Елена Потехина - Волжские побывальщины

• Название: Волжские побывальщины
• Автор: Елена Потехина
• Жанр: Русское современное

«Волжские побывальщины» – удивительные и колоритные рассказы, основанные на реальных событиях и отображающие живую русскую простонародную речь глубинки России. В рассказах приводятся истории о том, как тетка Дарья волка за хвост таскала, как встретилась с медведем (прототипом тетки Дарьи стала жительница Нижегородской обл. Сокольского р-на д. Солищи Галашина Серафима Ивановна). А вот Иван Михайлович Мотовилов – реальный персонаж, житель г. Кинешмы Ивановской обл. и удивительный рассказчик.

---

Но, сказывал дед Культя, что грозилса он Дарью-то без дров в зиму оставить.

Но Дарья она Дарья и есть. И долго на е никто в деревне не серчат. Да и за что серчать-то. Собака лат, ветер несет.

А хозяйка она завидна. И дом у ей справной, добротной, высокой. Да и сама она баба приветлива, последню рубаху скинет – отдаст. А каку наливку делат! А пироги с малиной! Не мудрено, что одиноки бабы, как скотину управют, – к Дарье на самовар. А коли кто из заезжих сгодится, так на постой непременно к Дарье. Вот тодысь – само оно. Може и Дарье-то одиноко, целой день, окромя скотины, не с кем словом перекинуться. А тут стока народу. И пойдет у самовару-то само веселье. И про что токмо Дарья-то нам не сказывала. А мы-то слушам, рты раззяв. Поди в городах-то ентова отродясь не слыховали. Да и Дарья, ну чисто Райкин, все так изображат, что ни оден актер в самых высоких званиях не покажот. И хошь много годов с тех пор утекло, много чево запамятилоса. Но которы побывальщины Дарьины я до сих пор помню. И как она енто все изображала ровно перед собою вижу. И по памяти рассказы енти вам топерь поведаю.

Как тетка Дарья помирать собиралась

Одно лето не заладилося. И льет, и льет, и хмурит, и хмурит. И в голбце вода, и на огородах мокрень, и на гувенниках трава полегла. Ни тебе по грибы, ни по ягоды. Тоска смертна. И взяла меня эта тоска за живо. Ни есть, ни пить. Пришла ко мне Нюрка Рогушинска за солью. А я ей сказываю:

– Веё, Нюра, видно пора мне домой сбираться.

А она, этак невпопад, отвечат мне:

– Чой-то? Куды эйто ты удумала? Аль к Зойке своей непутной? Ишь, изменщица.

– Да не к Зойке я. Куды я им. Они и без меня кажной день грызуться. Помирать я собралася, Нюрушка. Тоска меня взяла. Чую, смертушка под окнами ходит.

Тут под окном Клавка Полувертова мелькнула. Мне от печи Клавкину голову в черном платке видать. А Нюрка Рогушинска с девок пужлива. Ее братья в детстве вывернутым тулупом напужали. Так она обмерла вся и на табурет осела, сама ровно смерть.

Ну, Клавка шумлива, да и в сенцах темно. Загремела ведрами (коромысел зацепила). Так Нюрка стала креститься, да пришептывать.

А тут Клавдя во всей красе, наше вам с кисточкой:

– Даша, не бут ли у тя соли в заем?

– И шо вас седни прорвало? Несолены… Человек, можно сказать, последни часы на свет Божий взират. А они тут со своею солью.

Ну, Клавка с Нюркою всколыхнулиса. Давай вокруг меня кружить, отговаривать это значит, чтобы не помирала я пока. Но я на энти их уговоры ни-ни, не пошла.

И стала я им наказы давать, во что меня обрядить, где положить, да ково на вынос позвать. Тут Нюрка Рогушинска мне и присоветовала на лавку со свечкой прилечь, вроде как примериться. Как оно, если я уже померла, а они по мне сокрушаютса. Ну, лежу этак я, справно лежу. Клавка причитат, как положено:

– Ой, девонька наша, кровиночка! На ково нас оставила! С кем мы чайот у самовару пить будем? С кем по чернику-то пойдем? Кто самоварот нам раздуёт? Кто наливкой-то нас угостит?

А самовар-то у Дашки хорош. Самовар я себе заберу.

Ой, пошто нас покинула, подруженька ты наша ненагдядная! Безо времени-и-и!

А ты, Нюрка, подзор Дашкин себе забирай. Он ей никчему топеря. А Зойка ее непутна все одно все спустит.

Ой, ой, пошто нас отстаила, осиротинила-а-а?

А половики домотканы мы Культе снесем. Он нам за то печку в бане переложит. Культя давно на мои половики зарится. Ну, у Дашки хошь они и не таки справны, как у меня, а Культе сгодятся.

Вот тут-то меня и приподняло:

– Чем это мои половики хужее твоих? И по какой такой причине вы тут мое добро, за столь годов нажитое, шуруете. Не видать вам мово подзору и мово самовару. Передумала я помирать-то. Вам назло. А от тебя, Клавдея, не ждала я такой обиды. Ишь, половики у меня не таки, как у нее!

Так и не стала я помирать в то лето. Да и распогодилось поутру. И грибы пошли. Белых в то лето хошь косой коси было. Когда уж тут помирать-то.

Как тетка Дарья вора ловила

Одну зиму повадился ко мне курей воровать чей-то пес. Уж я и клетушку запирала, и ворота санями припирала. Все едино – обманет, окаянной, и куренка уташит. Сижу свечера, жду. Как заслышу на дворе шум – я с лампой туды. Но токмо хвост и мелькнет. Я все на соседского Полкана грешила. Но Тарас Манькин мне одно толдычет, что ихней пес на цепи всю неделю. Ну, я думаю не я буду, если вора не изловлю. И вешь уследила! И хошь на дворе потемки были, изловчилася я и ухватила эту псину за хвост, крепко ухватила. А он, этакий здороветня (отъелся на моих курях), через весь двор меня протащил и – под ворота. И я, со всего-то размаху, в воротину, лбом – «хрясь»… Аж в глазах померкло. Тут я хвост-то из рук и выпустила.

Утром головушка моя распухла, ломота. На лбу шишка огромная, а под глазами круги синие. А ить скотину-то поить надо. Взяла я коромысел и – по воду. А Манькин Тарас у свово дому снег кидат.

– Что это ты, – говорит, – Даша, мне не кланяшься?

А я ему в ответ:

– Тьфу на тя, кланяться! И на твово Полкашку – вора! Глянь, что со мной сотворил твой пес – разбойник! Убил! Убил! Начисто убил! Чуть не вусмерть! И последню курченку со двора снес!

Ну, Тарас Манькин божиться. Повел меня к ихнему дому.

– Глянь, – говорит, – вишь, Полкан на цепи. И следу круг его нету. Снег свечера шел. Не мог я его с утра на цепь посадить.

Гляжу я на ихнего пса и сумление меня берет. Уж больно хил. Не мог меня энтот пес через весь двор пропереть. Я – женщина тельная, крепкая. (При этих словах тетка Дарья недвусмысленно погладила руками свои круглые бока.)

Пошли мы с Манькиным Ткрасом к моему дому. Я ему на следы кажу:

– Смотри, смотри. Вот он со двора вышел. Вот и кровь на снегу.

Присел Тарас на корточки, в затылке почесал, а потом и говорит мне ентаким загадошным голосом:

– Эвона что… Знаешь, Дарья? А ведь следы-то волчьи…

У меня от энтих слов внутри все захолонуло. Особливо, как вспомню, что я энтово волка за хвост таскала, так до сих пор лоб чешется.

Как тетка Дарья со свадьбы шла

А то было дело почише. Уж, что я – баба озорна, а и то струхнула.

Зима тогда тепла была. Подморозит, распустит, опять подберет, снова распустит. Пропивали мы Манькину племянницу. Уж я и плясала! А плясать я страсть как люблю. И гармонист, что огонь, так и зажигат, так и поднариват. Ну, время заполночь. Все путны гости разошлиса. И мне пора честь знать. Подалася я к дому. Иду, снежком прикусываю, да приплясываю. А гармонь в голове так и играт. Жар во мне да кураж. Я тулуп распахнула… Хошь босиком по снегу-то итить.

Вышла я в поле. Гляжу, а впереди меня еще какой-то гуляльщик справляется. Да плохо энтак идет. Все больше на четвереньках. Ну, в голове у меня одна гармонь. Догоню думаю попутчика, пособлю ему приямо-то итить.

Тут луна вышла. Светло, что днем. Я пошибче пошла. И только хотела окликнуть:

– Погодь мол, мил человек! Я те пособлю прямо-то итить, с Божьей помощью!

Как вдруг, будто кто мне по башке «хрясь». И умолкла гармонь-то. Словно очнулася я. Гляжу – гдей-то я?

Поле… Луна светит. Что-то впереди чернеет. И на снегу передо мною – следы. Все пять пальчиков видать. Неровно это «что-то» – гуляльщик со свадьбы справляется, токмо босый. Жарко ему, как и мне, вот он обувку-то и скинул. И тут это «что-то» стало во весь рост… И вижу я, что не человек это вовсе, а медведь.

Вот уж тут я испужалась. Кажись вжисть у меня такого страху не бывало. И до того мне враз холодно стало, что зубы застучали.

Как я назад бегла, не помню. Деревню на ноги подняла:

– Шатун, мол, объявился!

Мужики медведя у пасеки завалили. В деревню на санях привезли. Ох, и велик был! Ох и страшён!

А я-то. Ну и дурна баба!

Как тетка Дарья малину собирала

Кажно лето, как приспевала пора малине, сбиралиса к Дарье товарки ейныя на пироги с малиною. Ну, Дарьины пироги справные. И печь ейная с секретом. К Дарье на ейную печь поглядеть даже мастера из самого Нижнего приезжали. Печь ейную всю, как она есть зафотографировали. Обмерили и описали.

За пирогами, да за чаем Дарья-то и разохотилась:

– А вы пирог-то с малиной ешьте, ешьте! Ее нынче у болота – страсть. Эта малина у меня особа, памятна. У меня по энтой малине долго памятка будет. Во – на щеке след. Что? Хорош? А это все – дурь моя. В лесу живу, а ума не наживу.

Брала я эту малину на гарях перед топью. Крупна малина, сладка. И травы круг не много. Вдруг, слышу, шипит ктой-то. Ну, думаю, не иначе – змейку потревожила. Они, быват, в самой куст малиновой заберутся. Тоже, поди, ягодку сосут.

Ан, нет, не похоже на змейку-то. Огляделася… Фу-ты, ну-ты! Медвежонок! Высунул язычок и шипит на меня, ровно змейка. И этакой ладной, да малюхотной. Ну – игрушка плюшева. Я медвежонка в полушалок завернула, к себе прижала, словно робеночка. А он робеет. Сердечко-то – тук-тук, ровно у зайца. А я начала его тискать, да приговаривать: