Александр Чикин - Котелок спирта

• Название: Котелок спирта
• Автор: Александр Чикин
• Жанр: Альтернативная история

Эта книга посвящена семидесятипятилетию окончания самой неизвестной войны. Это подлинная история моего отца, прошедшего Великую Отечественную войну от первого до последнего дня.

---

Фёдор пас свиней до четырнадцати лет. За это время он успел закончить три класса школы. В деревнях создали колхозы. Дядю Прохора, который вернулся в деревню, после того, как большевики сначала разрешили, а потом прихлопнули НЭП, раскулачили, забрав всех его лошадей и избу, а самого его отправили в лагерь, где он и сгинул, попав под лесину на лесоповале. Изба его долго не пустовала: на следующий день после его ареста там разместилось правление колхоза.

4

В селе Архиповке, недалеко от деревни Яманово, стояла церковь. Приходом управлял отец Дмитрий. В 1918-м, в самый разгар гражданской войны, поп занял сторону красных. Зверства ли белых были тому причиной, зверства ли красных, только отец Дмитрий должен был выбирать чью-то сторону, и он сделал свой выбор. Хоть интуиция и не подвела отца Дмитрия, – царские генералы оказались достаточно бездарны, чтобы получить пинка от фельдфебелей, и достаточно талантливы, чтобы писать мемуары в Париже, – попу пришлось совсем не сладко, когда большевики объявили крестовый поход против религии и служителей культа. Церковь в 1932-ом закрыли, а самого отца Дмитрия едва отстояли сельчане от ссылки на Соловки.

Оставшись без средств к существованию, поскольку поп мало что умел, кроме помахивания кадилом и чтения «Отче наш…", он не впал в отчаяние, а только более укрепился в вере своей. Лишённый паствы, загнанной в колхозы, отец Дмитрий, читая о средневековых подвижниках Христианской Веры, решил обратить к Богу леших и кикимор, шатающихся по окрестным лесам. Целыми днями бродил он по самым дремучим чащам, но не находил никого, даже зверей не встречал. Наконец отец Дмитрий затосковал и поделился своим горем с супругой. Попадья была дочерью известного на всю губернию охотника и кое-что понимала в лесной жизни. «Батюшка, – сказала она, – почто же Вы мне раньше не сказали об этом? Мой отец потому самым лучшим охотником и был, что знал, как лесную нечисть найти и как с нею ладить для своей пользы». Попадья объяснила, что лес, он только на первый взгляд кажется бессмысленным собранием ёлок и берёз. На самом деле лес устроен как город: вон та опушка – дом зайца, а берег лесного ручья с зарослями ивы и дикой смородины – зимний дом лося. Клюквенное болото – столовая медведя и глухаря, а еловая чаща – спальня рябчика. Есть места, где никто не живет, и они используются, как городские улицы, для переходов от одного дома к другому. Лешие и кикиморы тоже не болтаются по всему лесу, а сидят каждый в своей вотчине и без дела границ не нарушают: иначе это может быть расценено, как покушение на чужую территорию. «Не попадались ли Вам, батюшка, – спросила попадья, – грибы такие оранжевые, похожие на оленьи рога, которые «рогатиками» зовут? Эти-то грибы как раз по межевым границам вотчин леших да кикимор растут. А есть территории общие. На них они и собираются, когда им вздумается по какой-либо надобности. Эти места отмечены «ведьмиными кругами» – это когда на полянке поганки правильными кругами растут». Отец Дмитрий поскрёб в бороде и вспомнил, что во время плутаний по лесу, в самом деле, попадались ему и поганки, росшие кругами, и чудные оранжево-жёлтые рогатики. «Так, вот, – продолжала супруга, – нужно выкопать гроздь рогатиков и шагов на десять перенести. Господа лешие весьма щепетильны и склочны – тут же затеют ссору. Поскольку ни правых, ни виноватых в ссоре своей они не найдут, то устроят общее собрание соседей, чтобы на сходке и определить, кто прав, а кто виноват. Собрания эти обычно кончаются дракой, поскольку все лешие и кикиморы корыстны, и зависть каждого заставляет думать, что уж его-то участок точно самый плохой из всех, а соседи, не в пример ему, лучше устроены в жизни. Как ни драчлива лесная нечисть и склочничать готова всегда, однако, наставив друг дружке синяков да шишек, вскоре решат они найти третейского судью, чтобы он, как не заинтересованное лицо, как-то их рассудил. Тут-то и надо Вам, батюшка, объявиться, а за свой суд потребовать награду. Мой отец однажды именно так и сделал. За это лешие ему всю жизнь зверей под выстрел загоняли, а кикиморы – птиц».

Долго думал отец Дмитрий: не хотел он при помощи обмана делать дела свои. Но попадья – баба ушлая – и тут нашлась: «Батюшка, Дмитрий Васильевич, да нечто Вы корысти ради межу кикиморскую нарушать будете? Вы же во Славу Господа дела свои мыслите: Господь поймёт Вас и простит, батюшка». Принял отец Дмитрий грех на душу: так всё и сделал, как попадья говорила. За свой третейский суд выторговал поп для себя право проповедовать им слово Божье. Мало – помалу заразились лешие и кикиморы поповским энтузиазмом и стали истово принимать Веру. Перестали они строить козни крестьянам, охотники и бабы с детишками, пошедшие по грибы-ягоды, перестали блуждать по лесу. Одно только печалило новую паству отца Дмитрия: не могли они вкусить таинств и прелестей церковной службы, поскольку новые власти закрыли церковь. Но одна благоверная кикимора после рассказа отца Дмитрия о первых римских христианах, скитавшихся в городских катакомбах и в гонениях нашедших свой венец мученический, вскочила на валежину и с горящим истовой верой взором обратилась к единоверцам: «Братья и сёстры, настало время уходить нам из леса! Давайте и мы, как первые римские христиане, устроим подземный храм – выроем катакомбы под церквой и устроим в них храм и церковную службу, чтобы искупить прегрешения наши в лесной, прошлой жизни». Стали по ночам копать подземелье под закрытой церковью. И так преуспели, что однажды утром жители Архиповки обнаружили в центре села круглое озеро, посреди которого торчала церковная маковка с православным крестом. «Карстовый провал», – сказал директор школы, самый грамотный человек в округе. На том и разошлись. Отец Дмитрий, мало того, что опять остался без паствы, погребённой на дне озера провалившимся храмом, так ещё и жилья своего лишился, поскольку дом его, стоявший неподалёку от церкви, оказавшись на краю провала, начал потихоньку сползать в воду. Жить в нём стало опасно, и священнослужитель с супругой перебрались в соседнее Яманово, где нашёлся пустующий дом.

Через пару дней после переезда, когда попадья отправилась в Архиповку, чтобы забрать в старом доме какую-то нужную в хозяйстве мелочь, отец Дмитрий увидал на полатях чертёнка.

– С нами крестная сила! – осенил себя знамением поп.

– Ой! Не извольте беспокоиться, батюшка, – махнул зелёной лапкой чёртушка. – Я же не новозаветный какой: на меня Ваши причитания не распространяются. Что я Вам, сатана, что ли? Вон, я вижу, на полке наливочка вишнёвая стоит. Может, пропустим по маленькой, пока хозяйки-то нет?

– С какой это стати? – поп не пришёл ещё в себя и продолжал креститься.

– А разве нет причины, батюшка? Церковь утопил, паству частью угробил, частью растерял. Единоверцы, саном облечённые, в муках свой крест несут в большевистских каторгах, а Вы и причины не ведаете? Давайте уже наливать, батюшка, покуда супруга Ваша не вернулась.

5

– Анаксимандр Милетский был способнейшим астрономом и подарил античному миру солнечные часы, – чертёнок задумчиво отхлебнул из водочной бутылки и протянул её отцу Дмитрию. – А Вы, батюшка, сдали своего Павла Буре в Торгсин, – хохотнул чёрт. – Продали свои золотые часы большевикам. Улавливаете разницу?

– Ничего я в астрономии не смыслю, – невпопад буркнул Дмитрий Васильевич, принял бутылку и пару раз глотнул из неё.

Отец Дмитрий возвращался из Шуи, куда ездил продавать часы. Не имея средств к существованию, поп с попадьёй решили мало-помалу продавать своё имущество. Получив в Торгсине за часы хорошие деньги, поп купил на радостях бутылку водки и отправился домой. Всю дорогу, пока батюшка ехал в поезде до станции Шорыгино, чертёнок тихонько подзуживал его выпить. Бесёнок даже пару раз так тряханул вагон, в котором сидел отец Дмитрий, что бутылка в грудном кармане мирского платья попа, соблазнительно булькнув, едва не выскочила на пол. Это заставило Дмитрия Васильевича запустить руку за пазуху и крепко ухватить бутылку за горлышко. От вожделения ладонь сразу вспотела, но поп, проглотив слюну, вытерпел до конца поездки. Выскочив на станции, батюшка, нимало не задерживаясь, едва отвечая на приветствия своих бывших прихожан, проскочил Архиповку и углубился в лес по дороге в Яманово. Из-за ёлок наперерез ему тут же выскочил чертёнок и, хватая его зелёными лапками за штанину, оставляя глубокую борозду в снегу рядом с тропинкой, начал канючить: «Батюшка! Батюшка! Куда Вы так бежите? Вот, посмотрите, как удобно рухнула сухая сосна вдоль тропинки – давайте присядем и выпьем немножко. Глупо же, ей-богу, нести водку домой, когда Варвара Никитична тут же спрячет её в чулане до праздников». После такого веского аргумента попу ничего не оставалось, как, смахнув снег, присесть на лесину и открыть бутылку. Сделав по паре глотков, посидели какое-то время молча, поглядывая по сторонам и изредка встречаясь взглядами. Когда первая волна алкоголя легонько тронула голову, чертёнок, панибратски ткнув отца Дмитрия в бок, заявил: «Почто же Вы, батюшка, третьего дня так наклюкались, что соседу Вашему – Фёдору Чикину – пришлось Вас выуживать из сугроба и вести домой? Парень даже и не догадывался, в какой нищете живёт его семья и вся знакомая ему округа, покуда он в Ваш дом не попал. Пока ему не с чем было сравнивать, он и не догадывался, что можно жить по-другому. Вся эта фаянсовая посуда, серебряные ложки, керосиновые лампы с шёлковыми абажурами, кожаные кресла и диваны, никелированная кровать под балдахином, книжные шкафы, комоды и скатерти – да у молодого человека просто голова кругом пошла! Он даже не знает ни предназначения, ни названия большинства предметов из тех, что он в Вашем доме увидел». Поп готов был сквозь землю провалиться от стыда, но не из-за убранства своих комнат, весьма скромного, по его собственным оценкам, поскольку доводилось ему бывать в домах церковных иерархов, в домах губернаторов, царских чиновников и купцов. Отцу Дмитрию было стыдно за своё пьянство. Поп укоризненно посмотрел на чёрта и поскорее глотнул ещё. Чёрт тоже приложился к водке, прищурив глазки, радостно хохотнул и продолжал дальше нравоучительствовать: «А почто же Вы, батюшка, не объяснили юноше, когда пригласили его за стол, что по Домостроевскому укладу, если гость не притрагивается к рюмке или выпивает её до дна, то он, тем самым, даёт понять хозяевам, что выпивать больше не намерен? Сами-то Вы в течение получаса, выпивая по полрюмки, выдули у Варвары Никитичны целый графин наливки: супруга едва успевала доливать Вам в рюмку. А бедный парнишка, не искушённый в тонкостях этикета, считает теперь вас жадными сквалыгами. Надо же было объяснить парню, что потчевать человека отпитой рюмкой – неуважение, и в рюмку всегда будут подливать, пока человек не опорожнит рюмку досуха». Батюшка покраснел, мрачно покосился на собутыльника и хорошенько глотнул из бутылки. Какое-то время сидели молча. Наконец чёрт брякнул попу про Анаксимандра Милетского.