Жерар Швек - Добровольные галерщики. Очерки о процессах самоуспокоения

• Название: Добровольные галерщики. Очерки о процессах самоуспокоения
• Автор: Жерар Швек
• Жанр: Психология
• Год: 2016
• ISBN: 2-13-049615-6, 978-5-89353-455-9

Некоторые люди кажутся добровольными рабами из-за навязчивого повторения одного и того же действия, которое не дает им возможности думать и мечтать. Они сами вынесли себе приговор – стать добровольными галерщиками. Книга Жерара Швека посвящена психоаналитическому осмыслению случаев терапии взрослых, демонстрирующих компульсивное влечение к смертоносному навязчивому повторению, а также детей, чье психическое функционирование чем-то напоминает поведение взрослых «галерщиков». В своем анализе автор опирается на экономическую теорию Фрейда и метапсихологические концепции ведущих представителей Парижского института психосоматики, развивая при этом собственное видение проблемы, прежде всего, в отношении роли самоуспокоительных приемов для уменьшения возбуждения, связанного с травматической реальностью.

---

При таких условиях самоуспокоительный прием использует моторику и перцепцию, поскольку ментальная деятельность в виде регрессии, имеющей адаптивное направление, развита недостаточно. Нет никаких следов саморазрушения или самонаказания. Аутосадистический аспект самоуспокоительного приема скорее соответствует фазе, предшествующей садомазохизму, – вывод, доказательство которого Марти находит во второй фазе анальной стадии, по Абрахаму. Это аутоэротическая фаза, «предшествующая двойному возвращению, дающему выход садомазохизму», как определяет ее П. Марти в работе «Индивидуальные движения жизни и смерти» (Marty, 1976, р. 92), фаза, «во время которой субъект наслаждается „влечением захвата“, влечением, в котором он упражняется на себе самом». Как справедливо считал Жиллибер, эта фаза соответствует аутосадистическому аутоэротизму.

При обсуждении понятия аутосадизма Д. Брауншвейг и М. Фэн соглашаются, что мнение Ж. Жиллибера согласуется с тенденцией создать единое целое, выявленное Фрейдом в отношении сновидения. Следовательно, эта тенденция к воссоединению «сыграет свою роль в организации передачи нервного импульса, соединяющего постпубертатные следы с мнестическими следами инфантильной сексуальности, вовлекая в это движение и ресексуализированные элементы периода латентности» (Marty, 1997, р. 994). Этот пункт кажется мне существенным, и случай Рокки дает нам такой клинический пример. Его отрочество отмечено тенденцией к соединению в одно целое, к психической интеграции всех допубертатных травматизмов и постпубертатной проблематики.

Однако и Д. Брауншвейг, и М. Фэн расходятся здесь во мнении с Ж. Жиллибером, который считал, что аутосадизм играет роль только в формировании комплекса кастрации. По их мнению, он задействован и при расщеплении Я, которое является механизмом отрицания кастрации. Д. Брауншвейг и М. Фэн пишут: «Расщепление Я приводит к связыванию и даже к сочленению, воссоединению того общего, что можно найти в двух противоречивых тенденциях. Расщепление Я воссоединяет, сочленяет то, что было расчленено».

Эта точка зрения проливает свет на позицию, согласно которой аутосадизм – субститут эдипова аутоэротизма, хотя Жиллибер недостаточно их разграничивал. Итак, я думаю, что самоуспокоительный прием можно считать приемом «воссоединения расчлененного». Он не появляется, когда послание об угрозе кастрации передается в хороших условиях, хорошей матерью, способной выражать свое беспокойство. Прием возникает лишь тогда, когда материнское послание отрицается матерью, когда это послание вызывает сексуальное возбуждение.

Д. Брауншвейг и М. Фэн считали, что именно отсутствие беспокойства матери при ее восприятии аутоэротической деятельности своего ребенка мешает передаче материнского послания в виде угрозы кастрации. Эту точку зрения можно было бы распространить и на самоуспокоительный прием, чьим источником также являлось бы отсутствие беспокойства. Там, где беспокойство матери отсутствует, самоуспокоительный прием служит обузданию возбуждения и характеризуется навязчивым повторением и запрограммированностью. Он нацелен на изгнание возбуждения путем использования особого моторного поведения. Самоуспокоительный прием является чем-то вроде фетишистского ответа на отсутствие материнского беспокойства, что фиксирует термин «сочленение расчлененного».

Некоторые индивиды, не успев установить связь между первой эдиповой фазой и второй постпубертатной фазой, несмотря ни на что и вопреки всему пытаются все-таки посредством своих самоуспокоительных приемов восстановить чувство непрерывности, используя для этого тело и моторику, прибегая тем самым ко второму пути разрядки возбуждения – поведенческому. Это, по-моему, и есть случай одиночных гребцов. Другим все же удается сформировать первофантазмы, которые позволяют интегрировать натиск влечений в сексуальность. Именно это иллюстрирует случай Рокки, который переходит от аутосадизма к садизму, что является признаком смешения, сплетения влечений; именно переплетение, соединение влечений и составляет основу ментализированного психического развития.

Глава II. Сокрушенные взрослые – гибнущие младенцы (Размышления о самоуспокоительном использовании опасности и страха)

[8]

Поиск облегчения иногда принимает любопытные формы. Некоторые взрослые и дети используют действия, направленные на возврат к спокойствию через повторяющийся поиск возбуждения, как способ защиты Я, описанный в предыдущей главе. Они ожидают «расслабления» от моторных или перцептивных действий, что является главной клинической характеристикой того, что мы с Клодом Смаджа называем самоуспокоительными приемами[9], хотя мы с ним и изучаем разные аспекты этого понятия в контексте предложенного Мишелем Фэном (Fain, 1992) различия между тем, что успокаивает, и тем, что доставляет удовольствие. К. Смаджа (Smadja, 1991, 1993) показал их значение в психопатологии повседневной жизни взрослого. Что же касается меня, то я больше интересовался теми пациентами, которые используют самоуспокоительные приемы, включающие в себя физическую боль и даже граничащие с травматофилией, а также теми, кто ожидает успокоения от истощения той автоматизированной машины, в которую превратилось их тело из-за вынужденного механического повторения. Эти клинические особенности, как мне казалось, были близки к состояниям одиночных гребцов, и тогда я постарался ответить на вопрос: «Что подталкивает человека к тому, чтобы превратиться в добровольного галерщика?» Сейчас я хочу вернуться к одному весьма необычному аспекту этого удивительного машиноподобного поведения, а именно к стремлению пережить состояние беспомощности; его можно считать компульсией, которая отчетливо просматривается в поведении разного рода «добровольных галерщиков».

Что побуждает человека добровольно искать «экстремальные» ситуации, ситуации погибели, отчаяния, страдания, где он сталкивается с чувством ужаса?[10]

Компульсия пережить кошмар

Журнал «Explora – terre» (1993, № 2) опубликовал статью, посвященную двум французским участникам «Кэмел Трофи» 1993 года, организованного «в жидком аду Саба, малайзийского штата, расположенного в северной точке Борнео. Этот кошмар является мечтой, за которую они цепляются вот уже пять месяцев. Пять месяцев отборов, пять месяцев мучений…» В статье сообщается, что только во Франции 20 000 кандидатов желают пережить такой кошмар, чтобы «ошалеть от мучений» прежде, чем будут отобраны, и чтобы еще больше «ошалеть от мучений» затем в испытании, которое будет еще хуже предыдущего ада.

Большинство из этих кандидатов на мучения можно отнести к категории забияк, задир, авантюристов, культивирующих и демонстрирующих все признаки мужественности. Как и для «задавал», описанных Мишелем Фэном (Fain, 1990), было обнаружено, что им необходимо все время любой ценой поддерживать форму и видимость, равняясь на идеал группы, идеал, не допускающий проявлений слабоволия, когда «выставление напоказ „промаха“ тут же трактуется как выставление напоказ кастрации». Отсюда проистекает стремление демонстрировать вовне такие достижения, которые не могут быть достигнуты в принципе ввиду постоянной установки на новый результат, хоть не на много, но обязательно превышающий прежний. Здесь мы находим один из мотивов того, что «спортсмены-экстремалы» называют «превзойти свои возможности» – постоянное стремление добиваться все новых и новых достижений.

Источником какого поведения является утраченная способность психически с помощью вытеснения справляться со страхом, вызванным угрозой кастрации. Угроза кастрации усиливается еще за счет постоянного присутствия в их сознании фантазма о желании иметь ребенка от своего отца, что ведет к необходимости постоянно и всеми средствами подтверждать, что ты не являешься предметом презрения, что ты настоящий мужчина и что все это происходит с использованием поведения, вызванного «их страхом превратиться в женщину» (Fain, 1990).

В тех случаях, о которых я расскажу подробнее, достижения отнюдь не исключают беззащитности. Речь идет о том, чтобы подойти к беззащитности как можно ближе, познать худшие ее проявления, чтобы оказаться в такой ситуации, когда сама жизнь находится под угрозой. И тогда достижение будет состоять в том, чтобы «тем не менее» найти в себе силы и сделать такое действие, совершить такой поступок, которые все же позволят выжить. Поведение, таким образом, отражает состояние, в котором господствует страх, находящийся по эту сторону угрозы кастрации, угрозы, репрезентация которой в психике отсутствует, а поведение удерживает этот страх кастрации в стороне, в расщеплении.

Настоящей целью спортсменов высокого класса является желание «ошалеть от беспомощности», но она часто скрыта от них самих уловкой в виде интереса к соревнованию или достижению блестящего результата. Все это занимает лишь мизерную долю того времени, которое посвящено интенсивной тренировке, побуждаемой стремлением к повторению. Я на минуту оставляю в стороне вопрос мазохизма и мазохистических проявлений для того, чтобы напомнить о другом аспекте, а именно о диспропорции между подготовкой и осуществлением. Она сразу же заставляет вспомнить об индивиде, чье предварительное сексуальное удовольствие, которое он находит в возбуждении, будет сверхинвестировано в плане удовлетворения в сексуальное наслаждение[11]. Это нечто вроде нескончаемой эрекции, исключающей наслаждение, которая подпитывает попытку разрядки напряжения через само напряжение.