Анатолий Лившиц - Опасные виражи

• Название: Опасные виражи
• Автор: Анатолий Лившиц
• Жанр: Русское современное

В третий сборник казанского автора, пишущего в жанре мелодрамы, вошли шесть повестей, действие которых происходят на территории Англии и Франции. Персонажи этих остросюжетных и динамичных повестей, читающихся на одном дыхании, мыслят неординарно, совершают непредсказуемые поступки, вызванные необычными снами, таинственными видениями и неведомыми, но властными голосами, раздающимися из ниоткуда.

---

– Это удел немногих, – Фиорентина выпила вина и съела ломтик бисквита. – В какой-то степени вам можно позавидовать. У вас, вероятно, есть дар отрешённости?

– У меня есть способность не обращать внимания на то, что видят глаза и слышат уши. Если же я обращаю внимание на что-то, то не придаю этому значения и потом забываю об этом, – Филиус отодвинул пустой бокал и поблагодарил хозяев за гостеприимный приём.

– Вы уже собираетесь уходить? – спросила Клаудия, мысленно пожелав, чтобы Филиус остался.

– Мне кажется, что я засиделся. Мои ноги требуют движения, и им хочется пройтись. Встав из-за стола, он направился в прихожую.

– Вы не подскажете, как избавится от скуки? – спросила Клаудия, чтобы его задержать. – В последнее время меня стала одолевать скука. Я пытаюсь заглушить её рисованием, вязанием, вышиванием, но она всё равно проявляется и словно чёрная жирная муха, умеющая говорить, твердит о том, что я каждый день делаю одно и то же, и что весь мир, несмотря на всё его разнообразие, выглядит одинаково.

– От скуки, к сожалению, избавиться невозможно, – огорченно сказал Филиус. – Мне самому каждый день бывает скучно. Чтобы не думать об однообразии жизни и одинаковом мире, я создаю в своём воображении цветные картины, на которых изображены море, скалы и лесные пейзажи. Иногда что-нибудь читаю или гуляю по пустынным парковым аллеям. И, конечно, с радостью засыпаю, желая увидеть удивительный сон.

– Сон иногда бывает таким чудесным, что не хочется просыпаться, – разочарованно сказала Фиорентина, выйдя в прихожую. – Я однажды во сне шла по морю и слышала музыку. Хотелось вечно идти в розовую даль и слушать переливающиеся звуки. Утром я очень жалела, что не осталась в этом сне навсегда.

– Да, – со вздохом сказал Филиус. – Возвращаться из цветных снов, во время которых не чувствуешь своего тела и перемещаться в необъятном пространстве со скоростью мысли, в серую реальность не очень, а иногда даже очень неприятно. Мы находимся далеко не в лучшем мире, и жизнь в нём устроена малоприятным, если не худшим образом.

– Жизнь с миром совсем не отождествляется, – сказал Просперо, выйдя в прихожую, – Жизнь – это что-то чистое, лёгкое, прозрачное, светлое, умиротворённое и не имеющее конца. А мир – это грязное, тяжёлое, мутное, бренное и смертное.

– Да, – Филиус снова вздохнул. – Жизнь – это цветок, а мир – это здание. Бог создал жизнь в виде света, воздуха и природы, а люди, превратив плоды своих мыслей и идей в изделия своих рук, создали мир. На Клаудию эта мысль произвела большое впечатление, но ещё большее впечатление на неё произвёл сам Филиус. Она сказала ему об этом, и он перед уходом подумал о том, что она не отказалась бы с ним встретиться. Когда её родители вышли из прихожей, он, желая проверить свою мысль, назначил ей свидание. Она с радостью сказала, что придёт, и он ушёл с мыслью о том, что скоро в его жизни начнётся новый этап, связанный с познанием падшей половины человеческого рода.

9

Над улицей Риальто возвышалась старая каменная башня, украшенная старинными деревянными часами. На этой же улице зеленел липовый сад, предназначенный для отдыха и созерцания красоты. Вечером город утонул в сумраке, и только огоньки фонарей, освещавшие дороги, помогали редким пешеходам не сбиться с пути. Машин почти не было, и лишь изредка доносившееся шуршание шин нарушало воцарившуюся в городе тишину.

Придя к старой башне ровно в семь, Филиус осмотрелся по сторонам и через десять минут увидел Клаудию, направлявшуюся к нему. Её каштановые волосы были распущены, симпатичное, с карими глазами и тонкими губами, лицо выглядело немного озабоченным, красивые ноги шли быстрыми шагом. Её стройная фигура была облачена в тёмное платье, придававшее ей немного старомодный вид.

– Извините за опоздание, – сказала она слегка взволнованно, подойдя к Филиусу. – Надеюсь, вы не сожалеете о тех десяти минутах, которые я заставила вас потерять?

– Я ни о чём не сожалею, – сказал он, подумав о том, что она пришла с целью влюбить его в себя. Он чувствовал, что нравится ей и, хотя она нравилась ему тоже, он решил не влюбляться в неё.

Сравнив себя с рыбой, плавающей свободно, он не хотел попадаться ей на крючок.

– Вам не жаль, что проходит время? – спросила она.

– Вы не думаете, что вы проходите вместе с ним?

– Было время, когда меня не было и будет время, когда меня не будет. Когда меня не было, мне было легче, потому что не быть гораздо легче, чем быть, когда я появился, мне стало нелегко, и я стал называть себя тем, с кем я бы не хотел знакомиться. Когда меня не будет, время останется, но я уйду из мира, и мне снова будет легче, потому что, во-первых, я перестану быть знаком с собой и, во-вторых, вновь окажусь в том времени, когда меня не было.

– Вы говорите путано и туманно, но я, кажется, понимаю, что вы хотите сказать, – медленно сказала Клаудия после небольшой паузы. – На основной вопрос Гамлета «Быть или не быть» вы ответили, что не быть гораздо легче, чем быть. Я правильно поняла вас?

– Правильно, – быстро сказал Филиус. – Только не спрашивайте, что лучше, потому что легче значит не лучше, а удобнее.

– А разве лучше не значит удобнее? – снова спросила она, когда они вошли в сад и медленно пошли по одной из освещенных фонарями пустынных аллей.

– Для кого как, – не сразу ответил Филиус. – Для меня это удобнее, но для большинства лучше означает вкуснее, умнее, сильнее, точнее, пусть труднее, но выше больше и дальше.

– Я всегда думала, что лучше – это спокойнее и проще. Мне кажется, что это сочетается с «удобнее».

– Вам правильно кажется, – Филиус едва заметно улыбнулся. – Днём мне кажется, что я существую, а ночью, когда я сплю, мне так не кажется.

– Интересный у нас с вами разговор, – сказала она, сев на скамейку и предложив ему сделать то же самое. – Мы говорим о том, о чём не говорят другие.

– А разве для вас имеет значение то, о чём говорят другие? – спросил Филиус с пренебрежением. – Для меня имеет значение только то, что говорю я, но я знаю, что то, что говорю я, не имеет никакого значения ни для времени, ни для пространства.

– Вы глубокий пессимист, но мне с вами так интересно, как ни с кем другим, – сказала Клаудия с восхищением. – Я в первый раз вижу субъекта, для которого мнения других ничего не значат.

– Если я сам ничего не значу, что для меня могут значить другие? – презрительно спросил Филиус. – Другие вообще для меня не существуют. Они появляются в моём поле зрения только тогда, когда мои глаза открыты. Когда они закрыты, других нет, и я не хочу открывать глаза, чтобы видеть их.

– А я для вас существую? – нерешительно спросила Клаудия после небольшой паузы. – Я для вас что-то значу? Или я тоже другая?

– Вы? – Филиус взглянул на неё так, что ей показалось, что его взгляд вывернул её наизнанку, – вы для меня значите то же, что и я для вас.

Они немного помолчали, свет фонаря падал на их лица. Их чувства говорили за них и слова были не нужны. Их губы соединились в медленном поцелуе, и всё потонуло в тёплом тумане упоительного забытья.

Несмотря на этот поцелуй и последующее объятье, после чего последовали лёгкий ужин в небольшом кафе и договорённость о новой встрече в том же месте, Филиус не влюбился в Клаудию, однако в его жизни, как в спокойной реке, появился приток, который начал привлекать к себе внимание. Начав встречаться с Клаудией для разнообразия, Филиус вскоре понял, что её желание влюбить его в себя усилилось. Каждая новая встреча затягивалась, поцелуи становились более затяжными, объятия продолжительными, и однажды Клаудия призналась ему в любви. В ответ он сказал, что она ему нравится и что из неё может выйти хорошая жена, но добавил, что жениться не намерен, так как ни в коем случае не желает терять собственной свободы. С некоторым удивлением Клаудия узнала, что семья, с его точки зрения, это обуза и что одиночество гораздо лучше ежедневного мелькания друг перед другом. Тогда она сказала, что готова идти за ним на край света и в ответ услышала, что постель гораздо ближе и что в ней теплей и приятней особенно вдвоём, догадавшись о его желании сделать её своей любовницей, она после очередной встречи, происшедшей через два месяца, не сказала ему «до свидания», а согласилась провести с ним ночь. Эта ночь, прошедшая в его доме, оказалась для неё замечательной, и утром она сказала, что может, если он хочет, остаться у него на правах гражданской жены. Однако он сказал, что нечастые ночные встречи лучше еженочных постельных отношений, поскольку такие отношения быстро приедаются, а ежедневное видение одного и того же лица надоедает. Тогда она сказала, что её родители живут в гражданском браке много лет и, хотя устают от однообразной бытовой рутины и даже иногда скандалят и ссорятся, но в целом остаются довольны друг другом и считают совместное проживание без оформления официальных отношений неплохим делом. Она посоветовала ему последовать их примеру, но, к её удивлению, с его стороны прозвучали слова совсем не на эту тему.