Тимур Евсеенко - От общины к сложной государственности в античном Средниземноморье

• Название: От общины к сложной государственности в античном Средниземноморье
• Автор: Тимур Евсеенко
• Жанр: Детская образовательная литература
• Год: 2005
• ISBN: 5-94201-417-5

Монография посвящена исследованию формы государственного устройства в античном мире. Выявляются типологические особенности общинной и территориальной государственности. Рассматриваются основные тенденции развития гражданской общины, ее эволюции от простого государства (полиса) к сложному – полисным соединениям различных типов, а через них к территориальному государству. На конкретном историческом материале прослеживаются общие закономерности такого развития на Балканах, в Северной Африке, в Италии. Особое внимание уделяется Риму, где эта эволюция произошла в наиболее завершенном виде.

Для юристов, историков, преподавателей и студентов юридических и исторических факультетов.

---

Высшей формой автономии признается автономия государственная. Получив от центральных властей ряд атрибутов государственности, например право иметь собственную конституцию и созданную в соответствии с ней, не зависящую от центра структуру органов власти, собственную законодательную компетенцию, собственное гражданство, государственный язык и официальную символику, такое автономное образование в унитарном государстве становится практически неотличимым от субъекта в федерации. Отличием здесь является только: во-первых, то, что источником всех этих правомочий в унитарном государстве являются сами органы центральной государственной власти (что в повседневной жизни не имеет большого значения), а во-вторых, то, что региональные органы власти подобного государства не имеют совместной компетенции с центральными органами, что порой встречается в федерациях. Очевидно, что подобные отличия вряд ли можно признать существенными.

Сегодня в мире существуют различные виды территориальной автономии: от административной (издание газет, радиовещание, судопроизводство на местном языке, некоторые дополнительные полномочия для местных органов) до государственной. В некоторых государствах автономные права предоставляются всем административным единицам, и в результате возникает так называемое «государство областей» (региональное государство). Такими региональными государствами сегодня являются Италия (по Конституции 1947 г.), Испания (по Конституции 1978 г.), Шри Ланка (согласно поправкам к Конституции 1978 г.) и ЮАР (после реформ 1994–1996 гг.). При этом речь не идет о детальном совпадении прав у всех автономных образований. В Испании территориальная автономия, имеющая некоторые черты национально-территориального характера (Арагон, Андалузия, Галисия, Страна басков), сочетается с автономией, обладающей чертами и областного районирования (Астурия, Леон, Валенсия). В Италии пять выделенных автономных областей имеют определенные особенности национального, лингвистического, бытового характера, остальные 15 созданы по территориальному признаку. Иногда высказываются утверждения, что создание регионального государства – новое явление современности[41]. На самом деле такие «государства автономий» вовсе не являются порождением только нашего времени. Сто лет тому назад аналогичным образом именовали Австрию, точнее, австрийскую часть Австро-Венгерской империи. Г. Еллинек прямо именовал ее «государством областей или земель, своего рода федерацией»[42], а З. Авалов утверждал: «Благодаря областному самоуправлению, которым уже сорок лет наделены австрийские земли, народности монархии получили возможность быстро развиваться во всех отношениях. Благодаря ему нашла применение созидательная энергия национальной солидарности»[43].

Государства автономий не случайно сравниваются с федерациями. Некоторыми своими чертами они уже настолько отличаются от унитарных государств, что их просто трудно признать таковыми. Отдельные исследователи предполагают, что «государства автономий» находятся на пути превращения в подлинную федерацию и их следует рассматривать как переходную форму от унитарного государства к федерации[44]. Так это или нет – сказать сложно (хотя австрийский опыт как будто подтверждает высказанную точку зрения). Однако появление такого феномена позволяет сделать важный вывод о том, что не существует непреодолимой грани, отделяющей одну форму государственного устройства от другой. И унитарное государство и федерация существуют не изолированно, а находятся под взаимным влиянием и в постоянном взаимодействии друг с другом.

О федеративном государстве нет необходимости рассказывать подробно, так как его основные признаки в отечественной юридической науке устоялись уже давно. Общепризнанно, что это – сложное государство, состоящее из государственных образований, обладающих юридически определенной политической самостоятельностью. Никем не оспаривается наличие двух самостоятельных систем органов государственной власти с собственной, только им присущей компетенцией и фактическое отсутствие суверенитета у субъектов[45]. В некотором уточнении нуждаются только два вопроса. Во-первых, возможность расширения центральной властью своих полномочий и пределы такого расширения. И, во-вторых, обязательность равного статуса субъектов в федерации.

На первый из этих вопросов можно ответить так: возможности федеральной власти расширять свои полномочия практически неограниченны. Теоретически федерация, таким образом, может быть превращена в унитарное государство. Однако такое рассуждение носит чисто спекулятивный характер. Во-первых, для такого преобразования нужны очень веские причины и продолжительное время. Ведь подобного рода преобразования могут произойти только в том случае, если удастся убедить региональные элиты отказаться от тех выгод, которые им дает государственный статус их регионов. Во-вторых, такая трансформация требует достаточно сложной конституционной процедуры (при этом необходим полный пересмотр не только конституции, но и всего связанного с ней комплекса законодательства), что, как правило, позволяет избежать непродуманных преобразований. Разумеется, проблему можно легко разрешить насильственными действиями (в качестве примера можно привести военный переворот генерала А. Л. Санта-Анна в Мексике в 1835 г., который привел к временной замене федералистской конституции этой страны унитаристской), которые однако, чреваты неожиданными осложнениями (например, «преобразования» Санта-Анны стоили Мексике потери Техаса). Подобные неправовые способы не являются предметом рассмотрения данной работы.

На второй вопрос ответить несколько сложнее. Известно, что и в отечественной и в зарубежной литературе высказывались взгляды о необходимости равностатусности и, само собой, равноправия субъектов федерации. Так М. А. Рейснер утверждал, что не подходит под понятие федерации соединение нескольких государств, среди которых одно занимает место господствующего, а остальные ему подчинены[46]. Свою позицию он обосновывал тем, что федерация генетически тесно связана с демократией. Демократия при расширении своих пределов неизбежно стремится к федерации, а вместе с тем федерация получает нормальное развитие лишь при наличии демократически-республиканского образа правления[47].

В современной англо-американской политологии отстаиваются сходные представления. Все отклонения от объявляемой «нормы», созданной на основе североамериканского и в лучшем случае еще нескольких западноевропейских образцов, трактуются как случаи ненастоящего федерализма, а государства, не вписывающиеся в эту самую норму, провозглашаются «квазифедерациями» или даже «ложными федерациями»[48]. Такие утверждения становятся возможными лишь благодаря теоретической путанице, ведущей к смешению разнородных понятий: федерации как формы государственного устройства и демократии как политического режима. Подобное смешение понятий приводит к сужению содержания термина «федерация», снижает познавательную ценность научного инструментария, а порой может приводить к совершенно ошибочным выводам (например, к отказу признать федеративный характер Германской империи, существовавшей в 1871–1918 гг., хотя он открыто признавался не только немецкими и русскими исследователями рубежа XIX–XX вв., но и официальными лицами этой империи). На самом деле равностатусность и равноправие субъектов не относятся к обязательным признакам федеративного государства. Более того, те или иные элементы асимметрии встречаются в государственном строе большинства современных федераций (от различного статуса субъектов до различных норм их представительства в центральных органах власти). Современная наука располагает даже специальным термином для обозначения федеративных государств, не вписывающихся в схему равностатусности, – асимметричная федерация.

Но унитарное государство с автономиями и федерация не исчерпывают всего класса сложных государств. Классическое государствоведение рубежа XIX–XX вв. относило сюда также и так называемое сюзеренное государство, именуемое иногда термином «государство государств». Оно характеризовалось следующим образом: «Сюзеренное государство осуществляет свое господство над подчиненными ему государствами, которые, в пределах установленных господствующим государством правовых границ, свободно организуются, обладают широкой самостоятельностью во внутренних делах, но вовне подвергаются, в силу их зависимости, значительным ограничениям и обязаны ставить свои войска сюзеренному государству или, по крайней мере, нести в его пользу определенные экономические повинности (платеж дани)»[49].

На первый взгляд может показаться не вполне понятной причина выделения таких государств в особую разновидность. Государства-вассалы внешне сохраняют все признаки суверенитета, а значит, их связь с сюзереном можно было бы отнести к обычным международным отношениям. Их внешнеполитические обязательства можно считать простым следствием заключения международного соглашения. Конечно, назвать условия такого соглашения выгодными вряд ли возможно. Но сама по себе невыгодность условий того или иного договора для заключившей его стороны еще не является основанием для отказа признать ее независимость. Более того, известная односторонность обязательств порождает для вассального государства возможность подчеркнуть свою суверенность. Например, нападение на вассала не обязательно приравнивается к агрессии против государства-сюзерена, которое имеет право оценивать такие события в каждом случае по-разному (в отличие от государства-протектора, которое обязано считать нападение на покровительствуемое им государство нападением на себя самого). Отсюда следует, что у господствующего государства нет причин рассматривать граждан государства-вассала как своих подданных.