Тимофей Веронин - На восходе солнца

• Название: На восходе солнца
• Автор: Тимофей Веронин
• Жанр: Религия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-88017-510-9

Четверть века назад в нашей стране случилось чудо: над ней снова взошло солнце, но не обычное, земное, а Солнце Правды – Христос. Церкви и монастыри ожили по всей России, миллионы людей обратились к Богу. Накануне этого времени, а значит на восходе солнца, происходит действие этой книги. Ее главный герой, сначала мальчик, а потом юноша, Алеша чудесным образом обретает православную веру через встречу со святыми Ростово-Ярославской земли. История его жизни переплетается с житиями тех святителей и преподобных, благодаря которым свет Христов прикоснулся к нему.

Книга адресована широкому кругу читателей.

---

Наказанные отправились вслед за сержантом. Свои мешки они оставили в общей комнате длинного барака. Им вручили ведра и тряпки. Колонка с ледяной водой была у дверей барака. Наполнив ведра, ребята потащились за сержантом. Он указал пальцем, куда кому идти. Алешу втолкнули в длинный деревянный туалет, находившийся у самого входа в развалины. Красными, замерзшими руками Алеша стал водить по доскам. Ему было дурно от голода и плохого запаха. Он едва держался на ногах. И с ужасом косился на дырки в досках. Только бы туда не свалиться. И тут услышал, как звякнул крючок на двери. Он потряс дверь. Ее запер кто-то снаружи. Алеша застучал.

– Посиди, сопляк, ума наберись, – услышал Алеша голос того парня, который разбил ему нос. Это было уж слишком. Полдня пути в тряском грузовике, разбитый нос, колючая проволока и серый забор – все это встало перед его глазами.

А до этого – два года жил он в каком-то тумане. Он убежал от матери, когда познакомился с Петькой Орехом и Василием. Они уехали из Москвы в Ярославль. Добирались на электричках. Сначала до Александрова, а от Александрова до Ярославля. От контролеров убегали по вагонам. Потом жили в Ярославле, в подвале старого желтого дома на улице Некрасова. Там тепло от труб и даже уютно. Василий уже не первый раз останавливался в этом подвале. Он был среднего роста, коренастый, совсем взрослый. Ему было двадцать. А Ореху шестнадцать. Но у него уже усы росли. Ох, как он гордился этими усами!

Год Алеша прожил с ними. Весь Ярославль они облазили. Василий знал все ходы-переходы. В квартиры забирались, на склады, в магазины. Василий воровал, кое-что мальчишкам давал, на прокорм. А так они ему неизвестно зачем нужны были. Один раз только сигнализация сработала. Тогда вот и поймали бедолаг. Алешу да Ореха. Василий-то успел спрятаться. Ловкий парень. А Алешу на учет поставили в милицию. Отослали в Москву, к матери.

Он помнил тот вечер. Мамины глаза. Они были полны удивления, радости, злобы, любви… Она била его тогда чем попало. Кричала, плакала. А он спасся только тем, что заперся в ванной и лил воду, чтобы она не слышала его плача. И все-таки он решил жить с ней. Мама была больна, душа у нее была раненая, больная душа. Бывает, тело болит, рука, нога, сердце. А бывает, болит невидимая душа. И тогда не знаешь, куда деться. И мама Алеши не знала. Все шагала из угла в угол или ожесточенно печатала на машинке, худая, рано поседевшая. Она была переводчицей с итальянского. Ее комнатушка в пятиэтажке больше походила на какую-то берлогу. На полу слой пыли, стопки черновиков, старые тряпки. Книги никогда не стояли на полупустых полках, а лежали высокими башнями на подоконнике, столе, даже на кровати. Но Алеша любил эту комнату. Ему нравился лихорадочный стук машинки. Так же, как нравился запах в мастерской отца. Отец редко приглашал его к себе. Мастерская располагалась на чердаке со скошенными стенами, она тоже была вся завалена, но как-то по-другому. Она была красиво завалена. Там пахло маслом и скипидаром. Еще немного пахло иностранным табаком с какими-то ароматическими добавками. Этот запах был тоже красивым. Только сейчас уже мастерской не было. Отец неожиданно уехал в Америку. Вернее, его заставили уехать. Он был талантливый художник, но не хотел писать по заказу. В те времена так бывало: художников, писателей заставляли уезжать из России, вернее, из СССР, так ведь называлась тогда страна, где жил Алеша. Он тогда не смог проститься с отцом, потому что жил в Ярославле. «Жил» – нет, это слово не подходит. Он не жил, он пребывал в каком-то полусне, гипнозе. Василий что-то втолковывал ему про жизнь лихих разбойников, про Стеньку Разина. Алеша мысленно переносился в прошлое, представлял челны, весла, паруса, веселые разбойничьи песни. А когда они лезли в чей-нибудь дом, он воображал себя Робин Гудом. Лишь однажды стало ему не по себе: в одном доме он увидел икону, с которой на него смотрели глаза, печальные, полные невыразимой любви.

«Постой, постой, – встрепенулся Алеша, – а не эти ли глаза я видел сейчас, здесь?» И сердце его стало биться так сильно, как тогда в том доме перед иконой. Ему было стыдно и страшно смотреть на икону, и в то же время какая-то сладость разливалась в душе, захотелось к ней прикоснуться, раствориться в ней, в этой иконе, в этих глазах.

Он перестал бить в холодную деревянную дверь, бросил тряпку, сел на перевернутое ведро и обхватил голову руками. Прошлое продолжало незаметно всплывать в памяти.

После того как Алеша вернулся из Ярославля, он не хотел жить прежней жизнью. Он ведь совсем другой, он, как отец, будет художником. Алеша нашел свои кисти, краски, стал рисовать, но картины выходили какие-то мрачные, темные. И все же он рисовал. Мама долго не могла с ним разговаривать. Но как-то вечером все-таки пришла, присела в углу на табуретку и стала смотреть, как Алеша возился с красками. Потом тихо спросила:

– Можно? – И, когда Алеша кивнул, стала раскладывать его новые работы на полу и глядела на них долго-долго. Потом встала порывисто, обняла Алешу, как прежде.

– Бедный мой, бедный, что же с тобой? – стала она гладить его длинные нечесаные волосы, а он, как волчонок, вывернулся и отскочил от нее.

Мама уговорила Алешу отправиться в школу. Его там приняли прохладно, но терпимо. Учителя глядели на него как-то странно и редко спрашивали, словно боялись, а ребята явно уважали. Это Алеше понравилось.

Кое-кому он стал рассказывать про свою разбойничью жизнь, про подвал в желтом доме на улице Некрасова в Ярославле, про Василия. Все это казалось уже давным-давно прошедшим, легендой, сказкой, которую можно было с приукрашиваниями и выдумками пересказывать всем напропалую.

Алеша втянулся в нормальную жизнь, стал, как прежде, разговаривать с мамой и снова пошел в художественную школу, где ему оставалось учиться год. Учитель по рисунку очень хвалил его, а преподавательница по живописи удивлялась, что он разучился писать ярко и сочно, как раньше.

– Это поразительно, – говорила она в учительской. – Что с Алешей Ждановым случилось? Он совершенно перестал чувствовать цвет. Вот что значит переходный возраст…

В «художке» никто не знал про его побег и подвиги, считали, что он серьезно болел, а потом был на санаторном лечении. А ведь он и в самом деле болел. Только вот на лечении не был. Да и нет от такой болезни лечения. Или все-таки есть?

Этот жуткий год стал уже совсем забываться, когда Алеша вдруг снова встретил его… да-да, его, Василия. Алеша возвращался из «художки» домой, свернул за угол высокого дореволюционного дома, и тут кто-то сгреб его в объятия.

– Алешка! Это ж я, Василий. Слышь, соскучился, небось, пойдем со мной, ты мне как раз нужен. Дельце есть.

– Нет, нет, – стал высвобождаться из его рук Алеша, – я не буду, не могу, я все, я с мамой, я буду художником.

– Ну, ты что замямлил, спятил, что ли? С мамой он! Поглядите на него. Ты ж бандит, разбойник, тыж настоящий вор, куда тебе художником! Ну-ка, пойдем со мной, маму забудь, у нее и без тебя хлопот хватает.

Алеша хотел вырваться, убежать, но Василий сбил его с ног одним ударом. Потом поднял и повел. А дальше? Дальше – пошло-поехало. Василий умел держать Алешу при себе. Алеша чувствовал, что никуда ему не деться от этой страшной власти. Несколько раз он хотел бежать от Василия, но тот, сам или с помощью друзей, находил Алешу и заставлял его участвовать в своих темных делах. Однажды, когда они вскрывали какой-то ларек, опять сработала сигнализация. Понаехала милиция. Василия и след простыл, а вот Алешу и еще двух пареньков схватили. Тут уж учетом не отделаешься. Был суд. Приговор. Три года в исправительной колонии для несовершеннолетних. И вот ирония судьбы: Алеша знал, что из Москвы его повезут куда-то под Ярославль, на родину его разбойничьей жизни. Там где-то недалеко от города есть колония. «Исправительная колония», – прозвучало в голове.

– Колония, – повторил Алеша.

Сколько раз он слышал эти слова от ребят, которых держал около себя Василий, от милиционеров, слышал и в суде. А все же не представлял себе, что это такое. А теперь – вот она, колония. Холодные, мокрые доски, красные от холода руки, снаружи крючок, а дальше – бесконечный забор и колючая проволока. И парни, такие чужие и страшные, готовые поднять на смех в любой момент. И майор, который не прочь поиздеваться. И нет ниоткуда помощи. Нет. Нет. И Алеша снова стал трясти дверь. Она неожиданно распахнулась, и он бы разбился о булыжники, лежавшие у самой двери, если бы…

Помощь

Чьи-то сильные руки подхватили Алешу крепко и в то же время бережно и поставили на ровную почву. Он явственно услышал чье-то дыхание: кто-то был рядом. Алеша хотел оглянуться, посмотреть на своего спасителя, но почему-то не в силах был даже повернуть голову. Шею словно сковало. Так бывает во сне. Хочется прыгнуть или побежать, а ноги становятся тяжелыми, как огромные тумбы, и их невозможно сдвинуть даже на сантиметр…