Георгий Гупало - Оптина Пустынь. История обители и жизнеописания скитян

• Название: Оптина Пустынь. История обители и жизнеописания скитян
• Автор: Георгий Гупало
• Жанр: Религия
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-485-00338-8

Основание Козельской Введенской Оптиной пустыни относится к концу XIV – началу XV вв. Прошли века, и сейчас обитель стала одним из духовных центров России. Рассказ о богатой и непростой истории монастыря, документальные свидетельства о его развитии, о жизни знаменитых старцев и простых монахах вы найдете в данной книге. Завершает сборник жизнеописание почивших скитян, славных своим иноческим служением.

---

Сборщики и в тех местах встретили общую нужду. «Едешь лесами и деревнями, – говорил один сборщик, – а там слышится стон от вопля голодных». Не находя ничего дома, чем бы утолить голод, крестьяне скитались по лесам, сбирали древесный лист, рубили и ели его пополам с мякиной и соломой. А то раскапывали гнилые пни, мешали гнилушки с мякиной и листьями и ими питались. Глядя на великую нужду народа, слезами обливались сборщики, и им было уже не до сбора.

Кроме ограды, о. Моисей начал в то же время строить каменные гостиницы для приезжих, которым доселе служил приютом один деревянный флигелек с мезонинчиком. Для новой гостиницы нужно было срыть гору. Землю срыли и вывезли в озеро, что у берега Жиздры, и насыпали земли на три аршина вышины. Одновременно с этим перевоз через Жиздру был устроен на другом месте. Причем к новому месту перевоза о. Моисей сделал насыпь и обсадил дорогу ракитами, так что теперь озеро осталось лишь по другую сторону дороги, для прачечной и для пожарных случаев.

Строительская деятельность о. Моисея вызвала вначале ропот некоторых маловерных из братии, которые стали высказывать, что самим-де есть нечего, а вот такие постройки затеваются! О. Моисей терпеливо сносил это недовольство, несмотря на то что последнее склонен был поддержать даже родной брат о. Моисея, иеромонах Антоний. Всегда имевший к нему (настоятелю) полное послушание, как к родному отцу, о. Антоний решился, однако, объясниться с о. Моисеем. «Я так думаю, батюшка, – сказал однажды о. Антоний, – уж не оставить ли до другого времени эти постройки? Сами видите, какие трудные времена застали вас за этими делами?»

В это время действительно весь монастырь битком набит был голодными людьми, и у многих из них не было дома и корки хлеба.

О. Моисей остановился, потер себе руку об руку, опустил в землю глаза, пошевелил губами (это была его привычка, когда что обдумывал) и говорит о. Антонию: «Надо оставить. Да!» И, переждав, пока отступил от них подалее келейник, стал внушать о. Антонию вполголоса: «Эх, брате мой! На что ж мы образ-то ангельский принимали? Спасителем нашим клялись! На что ж Он душу-то Свою за нас положил? Зачем же слова любви-то Он проповедал? На то ли, чтобы мы только пред людьми казались ангелами, чтобы великое слово о любви к ближнему повторяли только устами, а на деле втуне его оставляли? Чтобы ругались Его страданию за нас? Что ж народу-то – разве с голоду умирать? Он ведь во имя Христово просит избавить его от голодной смерти. Что ж, мы и откажем Христу-то, нашему Спасителю, нашему Благодетелю, Которым мы и живем, и движемся, и есмы? Да разве это можно? Разве можно сказать голодному: ты мне чужой, мне до тебя дела нет; уходи отсюда; умирай!.. Нет! Нет! Будем делать для самого же народа, дондеже Господь не закрыл еще для нас щедрую Свою руку. Он подает нам Свои дары для того, чтобы мы не прятали их под спудом, не накопляли себе горячих угольев на голову, а чтобы возвращали в такую-то вот годину тому же народу, от которого их получили. Мы для него берем на сбереженье его трудовые лепты». И, говоря это, о. Моисей прослезился. О. Антоний пал пред ним на землю тоже в слезах, так же пал и послушник. Старец смутился. «Что вы, что вы, – говорит, – братие! Встаньте, Господь с вами!»

Иной не решился бы и подумать начинать дело без денег, но он так был уверен в помощи Божией, что нисколько не задумался начинать необходимую постройку. И рабочие привыкли к мысли, что Бог на долю их пошлет средства. Если понадобятся им деньги, а он попросит их повременить день-другой, – рабочие уже знают, что денег действительно у батюшки нет, и не ропщут. И точно: Бог не оставлял помощью. Глядишь, и везут что-нибудь с почты. И он же первый сам, бывало, придет на работы и скажет рабочим: «Ну, братие (он всех звал братиями), мне Господь на вашу долю послал. Давайте поделимся!» И сейчас же раздаст, кому что нужно.

Только и помышлений было у этого старца, чтобы всякого успокоить, утереть слезы, облегчить скорбь. О благотворительности его невозможно всего передать. Придут к нему, бывало, из города бедные женщины попросить на зиму сенца для своих коров, он и спросит эконома: «Много ли у нас сена-то?» – «Да, батюшка, сена только про себя». Покойный будто и согласится с ним и скажет женщинам: «У нас у самих столько-то коров и лошадей, и сено самим тоже нужно». Между тем запишет их адреса и отпустит, не обнадежив и не отказав. Потом, когда придет время поднимать стога, позовет к себе эконома и спросит: «Вот у тебя на лугу у города стоит стожок. Когда ж ты будешь его возить»? – «Да, думаю, завтра, если благословите». – «То-то, ты уж поскорей, а то занесет его снегом, к нему и подъехать будет нельзя. Да, кстати, вот случилось какое дело: приходили ко мне из города женщины и просили продать им сенца. Я и говорил им, что сено нужно самим, да они набросали тут денег, одна полтора рубля, а другая два. Так уж нечего делать, надо им отвезти. Ты уж им отвези». Но женщины и не думали давать денег. Это он сначала узнает, действительно ли они нуждаются в помощи, есть ли у них дети и коровы, а потом и пошлет им помощь.

В его время братья заготовляли в лесу на зиму дрова, каждый для своей кельи. Не было отказа в валежнике и бедным козельским жителям, не говоря про пособие хлебом и деньгами по возможности.

Приехал к старцам в Оптину один настоятель и, проходя по дорожке к келье о. Моисея, увидел мальчика, сидящего при дорожке. «Ты что тут делаешь?» – спросил настоятель. «Кротов ловлю», – отвечал он. «И жалованье за это получаешь?» – «Получаю». Идет настоятель далее. Сидит у яблони другой мальчик. «А ты что делаешь?» – спрашивает настоятель. – «Ворон пугаю от яблони, чтоб яблоки не портили». – «И жалованье получаешь?» – «Получаю».

Входит настоятель к о. Моисею и при разговоре высказывает ему свое удивление, что «мальчики у вас на жалованье: один тут кротов ловит…» – «Да, – прервал его старец, – крот – это вредный зверек, у лучших растений иногда подкапывает корни». – «Но другой-то только ворон пугает». «Да, и эта птица вредна, самое лучшее яблоко испортит, да испортит. Вот я и должен нанимать мальчиков, да и мальчики-то – сироты». А это было во время неурожая. Как ни прикрывал о. Моисей дела милосердия, но иногда случалось, что они нечаянно обнаруживались. Так, при посетителях однажды вошла бедная женщина с подушкою в руках. О. Моисей вышел к ней в переднюю и спросил ее: «Что тебе надобно?» – «Да вот, батюшка, не купите ли подушку?» – «Нет, нам не надобно!» – отвечал отец Моисей. – «Возьмите, батюшка, сделайте милость! У меня дети голодные, нам нечего есть!» – «А что стоит эта подушка?» – «Полтора рубля». – «Хорошо!»

Пошел к себе в спальню, взял кредитную бумажку и подал вдове. Женщина поклонилась и вышла. Но едва сел он на место для беседы с посетителем, как женщина вернулась в переднюю и говорит: «Батюшка, вы, должно быть, ошиблись, дали пять рублей». – «Ступай, ступай, – сказал о. Моисей, – я цену знаю». Женщина ушла.

Такие сердечные отношения к ближним постоянно им поддерживались, и вся забота о пропитании братии и о помощи нуждающимся лежала на нем одном.

Он держался по отношению к себе следующих правил.

Пищу принимать однажды в день, в обед.

Не начинать разговора о душевной пользе брата, не выслушав наперед его объяснений, и после обращения своего ума к Богу.

После беседы вместе помолиться.

Ради смирения призывать молитвы братии.

Погрешности, братом исповедуемые, принимать на себя и каяться как в собственных своих; не судить их строго, не воспламеняться гневом.

Стремясь сохранять в братстве мир и любовь, старец и сам искал мира со всеми. Он не приступал к священнослужению, не примирясь с теми, кого он, по его мнению, поставил к себе в немирные отношения. К старшим из братии сам ходил, а младших к себе призывал и первый сам испрашивал прощение. В откровенной беседе с присными своими он говаривал: «Когда я готовлюсь служить, меня всегда озабочивает помысл: все нам Бог посылает; мир не оставляет нас приношениями. Но есть, может быть, человек, которого я оскорбил неумышленно, отказал ему в чем-нибудь, лишил его, может быть, крова, не дал ему дневного пропитания, и он держит гнев на меня. А я не знаю его и не примирился с ним. Поэтому, когда я приступаю к служению, первый поклон пред престолом я всегда кладу за таких и молю моего Господа: укажи мне его, чтобы я имел возможность примириться с ним и седмерицею воздать за все, чего я лишил его».

Почти сорок лет управлял о. Моисей обителью, но его начальственного голоса как будто и не слышно было. Никому никогда не колол глаза он своим настоятельством и не выделялся он старшей братии, а был первый в храме, первый в трудах, по евангельскому слову: «болий в вас да будет всем слуга».

К братии относился он с искреннею любовию, имея в виду, что молодой человек – как воск: из него все можно сделать при благоразумии и братском терпении. Никого из монастыря не выгонял; напротив, чем большими одержим был человек немощами, тем больше он на него обращал внимания и ходил, бывало, за ним, как мать за малым ребенком. «Он пришел к нам в обитель искать спасения, – так рассуждал о. Моисей, – с любовию пришел к нам, доверил нам душу и вечное спасение нам поручил. А мы за его любовь заплатим ему презрением. Да не будет! Христос немощи всего человечества восприял на Свои рамена, а мы не потерпим немощи одного человека? Падших поднимают, немощных врачуют, а не топчут, не изгоняют. Какой же врач будет гонять от себя больных? За каждую порученную нам душу мы должны отчет Богу дать. Бог истяжет нас на Страшном суде, если мы дадим погибнуть душе нашего брата. Мы взяли его на свои руки, мы за ним ходили, мы его пестовали, за что же другой-то примет мзду за наше насаждение».