Алексей Солоницын - Чудотворец наших времен. Святитель Иоанн, архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский

• Название: Чудотворец наших времен. Святитель Иоанн, архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский
• Автор: Алексей Солоницын
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-83449-5

Эта книга посвящена человеку, который вошел в историю как великий святой ХХ века, светочу, который спасал души и тела миллионов русских эмигрантов, выброшенных революцией за пределы Родины и рассеянных по всему миру.

Имя этого человека – святитель Иоанн, архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский. Его по праву называют еще и чудотворцем, светочем русского зарубежья, который спасал и простых людей, и великих наших философов, писателей, музыкантов – всех, кто верил, что владыка Иоанн стал избранником Божьим, который вручил ему дар чудотворения.

Книга представляет собой повесть о святителе Иоанне, основанную на реальных исторических фактах, и документальное жизнеописание святого с акафистом. Издание допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви.

---

Милош не зря добился того, что стал учиться в Академии Троице-Сергиевой лавры. Говорить по-русски выучился еще у себя в Белграде. И, как всякий иностранец, изучал русский литературный – на нем и говорил.

Битоль – значит «обитель», «монастырь». Городок небольшой, но известный у нашего православного народа

Это сразу с удовольствием заметил Федор, болезненно воспринимающий современную разговорную речь, которая оказалась так варварски засорена не только чужеродными словами, связанными с «компьютеризацией всей страны», но и обильным бранным уличным жаргоном.

– Улочки в Битоле узкие, извилистые, как и в других горных городках, – продолжал Милош, чему-то грустно улыбаясь. – И вот на одной из них, уже на самом краю города, расположилась в старых монастырских стенах духовная семинария, куда и направили молодого иеромонаха Иоанна. Какой он был замечательный педагог, можно прочитать в книгах воспоминаний – теперь они изданы и в России.

Я же расскажу вам всего лишь одну историю, которую напомнила кепочка Ивана…

* * *

Этот подросток, Стас[1], почему-то сторонится сверстников, особенно когда нет занятий. Во дворе, довольно просторном, замкнутом каменными стенами, ребята играли в мяч – перепасовывались, как в баскетболе, или, встав кругом, по-волейбольному скидывали мяч друг другу. Иногда пас давался высоко, и тогда один из семинаристов, развитый больше других, сильно бил ладонью по мячу. Взять такой удар удавалось не всем, и тогда мяч отлетал в сторону, ударившись о кого-либо из ребят. Это вызывало смех, а бьющий, рослый Мирко, снисходительно-победно улыбался.

Окно кельи отца Иоанна выходило во двор, находясь примерно в двух метрах над землей, и он иногда подходил к нему и смотрел, как играют ребята. И вот тогда он обратил внимание, что один из подростков стоит или сидит в стороне, делая вид, что игра ему совершенно неинтересна.

Отец Иоанн разглядел, что мальчишка худой, нескладный. Плохо пошитая форма сидела на нем так, что он выглядел скверно, – брюки длинноваты, висят на коленях пузырями, а у кителя явно коротки рукава. Да и форменная каскетка как-то неудобно сидит на голове – наверное, маловата.

Отец Иоанн уже догадывался о причинах нелюдимости этого подростка, Стаса Дрожевича, и только искал случая, чтобы поближе познакомиться с ним.

Случай не замедлил представиться.

В очередной раз, когда у семинаристов выдался час для отдыха, Мирко, который так удачно бил по мячу, на это раз попал в одиноко сидящего на скамейке Стаса.

Удар пришелся по голове – каскетка отлетела в сторону, Стас покачнулся.

Все засмеялись.

– Ну, чего стоишь? – крикнул Мирко. – Подай мяч!

Но Стас не шел за мячом, оглушенный не столько ударом, сколько смехом сверстников. Минуту он стоял неподвижно, с ненавистью глядя на обидчика, потом пошел к стене, словно бы за мячом. На самом деле он искал камень, чтобы запустить им в Мирко.

Камень, пущенный Стасом изо всех сил, просвистел рядом с головой Мирко и угодил прямо в окно кельи отца Иоанна.

Громко звякнуло разбитое стекло.

И сразу повисла во дворе гнетущая тишина.

Из здания семинарии поспешно вышел воспитатель Владислав. Всем была хорошо известна его строгость. Да и сам вид воспитателя наглядно говорил о его характере – черный, всегда выглаженный костюм, белая рубашка с крахмальным воротничком и черным галстуком, до блеска начищенные ботинки. Такой же аккуратности и безукоризненного выполнения заданий – и главное, поведения, – требовал воспитатель от семинаристов. Говорил он кратко и чаще всего вопросами. Затем следовало столь же краткое резюме.

– Кто? – был первый вопрос.

Мирко показал на виновника, растерянно стоявшего в стороне, у скамейки.

– Так. Дрожевич, ко мне.

Стас подошел.

– Признаете вину?

Стас понуро кивнул.

– Без обеда и ужина. Стекло вставить за ваш счет.

И воспитатель ушел, не оставив Стасу ни единого шанса для оправданий.

Пока все были заняты произошедшим, как-то не заметили, что во дворе рядом с ребятами оказался отец Иоанн. Он вообще любил появляться тихо – невысокий, прихрамывающий, в черной рясе, с крестом на груди. Широкий и крепкий в кости, он выглядел не особенно худым. Всегда в очках в тяжелой оправе, он смотрел на собеседника особенным, тайным взглядом. Распознать его суть удавалось далеко не каждому – да и то только со временем. Сначала казалось, что глаза священника какие-то слишком уж детские. Смотрят на тебя, словно просят прощения за все те поступки, которые тебе принесли несчастье.

Потом эти глаза могли стать совершенно другими – словно смотрели как будто сквозь тебя, распознавая, что там, в тайниках души. И этот взгляд будто точно все определял.

Но это все ты понимал потом, когда проходило время и то, о чем говорил отец Иоанн, сбывалось. А поначалу даже неловко становилось за этого священника – ну что он за человек такой, нелепый в своей старенькой рясе, в клобуке, который часто надет почему-то скособочившись, так, что его все время хочется поправить!

– Ничего особенного не случилось, не переживайте вы так сильно, – сказал отец Иоанн Стасу. – Я сегодня же найду стекольщика, и он все исправит. И о деньгах, пожалуйста, не беспокойтесь – я все оплачу. Главное, чтобы вы на Мирко так не сердились – ведь он случайно в вас попал. Я у окна стоял и все хорошо видел.

Стас с ненавистью вскинул глаза на священника.

– Да вы… как могли видеть? Если вы почти слепой? И ваши благодеяния…, мне не нужны!

Он резко повернулся и пошел прочь от отца Иоанна.

Остаться без еды неприятно, но все же можно стерпеть. Но наказание проходило в трапезной, в то время, когда все семинаристы ели. Стоять полагалось на коленях в углу, рядом с кафедрой, за которой кто-то из учащихся читал отрывки из житий святых, чья память отмечалась в этот день.

Такое наказание казалось отцу Иоанну слишком строгим. Но ведь он только что прибыл в семинарию – и нельзя было сразу высказывать свои замечания.

После вечерней молитвы улеглись спать. Скоро обычные смешки и переговоры шепотком прекратились и наступила тишина. Стасу хотелось встать, подойти к Мирко, койка которого стояла у стены, ударить его. Можно спрятаться под кровать – со сна он не поймет, кто ударил, не догадается заглянуть под кровать. Скверно, конечно. Но если выйти на открытый бой, вряд ли удастся победить. Да и если узнают про драку, могут выгнать из семинарии. А тогда куда деться? Отправят домой, а там мать, которая столько мучилась, прежде чем устроить его в семинарию. Придется работать – скорее всего, на фабрике, выполнять какую-нибудь черную работу…

Размышления Стаса прервал свет, упавший в спальную комнату сквозь приоткрытую дверь.

Кто-то тихонько вошел, осторожно двигаясь от кровати к кровати. Около некоторых спящих вошедший останавливался, укрывая тех, кто спал беспокойно и сбрасывал с себя одеяло. Осеняя крестом спящих, этот человек, которого все больше узнавал Стас, приближался к нему. Он припадал на правую ногу, да и по фигуре человека Стас догадался, что это отец Иоанн. Вот он подошел к кровати Стаса, остановился. Лунный свет, наискось падающий сквозь окна, осветил лицо священника. Стас понял, что отец Иоанн молится. Перекрестив Стаса, он нагнулся над ним, вынул из сумки, висевшей поверх подрясника, сверток. Хотел положить сверток под подушку и тут увидел, что подросток лежит с открытыми глазами.

– Хлеб, – тихо прошептал отец Иоанн. – Еще оливы. Больше ничего нет – пост.

– Не надо, – Стас отстранил руку со свертком.

– Зачем ты так? Нельзя ожесточаться. Впереди много испытаний – учись их принимать со смирением. Трудно, я знаю. Но Господь учил нас видеть свои грехи и бороться с ними.

– Грех? Да разве я согрешил? Разве я виноват, что они меня презирают?

– Тише. Мы с тобой в грехе гордыни разберемся, если захочешь, в другой раз. Сейчас надо спать. А хлеб прими как мое желание помочь тебе справиться с болью. Вот и все, – он еще раз перекрестил Стаса и пошел дальше по спальне, смотря, кому надо поправить одеяло, или простыни, или подушки.

– Хлеб, – тихо прошептал отец Иоанн. – Прими как мое желание помочь тебе справиться с болью

И продолжал крестить ребят и шептать над ними молитвы.

После той памятной ночи Стас стал внимательнее присматриваться к необычному преподавателю. И несколько раз порывался «разобраться в грехе гордыни», как сказал отец Иоанн, но все не решался, тем более что с подачи Мирко и его ближайшего сподвижника Славко подшучивание над заиканием отца Иоанна, его хромотой и одеждой стало вроде бы нормой. И вот как раз в эти дни произошло еще одно событие, запомнившееся Стасу.

В классе, где выполнялись домашние задания, Стас сидел за столом позади Мирко и Славко.

– Хромоножка меня заставил наизусть выучить вот этот отрывок, – Мирко ткнул пальцем в книгу – А для чего, спрашивается? Можно все и по книге прочесть, как это и делают священники. Нет уж, я ему прямо скажу, что гундосить, как он, не буду!