Александр Солин - Евангелие от Афея

• Название: Евангелие от Афея
• Автор: Александр Солин
• Жанр: Русское современное

“Рая нет, и все же он есть” – утверждает автор, и если первая часть этого утверждения – от лукавого, то как безбожник может признавать существование рая, а тем более благовестить о нем, несмотря на то, что все Евангелия давно написаны? Очевидно, только в том случае, если ему открылось что-то такое, о чем смолчать никак нельзя.

“Да ну вас! – воскликнет строгий читатель, взглянув на обложку. – Все у вас не так, все вверх ногами!”

А вы что, знаете, где верх и где низ?

---

Вот так быстро и просто Проводник унял земной бунт. Матвей подавленно молчал. Не было ни малейшего желания говорить. Никто, однако, его не торопил.

– Не переживайте, а лучше скажите спасибо судьбе за то, что вам не довелось познать унизительную ветхость тела, чей оскорбительный распад есть вызов мудреющему сознанию, – наконец прервал молчание Проводник. -Придет время, и вы найдете себя в этом мире. Может, даже станете Проводником, как я. Должен признаться, это нелегко, ведь мы тоже не деревянные. Труднее всего с преждевременными. Они очень неуравновешенны и осложняют процедуру, особенно молодые. Мой совет тем, кто еще жив: умирать надо в собственной постели и в окружении родственников. Но, в конце концов, не все ли равно, как мы сюда попадаем. Ведь настоящая жизнь начинается именно здесь, – журчал в темноте его голос.

– Вы так нахваливаете местные условия, что можно подумать, будто вы не жили среди людей! – не выдержал Матвей.

– Жил, и как и все пережил унижение смертью. Правда, это было давно. Хотя, должен сказать, с тех пор на Земле ничего не изменилось. Там вообще ничего не меняется: там по-прежнему тяготит земное тяготение, там сегодня допрашиваешь ты, а завтра тебя, там мелкая вещь, упав на пол, тут же проваливается сквозь землю. А если вы станете спорить и сошлетесь на технический прогресс, то я вам отвечу, что всякие достижения в этой области, будучи внедренные в быт людей, являются лишь орудием их порабощения теми, кто на вершине пирамиды. Просто формы зависимости становятся изощренней.

– А вы сами как и когда сюда попали? – запальчиво воскликнул Матвей.

– Обычным путем, шестьдесят лет назад.

– В окружении родственников и в своей постели? – съязвил Матвей.

– Нет, в окружении немногочисленных свидетелей в форме и путем выстрела в затылок.

– Простите… – смутился Матвей.

– Да что там, дело прошлое, я уж и забыл.

– Вы, верно, были ленинцем? – попытался загладить Матвей свою неловкость.

– Вы верно заметили, я был верным ленинцем, – с иронией ответил собеседник. – Но тот, кто не успел избавиться от иллюзий там, обязательно избавится здесь. Вот вам, например, повезло: вы прибыли к нам законченным мизантропом, изувером и занудой. Прекрасная комбинация!

– Вы шутите! – обиделся Матвей. – С чего вы взяли?

– Ну, во-первых, здесь нет ничего обидного – напротив, это признаки настоящей зрелости. А во-вторых, это мое мнение после просмотра ваших ресурсов.

– Моих ресурсов? Вы хотите сказать, что вы… залезли в мою память?! -неожиданно возмутился Матвей, чувствуя себя так, будто его обокрали.

– Такова процедура. Ведь мы должны знать, кто к нам пришел, – невозмутимо ответил Проводник.

– Ну, знаете ли!.. – зашелся в возмущении Матвей.

Он вдруг живо представил себе несколько постыдных сцен из своей жизни, и ему показалось, что он краснеет.

– Мне нравится ваше негодование. Это говорит о том, что вы начинаете воспринимать меня всерьез, – как ни в чем не бывало отозвался Проводник.

Матвей опомнился: в словах Проводника была удручающая правда. В самом деле – с одной стороны, происходящее вполне укладывалось в версию с препаратами: доводы Проводника были изощренны, но неубедительны. С другой стороны, все протекало слишком гладко и определенно двигалось к какому-то логическому концу. И тут он решил, что ничего не потеряет, если подыграет этому узурпатору своего забытья. Судя по всему, тот не отстанет, пока не расскажет все, что знает. Одно из двух: либо кончится действие препаратов (только какие к черту препараты, если он ничего не употребляет?!), либо иссякнет вдохновение самозваного лектора.

– А не продолжить ли нам? – бодро приступил он к исполнению своего плана.

– С удовольствием! – откликнулся Проводник: – Итак, гетакронный мир есть продолжение мира людей, который при всей своей способности к самоорганизации, страдает от сильной физиологической составляющей. Попытки доминирования со стороны отдельных социальных групп и целых народов чреваты гибелью всего человечества. И если до сих пор человечество избежало катастрофы, то это прямая заслуга мира гетакронов, мира, так сказать, Чистого Разума. Получается, что несовершенство одного мира уравновешивается совершенством другого. Ведь гетакрон – это информация, освобожденная от оков кривляющейся биохимии, сияющий кристалл, поднятый со дна сточной канавы по имени подсознание, квантовая квинтэссенция человеческой жизни и абонемент в бессмертие!

У Проводника определенно имелась склонность к пафосу. Вероятно, в свое время он с тем же жаром рекламировал мировую революцию. Матвей слушал, не перебивая.

– Как после морской раковины остается жемчужина, так после человека – его гетакрон, – продолжал ораторствовать Проводник. – Так же, как терпеливо трудится раковина, чтобы оставить после себя бриллиант чистейшей воды, должен трудиться человек, обогащая себя музейной тишиной, а не возбужденной атмосферой кабака. Каждый гетакрон ценен своими ресурсами, и каждый получает право на выбор будущего статуса. Независимо от качества ресурсов, каждый гетакрон найдет здесь свое место.

– Даже шофера и продавщицы? – не утерпел Матвей.

– А также сантехники и официанты, – невозмутимо добавил Проводник. -Должен вам заметить, что именно эти типы отличаются повышенной изобретательностью и находчивостью – качества, совершенно незаменимые в здешних условиях.

Последние слова Проводник произнес, будто к чему-то прислушиваясь. Выждав, он сообщил:

– Ситуация требует моего участия в небольшом совещании. Я оставлю вас на некоторое время, а вы не скучайте и посмотрите что-нибудь из вашего детства. Это всегда успокаивает.

И исчез.

Несколько минут Матвей озадаченно прислушивался к наступившей тишине. У него вдруг появилась надежда, что случилось то, чего он так ожидал: его мучитель оставил его, наконец, в покое, и он вот-вот очнется, вернет на место закатившиеся глаза, восстановит судорожное дыхание, вытрет слюну с уголка рта и будет с облегчением приходить в себя, пытаясь понять, что это было. Он ждал, но все оставалось по-прежнему. Внезапно ему захотелось увидеть отца, каким тот был во времена его детства. И тут же в тишину ворвался гудок паровоза.

5

Я уже знаю, что мне пять лет и три месяца, что мы живем на большой железнодорожной станции в Сибири, и что мой отец работает в депо. На станцию приходят два пути – один из Москвы, другой – на Москву. Я люблю смотреть на поезда, которые идут на Москву, и совсем не люблю на те, что идут на восток. Сегодня отец обещал показать мне пассажирский паровоз и даже взять с собой внутрь.

Мы идем вдоль путей по направлению к депо. Жарко. Я во все глаза гляжу вперед себя: передо мной постепенно вырастает железная гора паровоза. Моя рука старается крепче ухватить руку отца: никогда до этого я не видел паровоз так близко. Он стоит перед воротами депо и сверкает свежей краской. На темно-зеленом фоне ярко выделяются части, выкрашенные в красный и белый цвета. Внутри него что-то клокочет, воздух над трубой струится и дрожит, по бокам время от времени вырываются белые струйки пара, как будто паровоз отдувается. На его выпяченной груди ярко сияет красная звезда, ниже, от платформы почти до самых рельсов – красная решетка.

Мы проходим мимо огромных разноцветных колес. От паровоза веет горячим машинным маслом, свежей краской и паром. Он такой гордый и могучий, что к нему страшно прикоснуться. Я жмусь к отцу. "Не бойся!" – кричит он сквозь шум. Обычно отец ходит в форме, но сегодня воскресенье и он одет в шелковую рубашку с короткими рукавами и широкие светлые брюки.

Мы подходим к будке машиниста, куда ведут широкие ступеньки с отполированными до блеска перилами. Машинист стоит рядом и концами вытирает руки. Он отдает честь и здоровается с отцом за руку. Я с восторгом смотрю на отца: машинист такого красивого паровоза отдает честь моему отцу, значит мой отец – начальник! Вытягивая по очереди шею к чужому уху и превозмогая шум, взрослые принимаются о чем-то говорить. Я жмусь к отцу – в коротеньких штанишках, в матроске, бескозырке, сандалиях, и с опаской поглядываю из-за него на неприступную громаду паровоза.

Наконец машинист поворачивается к трапу и ловко взбирается в будку. Отец берет меня на руки и ставит на ступеньку на высоте своей груди. Я перебираю ногами, высоко задирая коленки, так, что вижу их почти на уровне плеч. Отец сзади телом закрывает меня, и мы поднимаемся с ним на высоту будки, где машинист подхватывает меня под мышки и заносит внутрь.

От ручек, рукояток, рычагов, круглых циферблатов и дрожащих стрелок у меня разбегаются глаза. Мне дают потрогать некоторые из них – они вибрируют и моя рука вместе с ними. Отец поднимает меня к невзрачному треугольнику, который болтается на конце толстой проволоки.

"Тяни" – говорит он.

Я с опаской тяну.