Кат Катов - Ненормат

• Название: Ненормат
• Автор: Кат Катов
• Жанр: Русское современное

А не стоит вам читать эту книжку, если вы не переносите мат в жизни и литературе. Нет, правда, – зачем себя расстраивать? Смело и гордо пройдите мимо. Никаких обид. Вот только обсценная лексика существует в природе. И если она является не самоцелью, а устойчивым уже (увы!) расширением языковой нормы, то отчего бы нам пугаться её употребления в печатном виде? Взрослые же все люди. На самом деле в книжке не так уж и много мата. Просто он там есть. Вот и всё.

---

# # #

Пошёл топиться. Не сумел,
а возвращаться не хотелось.
Светало. Грезилось и пелось.
И плакал. Плакал и взрослел.

###

если ёлке отрезать ногу
или глаз удалить допустим
то она инвалидом станет
ведь идет разговор о певице

если выпустить в небо волка
он летать высоко не сможет
попытается волк конечно
но не факт что успешней енота

если девушка выпила в баре
то не нужно звонить ее маме
или даже искать полицейских
это козырь на долгие годы

если встретишь мизулину утром
не крестись а достань из кармана
ты флакон со святою водою
то-то будет прохожим потеха

если ногти подстричь элегантно
сделать модную стрижку и пирсинг
то ты гопником быть перестанешь
предав сущность пассионаризма

если бросить дышать свежим клеем
пить курить и соседку алёну
то вполне можно стать бобслеистом
и поехать на олимпиаду

Восточное

Нам с тобой не впервой, как водится,
жить вне времени и вещей.
Просто вновь за окном находится
королевство серых мышей.

Неприметное, тошное, тусклое,
некурящее и вообще
непохожее очень на русское
королевство серых мышей.

Где главенствует вошь чиновничья,
вся в законах для корешей —
тех, которых в погонах полковничьих
королевства серых мышей.

И ведь кажется, что летящее,
всё цветное для глаз и ушей
жило время, не предвещавшее
королевства серых мышей.

Что ж теперь горевать о пройденном?
Это просто такое клише:
утверждать, что несчастная родина —
королевство серых мышей.

Ничего, мы нашли здесь себе ночлег,
научились жить невпопад…
За окном вырастает из сумерек
серый, липкий, родной Ашхабад.

Новогодняя бухгалтерская

Раз в году подводятся итоги,
раз в году балансовый отчёт.
Все печали, встречи и тревоги
закрываю на переучёт.

Закрываю двери расстояний,
перестану жить на сквозняке
сутолок, вокзалов, расставаний,
перекрестьем жилок на виске.

Зачеркну ненужные кредиты,
выплачу последние долги.
Снова чашка кофе недопита,
безразличны и не злы враги.

Суету разлук и грех ошибок
оставляю в прожитом году.
Но расчёт настолько слаб и зыбок,
что концов с концами не сведу.

На приход поставлю битый опыт,
а в расход – умение мечтать.
За окном светлеет неба копоть,
и уже кончается тетрадь…

Не терять в снегу свою дорогу,
не ронять пустых напрасных слов.
На моём балансе слишком много
давних, неоплаченных счетов.

Развод

До свиданья, моя Одесса,
жаль, что так пришлось расставаться.
Остаётся теперь из кресла
в телевизоре ждать «Ликвидацию».

Прощевайте, Киев и Харьков, —
я в вас был и там было мило.
Вы являли собой подарки
русофобам и русофилам.

Львов, Полтава, Донецк и Припять,
Шепетовка, Луганск, Николаев, —
так и хочется с вами выпить
посошок по одной, по крайней.

Закурив, присесть на дорожку,
помолчать, забыв о скандалах.
Мы же, в общем, были хорошие.
нам же, в общем, всего хватало.

И поднявшись, направиться к двери,
окончательной, неотступной.
И спиною просить доверия,
понимая, как это глупо.

Но предательства не искупишь,
даже если уходишь гордо,
если раньше твердил, что любишь,
а потом – с размаху по морде.

Вот и всё. И идёшь как в рубище,
пряча стон из последних сил.
Ничего не изменится в будущем.
Ничего. Ты сам заслужил.

Много лет спустя на рассвете
вдруг с тоской наберёшь Житомир.
Но холодный голос ответит:
«Не звоните сюда. Он помер».

На поправку

Время лечиться от долгой болезни —
путаной, жаркой, слепой лихорадки.
Время опять становиться полезным —
чётким, спокойным, логичным и кратким.

Время разбрасывать камни, которых
вдруг за душой накопилось немало.
Выбросить взрывом тоску мониторов —
лишь бы другому во вред не упало.

Хватит, вставай, брат, – был вынужден симками
горькое черпать чужое снадобье.
Грезил виденьями, памятью, снимками,
грезил – и всё это были подобья.

Нет ничего, что должно задержаться
там, в миокарде, истрёпанном болью.
Чтобы нейронов потом папарацци
в мозг не тащили картины юдоли.

Кончилось всё, пусть и не начиналось.
Кончились спазмы, страданья и стрессы.
Если же вирусы где-то остались, —
веником в бане изгнать, словно бесов.

Завтра ты станешь разумным и твёрдым.
Гордым. (Ах, боже ты мой, снова гордым!)
Печень забудет о прошлых невзгодах.
Кости не будет ломить к непогоде.

Что до причины болезни – ну что же,
пусть у неё всё срастётся как нужно,
пусть подойдёт неслучайный прохожий,
пусть без проблем завершится окружность…

Всё, решено. Завтра встану здоровым,
выйду в реал – и увидимся, братцы,
там, где легко, где не держат оковы…
Только бы час до утра продержаться.

Маша и лифтик

Тра-та-та, тра-та-та,
вышла Маша из лифта.
Лифт уехал далеко,
Маша дышит глубоко.
Из груди рыдания:
«Лифтик, до свидания!
Ты летишь сейчас туда,
где не ходят поезда,
не летят ракеты,
милый, милый, где ты?
Возвращайся, буду ждать
даже через месяц,
пусть лифтёры на меня
всех собак повесят —
всё равно я буду здесь
тихо жать на кнопку,
буду пить здесь, буду есть,
буду морщить жопку
на ступенях ледяных,
лишь бы ты вернулся,
избежал врагов лихих,
к небу прикоснулся.
Я ль тебе не хороша?
Лифтик, тут всё наше…»
Сигареты, что смешат,
подвернулись Маше!

Мушкетёрское

И на обломках самовластья
напишут наши имена.
Страна, причудами полна,
исторгнет вздох глубокий счастья
и скажет: «Грёбаный компот,
какие правильные люди
вертели власть в протестном блюде,
и автократии оплот
издох благодаря фейсбуку.
Держи, товарищ, нашу руку,
бери нас, ватных, на поруку
и смело двинемся вперёд.
Туда, где рынок и свобода
нас встретит радостно у входа,
который раньше выход был».
Так мнилось мне, револьсьёнеру,
в душе почти что Робеспьеру,
пока я водку с пивом пил.
Но зелье кончилось нежданно
и морок спал с прикрытых глаз.
Я вновь обычный пидорас
с тупой усмешкой Д'Артаньяна…
Как странно, милая, как странно.
В последний раз, в последний раз.

Якорь

Держаться – такая моя непростая задача.
Держаться, когда отрывает от ветра башку.
Держаться, держаться, держаться – иначе
лежать потерпевшим на том бережку.

Туда гонит шквал жизнью битую шхуну —
на скалы крушения ветхих надежд.
Накрыло посудину южным тайфуном,
срывающим парус цивильных одежд.

Вгрызаться в гранит утомлённым металлом,
на смычках дрожащих распугивать рыб.
И помнить: кораллы, кораллы, кораллы
всё сделают, чтоб ты красиво погиб.

Держаться. Скулить про себя, но держаться.
Ты крайняя степень паденья на грунт.
Упасть и отжаться, упасть и отжаться, —
а как не отжаться? На палубе бунт.

Команда отчаянья, вся в аркебузах,
готова порвать капитана и юнг.
И Фрейда отправить купаться к медузам,
и Юнга спустить в корабельный гальюн.

А ветер ударил с удвоенной силой,
и цепь оборвалась, как злая струна.
Несёмся на рифы безвестной могилы,
на скалы непрошеной памяти, на…

Пейджер

Ах, девяностые, лихие,
безумные, сторожевые.
Бабло гуляет по России,
а мы такие молодые…

Пенсий ждут пенсионеры,
шмотки возят инженеры,
касками стучат шахтёры,
рубль – взял почти и помер.

ЕБН, Мавроди, Авен,
Хакамада, Листьев, Кох.
Нет фамилии Аршавин,
есть фамилия Титов.

Пацаны, стрела, разводка,
рэкет, лохи и быки,
«амаретто», пиво, водка,
крыша, палево, венки.

Бартер, ваучер, валюта,
«сникерс», биржа, фильма «Брат»,
референдум, виза, смута,
траст, Чечня, электорат.

Понт, «тойота», «Doom», прокладки,
Gorky Park, прикид, шансон,
бакс, с дефолта взятки гладки,
видеомагнитофон…

Нынче всё не так, как прежде, —
вождь, духовность и безнал…
Кто не помнит слова «пейджер»,
тот свободы не видал.

Этапное

Население шло по этапу,
был невесел весенний этап.
У католиков выбрали папу,
будто мало у них этих пап.

Ким Чен Ын угрожал ойкумене,
веселился и пел его штаб.
И Обама сидел на измене.
«Пусть сосут», – огрызался этап.

На обочинах лузгали семки,
матеря всех очкастых растяп:
«Хорошо бы поставить их к стенке,
не туда ли ведёт их этап?»

Был конвой правоверен и злобен,
по-владимирски скучен и ряб.
Спотыкаясь в ухабах колдобин,
к горизонту стремился этап.

Весь в красивых наколках на теле,
от дороги тяжёлой ослаб,
он ногами ступал еле-еле —
не доевший баланды этап.

Обессиленный лёг он и замер
под молчанье зловещее баб.
Весь такой исторический ламер —
современный российский этап…

Матюгнётся студенточка «фак ю!»
в свете зала читального ламп,
просмотрев на грядущем истфаке
два абзаца про здешний этап.

Где стабильности полная шляпа
и духовности пошлый масштаб…
Население шло по этапу.
Был невесел весенний этап.

Побег