Дмитрий Васильевич поразился столь настойчивому и упорному стремлению, попытался проанализировать, увлекся, повернул на красный на Университетский проспект, водворил через приоткрытое окно двадцать пять тысяч рублей в карман инспектора ГАИ, предпринял попытку взглянуть на происходящее с позиций Германа Станиславовича, сорвалось: «Тьфу, бл..!» Прослушал лекцию о несовместимости клубного пиджака и жлобских манер, выдержал паузу, необходимую для приведения Германа Станиславовича в уравновешенное состояние, и спросил:

– Сколько?

Поперхнулись сзади. И удивились.

– Я вам, Дмитрий, уже все оплатил.

– Отработано.

Воцарилось молчание, в процессе которого Дмитрий Васильевич подталкивал Германа Станиславовича в мыслях: «Давай-давай, колись. Банк видно. Сизого, может, попросишь? Колись, козел». На что Герман Станиславович также мысленно отвечал: «Нет, ну каков наглец! Нет. Простить я не могу!»

К мягко ткнувшемуся в бордюр «Капризу» уже бежал старший охраны, Славик, бывший конторский политработник. Улыбка обожания расцветала. Команды открывать не последовало, и полувековой Славик замер, пожирая взглядом Германа Станиславовича и продолжая цвести.

– Двадцать.

– Риск возрос.

– Двадцать пять.

– Пойдет. Вернусь часам к пяти.

– Не позже.

Покинутый Дмитрий Васильевич звонкой пеленой наполнил салон и, продолжая уничтожать посредством шевчуковской группы «ДДТ» остатки флюидов и амбре господина Кедрова, направился к МКАД (через центр добираться до вечера), а уже потом в район Пустышковского шоссе, где в лесу за глухим забором расположилось специализированное учебное заведение, на одной из спецкафедр которого преподавала его матушка и работал, с благословения матушки, бывший гвардии прапорщик Маркелов А. В., которому Дмитрий Васильевич лет этак тринадцать назад перетягивал артерию на свежеиспеченной культе.