Роман Назаров - Шепот дневного сна

• Название: Шепот дневного сна
• Автор: Роман Назаров
• Жанр: Русское современное

В сборник вошли произведения, написанные в период с 1988 по 2013 годы. В том числе шедевр русской современной прозы «Очарованный якут». В эмпирической последовательности автор ведет читателя по ступеням осознания: романтика, любопытство, одержимость, страх, преступление, любовь, страсть, ненависть, надежда, смех, печаль, фантасмагория, галлюцинация, вера, смысл… Симфония души человеческой в шепоте дневного сна.

---

Выйдя в коридор, он немного пофланировал вдоль стен, с этажа на этаж, снова вдоль стен, и зарулил к Гарею. У Гарея творилось следующее. У Гарея гостил его друг Рустам, наш Командор, лидер Российской Партии Ха-Ха, он же беглый солдат-срочник. Рустам самоотверженно объяснял Гарею, что он не дезертир, а в самоволке, довольно длительной, и что в тюрьму он не хочет, а домой ехать небезопасно, наверняка туда послали справки насчет местонахождения беглого солдата. Вот такой вот ситуэйшн. Но травка, алкоголь и плохое питание в общаге дали о себе знать. При Фаиге Рустам два раза бросался на стену, доказывая при этом, что по общежитию бродят призраки-самоубийцы, и что их необходимо победить в честной схватке. Фаиг переглянулся с Гареем. У обоих мелькнула мысль связать разбежавшегося солдатика. Стали его окружать. Тот выбежал в коридор, принял позу пьяного монаха и вступил в бой с призраками. Он бегал туда-сюда, он падал и вставал, махал руками и ногами, выкрикивал боевые кличи, да так страшно выкрикивал, что закричали местные коты и кошки, залаяли испуганно непутевые собаки…

– Короче, мы с Гареем его еле-еле успокоили. Заверили, что все призраки бежали прочь от бесстрашного воина, и уложили спать.

В завершении рассказа, Фаиг показал циклодол.

– Голова-то прошла? – спросила Лю.

– Не только прошла! – воскликнул Фаиг несколько неадекватно вопросу. – Не только прошла! Кто будет циклодол?

Видя, что мы все-таки не доверяем химии, он ловко проглотил сначала пять, а потом еще пять таблеток, и холодного чая хлебнул.

Я глянул на часы – десять ноль-ноль. Встал, оделся. Сходил – умылся. Съел бутерброд с сыром. Лю наблюдала, как Фаиг погружался в циклодольные миры. Он рыгал, икал, закуривал, пил чай. Вставал, садился. Мы ждали, он тоже ждал. Через полчаса Фаиг уснул. Мы накрыли его одеялом и вышли.

У жемчужной Богини Лю в комнате было все так же темно, как и вчера. Я обратил внимание. А она обратила внимание на то, что мне надо побриться, вручила мне станок, крем для бритья, полотенце. «И еще сходи в душ». На мои вопросительные взгляды, мол, откуда у тебя станок и крем, бросила: «Не знаю! Ничего не знаю! Бриться и в душ! А я пока яичницу приготовлю».

Душ – это благодать! Я вышел из душа другим человеком. На крыльях поднялся наверх, без лифта, набросился сначала на яичницу, а потом на мою дорогую девочку, словно изголодавшийся Робинзон. Страсть захватила нас и крутила нами и вертела целый час. Волосы ее пахли розами, тело благоухало ландышами. Я исцеловал каждый миллиметр ее кожи, а она подчинялась любому моему движению, даже предугадывала их. А как она моего маленького ласкала! Да мы просто были созданы друг для друга, клянусь!

Довольные, уставшие, восстановившие и утвердившие что-то каждый сам для себя, мы лежали в постели, и никуда не хотелось идти, ничего не хотелось делать. Вот так бы валяться и валяться день за днем, неделю за неделей. Есть и заниматься любовью, заниматься любовью и есть. И в душ бегать! Ну, еще за едой и сигаретами в магазин!

– Ты слышишь меня? – прошептала Богиня.

– Да-да… – вернулся я из своих мечтаний. – А… ты… о чем?

– Расскажи мне о Кастанеде. Что ты за ним бегаешь? Чем он тебе так приглянулся?

– Не ожидал от тебя такого вопроса… Хм!

Я задумался. Действительно, чего я так в него уперся!

– Мужик. С образованием. Антрополог, кажется. Сам из Перу. Попал в Мексику к магам. Познакомился с толтекской магией. Погрузился в нее конкретно. По самые некуда… Вот.

– И… что? – не унималась Лю.

– Что? И правда – что? Дон Хуан Матус там, учитель его, сам, кстати, не из толтеков, а из племени яки, изменил ему сознание…

– Зачем?

– Как – зачем? Показал ему, что жить можно иначе. Более полно, путь сердца, так сказать…

– Путь сердца? А знаешь ли ты, что у Кастанеды, у этого дона Хуана, нет ни одного слова о человеческой любви!

Я смотрел на нее во все глаза. Я даже про сигарету забыл, забыл, что курю.

– Ни одного слова? Ты читала, что ли?

– Да. И вот что думаю… Нет, давай-ка иначе! За последний, скажем, месяц написал ты что-нибудь?

– Так, одно стихотворение…

Она затушила мой бычок.

– Не ломайся, прочитай его!

Это прозвучало как приказ. Но очень приятный приказ. Я прочистил горло, прокашлялся. Ощущалось, ком застрял. Здоровенный такой.

– Называется «Опасное направление»:

Охватило, бывает-бывает такое «везенье»,
Схватило сегодня будто сомненье,
Что утренний чай, радио, выход,
Что остановка, метро и вход —
Все нелепо и дико!
И что нужно давно взрывать самолет,
В котором летишь!
Спокойнее…
Часть крыши, часть тела,
Часть жизни поехали к черту, туда,
Где гулял любопытный нос,
Где сначала еще младенческий глюк
Праздно шатался без дела,
Где гостями казались образы мертвых людей,
И транквил-проводник, и душа-анаша так легко,
Так нежно роднились!
Спокойнее…
На столе между хлебом и ложкой
Блестит удивительно нужный предмет,
Потрясающе тонкий и ловкий,
Как прозрачная мысль – «жи… ет».
Но дорога – длинный, длинный,
Длинный проспект, – и который уж час
Поверхность стола не становится ближе
К протянутой мною руке!
Спокойнее…
Удалось проскочить воздушную яму,
И курс самолета, теперь – корабля,
Изменился вследствие самого чистого,
Чистого смеха!… Потом,
После краткого телеграфного такта в груди,
Я четко отметил:
Меня хотели поднять, отрезвить, спасти!..
Спокойнее…
Вот, слава богу, знакомая дивная мысль
И направление взгляда! Бесценный предмет…
И, черт, снова сбит курс, в бок, назад, и штормит,
И бросает как птицу, как с дерева лист,
Как бриг иль челнок, стремящийся в пропасть…
И пол, и ножки кровати, и пыль,
И стена, и чьи-то крепкие руки,
Плечи, стол, «беломоровы» гильзы,
«Колеса», хлеб… Стоп!
Курс взят! Вот оно – лезвие, ждущее вен!
Нужный, тонкий, блестящий предмет
Сократил расстояние.

Богиня Лю взяла меня за руки.

– Что сказать? Во-первых, рифмы совсем никакой. Во-вторых, реклама фирме, выпускающей бритву… В-третьих… Помогает тебе Кастанеда? Рома, ты в пропасть летишь! Ты это видишь? Ты это понимаешь? Эти мысли о самоубийстве, эта анаша, эти «колеса», эти попытки изменить сознание, то ли спрятаться от мира хочешь, то ли вообще сбежать… Куда сбежать? Ты уже понял, что не найдешь в России такого учителя как дон Хуан, что не растут здесь кактусы, что магия эта толтекская, по самой ее сути – опасное направление!

Я прижался к ней, словно ребенок к маме. Она обняла меня и погладила по голове.

Тяжелым груженым составом прошлась по душе моей волна сопротивления. Являясь на самом деле слабой попыткой оправдания. И что Кастанеда и анаша никак не связаны, и что время тяжелое, смутное, без нравственных ориентиров и… Мысли о развалившемся Союзе, об уничтоженной идеологии, о нивочтоневерии, духовном кризисе, о том, что выбита почва из-под ног, – эти и им подобные мысли, неясные образы, неоформленные в слова, прошли сквозь меня северо-ледовитым потоком. Высказать это было невозможно. Я и сам себе-то не верил!

– Ай, что ты делаешь? Больно же…

– Прости, пожалуйста! – Я и не заметил, как укусил ее сосок. Молока, что ли, хотел?

– Ты разозлился? Скажи! Разозлился?

Присев на постели, я закурил.

В это же время за дверью раздался знакомый голос, который пытался пробраться в замочную скважину.

– Ва-ай ме! Малшик мой, ты здеся-а-а?

– Нино? – спросила Лю и обхватила меня за шею руками.

– Да, Нино, что ты хочешь? – Откуда она вообще узнала, что я здесь?

– Деньки у тебя есть сичас?

Она постучала в дверь, и мужской голос с тем же грузинским акцентом, только более грубый, с выражением, не терпящим возражений, добавил: «Скажи, чтэ да вэчэра ждэм!».

– Или если залато ни продала, верни, да! Канешно?

Нино еще раз постучала, видно, с сомнением: слушаю я или нет.

– Конечно, Нино, хорошо!

Они ушли, очевидно. Но тишина не наступала. Очень громкий стук сердца выдавал меня.

– Что случилось?

Девочка потянула меня к себе.

– Я у нее взял немного золотых побрякушек и продал. Братве. А денег уж нет. Растаяли как первый снег…

– Золото хоть настоящее?

– Да где! Фальшивка турецкая! И тот, из Малаховки, кому я золото сплавил, хочет обратно вернуть свои деньги, говорит, не та проба… Ха-ха! Не тот блеск… А они ребята серьезные, машины угоняют…

– Ой, Ром, влип ты! Не получится так, что ты деньги вернешь, а они золото не отдадут?..

– А они и так его не отдадут! Все! Сказали, пацан, кинуть нас хотел! Такого не прощают!

– Ой-йо-йой! Лоха из тебя сделали!… Вот тебе и Кастанеда!

Последнюю фразу я пропустил мимо ушей.

Жемчужная Лю вскочила и дотянулась рукой до выдвижного ящичка письменного стола, из которого вынула стодолларовую купюру.