Владимир Казаков - Тревожный колокол

• Название: Тревожный колокол
• Автор: Владимир Казаков
• Жанр: Прочие приключения

Тревожный колокол – это не только далеко разносимая печальная весть об аварии. Это голос человеческой тревоги, сигнал неблагополучия в нравственных отношениях между людьми. Авария служит поводом для раздумий и споров. Рассказывая о катастрофе с вертолетом, автор ставит серьезную нравственную проблему, связанную с критериями человеческих ценностей, с отношением человека к человеку.

---

Взглянув на хоры, можно было увидеть и белую веревку, спущенную из темного подкупольного чрева. Она соединялась с латунным языком небольшого колокола.

Донсков долго смотрел вверх, и ему казалось, что святые, нарисованные древними богомазами, колышутся, а белый конь Георгия Победоносца перебирает тонкими ногами. Иллюзию создавало облако табачного дыма, висящее над комнатами без потолка.

– Ну что же, пройдемте к командиру. – Ожников встал и первым вышел в коридор. Двигался медленно, слегка припадая на левую ногу, дважды резко оглянулся, будто Донсков и Луговая могли исчезнуть. От него сильно пахло тройным одеколоном.

Кадровик энергично дернул ручку двери с бумажной табличкой «1», и дверь высосала в коридор острый запах трубочного табака. В тесноватом кабинете за столом с жидкими ножками, задумавшись над пачкой бумаг, сидел Комаров.

– Михаил Михалыч! – довольно громко позвал Ожников и повернулся к спутникам: – Командир вертолета Донсков Владимир Максимович и второй пилот Луговая. Прибыли вчера.

Комаров, приподнявшись, протянул через стол узкую теплую ладонь Донскову, а Луговой кивнул.

– Располагайтесь, где вам удобнее.

– На Черную Браму5, – сказал Ожников, – рекомендую, Михал Михалыч.

– Не понял, Григорыч.

– Луговую целесообразно послать вторым пилотом на постоянную точку Черная Брама. Там она быстрее приобретет опыт.

Командир эскадрильи мельком взглянул на девушку. В черном облегающем костюме она казалась высокой и хрупкой. Пышные пряди русых волос закрывали воротник жакета. Лицо мальчишеское, курносое, нижняя губа, коротенькая и полная, напористо оттопырена, а в синих круглых глазах – растерянность.

– Что такое Черная Брама? – тревожно спросила она и коснулась пальцем округлого подбородка с ямочкой.

– Отличное место, – сказал Комаров. – Оперативная точка в тундре, на которой экипажи выдерживают не больше недели. Вот туда Ефим Григорьевич и хочет вас заточить.

– А вы? Вы ведь хороший, да?

– Других вакансий нет, товарищ командир! – нажав на «нет», сказал Ожников. – Настоятельно рекомендую.

– Я соглашусь с тобой, Григорыч, если товарищ Луговая сумеет отпустить бороду, как средство защиты от гнуса, а пока борода растет, пусть поработает здесь, на базе. Идите, Наталья Владимировна, обживайтесь в гостинице, знакомьтесь с народом и нашим поселком. Между прочим, для служебного разговора с командиром нужно являться одетой по форме… Григорыч!

Но Ожникова в комнате уже не было – он тихо прикрыл дверь.

– Обиделся, что ли, старина? – развел руками Комаров и, проводив взглядом уходящую короткими шажками Луговую, взял в руки летную книжку Донскова.

– Поскучайте пока, Владимир Максимович, я посмотрю ваш «летный мандат».

Ожидая продолжения беседы, Донсков осмотрелся и в кабинете командира «Спасательной». Темные, от времени желтые обои, стертый и потрескавшийся коричневый линолеум на полу. Особенно скорбно выглядела полоса линолеума, ведущая от двери к столу, – она была вытерта до рогожной основы. Свет падал через разноцветный витраж огромного сводчатого окна, в котором сохранилось не больше половины цветных стекол, но их цвет окрашивал предметы в комнате по-разному. Белый железный сейф в углу казался зеленоватым. Стулья у стены словно покрылись красной кирпичной пылью. Даже лысина Комарова синевато отсвечивала. За его спиной – портрет Ленина в широкой дубовой раме, а под ним карта Кольского полуострова, раскинувшая свои румбы по всей стене. На столе кроме бумаг и чернильницы-непроливайки серый телефонный аппарат и просторная пепельница из моторного поршня, доверху набитая папиросными и сигаретными окурками. Один из них еще не успел погаснуть, и красное пятно света, брошенное витражом на край стола, наполнялось лиловым дымом. Немного чадила и трубка, положенная хозяином около пепельницы.

– Товарищ командир, – громыхнуло сверху. Комаров поднял голову и посмотрел на хоры. – Руссов дал время посадки на руднике. Ждем дальнейших указаний.

– Напомните, что у него на борту?

– Спирт. Должен разгрузиться и – обратно.

– Никаких дополнений, полет точно по заданию! – зычно крикнул Комаров, и мощь его голоса удвоили гулкие своды церкви.

«Тут телефона не надо, – улыбнулся Донсков, – пискни, и во всех клетушках мыши откликнутся!»

Комаров отложил в сторону книжку, и на скуластом желтом лице прищурились маленькие светлые глазки.

– Как вижу, вы начали летать планеристом. Это хорошо! – Будто вспоминая, Комаров смотрел в потолок. – Точный расчет без подтягивания двигателем и положить крыло на посадочный знак, верно? В этом своеобразный шик! Много славных и знаменитых летчиков начинали с планеров. Я тоже немного попарил в аэроклубе… – Теперь глаза смотрели в глаза. – Налет у вас, по аэрофлотским понятиям, не очень велик, но машин вы освоили много, а вертолёты даже испытывали….

– Нет, Михаил Михайлович, я не из тех испытателей, кто «учит летать самолеты», а из тех, кто преднамеренно ломает их.

– Да! Слышал, но ни разу не видел, как это делается. В общем, опыт летчика у вас приличный. А опыт политической работы?

– Нулевой, – усмехнулся Донсков.

– Вы хотите сказать?..

– Никогда не был политработником и смутно представляю службу на этой должности у вас.

Комаров мял рукой бороду, пристально всматривался в улыбающиеся глаза Донскова.

– А ведь нам нужен не столько летчик, сколько политработник. До вас был… приборист. Как инженер – умница. Стал замполитом – характер испортился. Раздражаться начал, злиться по пустякам. Почему? Залез не в свою тарелку и понимал, что политработник он никчемный, а сознаться в этом даже самому себе боялся. Гордость и еще что-то не позволяли… Мучился сам и терял уважение людей…

– Вы бы взяли меня просто командиром вертолета?

– По документам вы неплохой пилот.

– Так вот, товарищ командир, если невмоготу будет, я сам попрошусь в рядовые. Давайте считать наш разговор только начатым. Пока попробуем выполнить приказ. Я с сегодняшнего дня приступаю к работе. Не возражаете?

– Хотя бы теоретически вы представляете свои обязанности? – не считая разговор исчерпанным, спросил Комаров и выбил о край пепельницы сгоревший табак из трубки.

– Немного учили. Теоретически! – Донсков услышал в своем голосе резкие нотки, решил сгладить их, но это ему не удалось. – Зачеты принимать будете? Или нет?

– Каждый человек получая власть, должен подумать о ближней и дальней своей цели. Если цель не ясна, зачем же тратить горючее на взлет. Ваша цель или хотя бы общее понятие о ней? – Комаров затянулся дымком из свеженабитой трубки; поджав нижнюю губу, выпустил клуб в бороду. Борода стала серой. – Не надо молчать, Владимир Максимович!

– Политработник – это такая работу на которую стоит тратить жизнь. Извините, товарищ командир, но больше на эту тему я пока говорить не готов.

– Ясно… Не обижайтесь. – Комаров передернул плечами, будто его знобило. – В гостинице для вас выделен номер. Нужна ли будет квартира – со временем решим. Пойдете через площадь, увидите кирпичный двухэтажный дом с вывеской «Нерпа». Отдыхайте. До встречи! – Встав, Комаров протянул руку, и она не показалась Донскову теплой, как при первом пожатии.

* * *

Донсков шел по площади, думал о разговоре с Комаровым, и вдруг его внимание привлекла доска «Лучших людей подразделения». Она красиво была собрана из дикого розового камня, алюминиевого уголка и стекла, в меру расцвечена, прямоугольный фундамент затянулся мохнатыми перьями зеленоватого лишайника и желтыми лепешками мха. Вот только фотографии висели на ней равного размера и качества. На самой большой красовалась физиономия Ожникова, он был в форменном кителе, при погонах майора, с ордена ми и медалями на груди. Видно, демобилизовался из армии с правом ношения формы и очень гордился этим.

Донсков, чуть задержавшись, двинулся дальше. До вечера бродил по улочкам. В «Нерпу» заявился голодный, уставший, но в хорошем настроении.

В гостиничном холле его встретили женщины. Впереди статная рыжая красавица средних лет, с лицом добрым, но отчужденно застывшим. В руках она держала деревянную статуэтку девушки-саами. Поодаль от «русской павы», как окрестил про себя женщину Донсков, пара симпатичных старушенций со швабрами в руках.

– Я штурман эскадрильи Лехнова Галина Терентьевна. – А вы – товарищ Донсков? – Сухо, служебно спросила женщина – Комаров приказал встретить. Добро пожаловать!.. Берите свои вещи, провожу.

Поблагодарив, Донсков с двумя тяжелыми чемоданами, неизвестно кем доставленными с квартиры бортмеханика, поплелся вслед за Лехновой на второй этаж.

– Мушшина-то холостой! – услышал он за спиной старушечий шелест.