Йенни Йегерфельд - Двухмерный аквариум для крошечных человечков

• Название: Двухмерный аквариум для крошечных человечков
• Автор: Йенни Йегерфельд
• Издательство: Литагент «Лайвбук»aadd0e21-c534-11e3-bab0-0025905a069a
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-904584-89-4

Когда тебе семнадцать, жизнь – двухмерный аквариум: чувства прозрачнее воды, а преграды невидимы. Плывешь навстречу будущему, и вдруг – стекло. Мама не звонит узнать, как дела; не звонит ни завтра, ни через день. Папа больше обеспокоен тем, что ты стащила его оркестровую униформу.

Мысли загоняют на дно, где тихо и безлюдно. Вот только сердцу все время кто-то нужен. Сердца ведь такие и есть. Несовершенные. С изъянами.

Приходится бить стекла.

---

Но этого хватило.

Там никого не было.

Я снова открыла дверь, на этот раз осторожнее. Комната и правда была пуста. Пустая незаправленная постель, пустой стул за рабочим столом, кресло за спинкой кровати тоже пусто, не считая моих забытых черных джинсов.

Окно было открыто, ветер колыхал белую занавеску.

* * *

Я спустилась в гостинную и обессиленно села на диван. Палец болел, как проклятый. Я зажмурилась и откинулась на бугристые диванные подушки.

Я вдруг поняла, на что все это время понапрасну надеялась и что искала. Записку. Записку, которая бы все объяснила. Где было бы написано, что она пыталась со мной связаться, но не смогла дозвониться. Что ей очень жаль, но она задерживается по работе и скоро, очень скоро приедет домой. Ну и – чем черт не шутит? – может, даже «обнимаю, мама» в самом конце.

Я горько хмыкнула. Кого я обманываю? Мама никогда в жизни не стала бы писать «обнимаю, мама». Ни «обнимаю», ни «мама». Она была Яной. И для меня, и для всех остальных. Так было всегда. Только про себя я называла ее мамой. Ну и если мне приходилось упоминать ее в разговоре с посторонними. Чтобы избежать недоумения по поводу того, что я называю собственную мать по имени.

Ну а что касается «обнимаю»… Ей это вообще было чуждо – как слово, так и действие. До недавнего времени – буквально пару лет назад – ее объятия были крайней редкостью. Когда же в одно воскресное утро я, робко откашлявшись, выдавила из себя, что не возражала бы, если она хоть изредка меня обнимала, мама удивленно оторвалась от газеты. Она принялась меня подробно расспрашивать – словно принимала заказ. Когда и где ей следует меня обнимать, интересовалась она. И сколько раз, есть ли у меня конкретные пожелания? Я смущенно пробормотала что-то типа: «Ну, может, когда я приезжаю и уезжаю», – конечно, если она не возражает. Например, на перроне? Так же вроде бы принято, когда люди давно не виделись или надолго расстаются… Мама задумчиво кивнула, не сводя с меня серо-зеленых глаз. Наконец она ответила, что считает это «разумной просьбой», и снова погрузилась в чтение.

После этого я регулярно получала заказанную порцию объятий – каждый раз одинаково неловких. Руки ее вечно оказывались не там, где надо, и были напряжены, лицо – или слишком далеко, или слишком близко. Но чаще далеко.

Кроме того, она явно не знала, как завершить объятие. Просто неожиданно отпускала меня, не глядя в глаза. Отворачивалась, безвольно опустив руки, и устремляла взгляд куда-то вдаль.

И вот именно этот момент, секунда, когда она отпускала меня, опустив руки… Никогда еще я не испытывала более леденящего одиночества. Оно будто продувало меня насквозь. И как же сложно было после этого сесть в поезд. Ноги прямо-таки врастали в перрон.

Нет, эти объятия никогда не давались ей, иногда я почти жалела, что вообще о них попросила. Но она ни разу о них не забыла.

Я поднялась с дивана. Еще раз набрала мамин номер. Продолжая слушать гудки, пересекла гостиную, направляясь в коридор. У самого порога паркет привычно заскрипел. Я остановилась перед пыльным зеркалом в коридоре. С некоторым отчаянием вгляделась в свое отражение, отметив, что отчаяние мне, в общем-то, к лицу. Вы только взгляните на этот печальный блеск глаз! А эта благородная бледность, оттеняющая робкий румянец скул? Может, мне стоит почаще впадать в отчаяние?

Да что это со мной?

Я хлестнула себя по щекам. Раз, два – две звонкие пощечины по тем самым румяным скулам. Щеки запылали, и я будто очнулась ото сна. Растерянно огляделась по сторонам. В большом пальце снова запульсировала кровь.

Да что это со мной?

А если с мамой что-то случилось? Действительно что-то случилось. А я тут стою и… заигрываю со своим отчаянием.

Я еще раз позвонила. Пока в трубке раздавались гудки, я с удивлением обнаружила, что мой палец рассеянно выводит член на пыльном зеркале.

Тут мне послышался какой-то звук. Нарастающее пиканье, доносящееся с противоположного конца дома. Я застыла, не двигаясь. Так может, она все-таки тут? Может, она упала и не может подняться – и теперь лежит, совершенно беспомощная?

Я прошла по коридору, миновав гостиную, и замерла. Окинула взглядом лестницу, дверь спальни. Маминой спальни. Там я еще не была. Звук явно шел оттуда.

Ну конечно!

Там.

Почему я сразу там не посмотрела.

А если она…

Дверь была приоткрыта, и я осторожно заглянула в комнату. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди…

…А что, если она… если она там…

Но ее там не было.

Кровать была не застелена. Если бы я не знала маму, я бы подумала: ага, значит, она уходила в спешке. Но нет. Мамина кровать никогда не заправлялась, так что делать выводы было рано. На прикроватном столике, рядом со стопкой книг – семь, восемь штук, – силиконовой каппой для зубов и стаканом, наполовину наполненным водой, лежал мамин мобильный. Сигнал напоминал драматичную заставку к программе новостей. Я взяла телефон в руки. На дисплее мигала надпись: «Майя, мобильный».

* * *

Телефон выдал еще несколько приглушенных апокалипсических трелей и умолк. Мне показалось, что на меня надели звуконепроницаемый колпак. Дом был наполнен оглушительной, тревожной тишиной.

Это уже было совсем не похоже на мою маму – уйти из дома, оставив мобильный.

Я легла на ее кровать. Натянула на голову одеяло в сиреневом пододеяльнике и закрыла глаза. Втянула в себя запах ткани. Белье явно давно не меняли – не то чтобы оно плохо пахло, но от него веяло какой-то затхлостью и чем-то еще – сладкий, цветочный запах.

Голова моя отказывалась соображать, и я со всей силы сжала большой палец, который послушно откликнулся тупой болью. Я зажмурилась. Стало трудно дышать – высвободила голову из-под тяжелого одеяла.

– Она скоро придет, – произнесла я вслух.

Мой голос звучал спокойно, внушая доверие. Очень убедительно.

Я изобразила на лице «непоколебимую уверенность». Гладкий лоб, широко раскрытые глаза, мягкая улыбка. Прошла минута. Две. Лицо начало сводить судорогой.

Непоколебимая уверенность. Непоколебимая уверенность.

Я сфотографировала себя на мобильный.

Выражение моего лица и отдаленно не напоминало непоколебимую уверенность. Скорее полную лоботомию.

Фак!

Я яростно замотала головой, завопила и высунула язык. Сжав в руке мобильный, снова зажмурилась. Пока дисплей холодил щеку, я изо всех сил пыталась сообразить, где мама может быть.

* * *

Пока я лежала под одеялом, мне вдруг пришло в голову, что нужно позвонить папе. Какое-то мгновение я всерьез обдумывала этот вариант. Только что он-то может поделать? Мне бы пришлось уехать домой, а этого совершенно не хотелось. Опять тащиться на вокзал и садиться в поезд только для того, чтобы обломать ему кайф, лишив его дурацкой пьянки, от которой он бы сто пудов отказался, лишь бы я не узнала, какой развратной жизнью он живет. Тоже мне новость. Но главное, мне не хотелось давать ему еще один повод сердиться на маму.

Я снова посмотрела на экран ее телефона. Несколько пропущенных звонков, что само по себе необычно.

Первый – еще в среду. Дальше следовали наши с папой вчерашние звонки и номер моего телефона. Непрочитанные сообщения на автоответчике. Она что, со среды их не слушала? Значит, она не знает про мой палец?

Я пролистала список ее контактов. Он был невелик – номеров пятнадцать, но из них мне были знакомы лишь несколько, не считая папиного, моего и маминых родителей, моих бабушки и дедушки в Германии. У мамы с друзьями тоже было не очень. Но она от этого, по-моему, не очень страдала. Не то что я. Такое ощущение, что ей вообще никто особенно не нужен.

Жалобная мысль резким уколом: «Даже я?»

По телу пробежала дрожь, как от озноба, и я плотнее закуталась в одеяло.

Я отыскала в телефоне номер университета и набрала его, всячески убеждая себя, что она наверняка там. Просто задержалась на работе, а ту записку сдуло ветром со стола, когда она захлопнула дверь.

Обнимаю, мама.

Ответила женщина с таким смешным выговором, что я не сдержала улыбки. Она переключила меня на мамин телефон, и в трубке тут же зазвучал автоответчик.

– Здравствуйте, вы позвонили Яне Мюллер, институт психологии. Оставьте ваше имя и номер телефона, и я вам обязательно перезвоню. Произносите номер четко и внятно.

Положив трубку, я произнесла, предельно четко и максимально внятно:

– Привет, это Майя, твоя дочь. Сегодня пятница, и я у тебя. На этой неделе мои выходные. Или твои выходные, это как посмотреть. Наши выходные. Помнишь? Позвони, я отпилила себе палец и нуждаюсь в материнской заботе.

Хм. Ну и что теперь? Я перевернулась на бок и принялась разглядывать корешки книг. «Практическое экзистенциальное консультирование и психотерапия» Эмми Ван Дорцен, «Толкование сновидений» Зигмунда Фрейда, «Кризис и развитие» Юхана Куллберга.