Владимир Маталасов - Гипербола жития, или Удивительные, блистательные похождения двух Аяксов

• Название: Гипербола жития, или Удивительные, блистательные похождения двух Аяксов
• Автор: Владимир Маталасов
• Жанр: Русское современное

Наш несовершенный, бушующий мир принимает в свои объятия двух неразлучных друзей – Ивана Абрамовича Бабэльмандебского и Мануила Сафроновича Чубчика. Этих двух совершенно разных людей связывает и объединяет непреодолимая тяга к различного рода приключениям и авантюрам.

---

– Один-один! – засвидетельствовал Иван Абрамыч. – А теперь – вперёд!

Они затрусили мелкой рысцой в сторону лесосеки за холмистой местностью, навстречу алевшему востоку.

Фёкла Авдотьевна из-под руки смотрела вслед удалявшимся чудикам, пока очертания фигур их не растворились в призрачной дымке утреннего тумана.

– Да-а, – покачала она головой, и вздохнула. – Мне бы ваши заботы.

Замычала Матильда, заблеял Гораций, засуетились, закудахтали куры. День был субботний. Выгон отсутствовал. Вся живность пребывала дома. Шельмец мирно дружил с полудрёмой у порога избы. Лишь изредка он потягивал носом воздух, наполненный запахом сосновой смолы и горящих поленьев.

Фёкла Авдотьевна направилась в избу. В русской печи уже варились щи, в глиняных крынках парилось молоко, в чугунном казанке румянилась картофельная запеканка на молоке и сметане, пеклись хлеба и пироги. Хозяйка умело орудовала печной заслонкой и ухватом.

День обещался выдаться погожим. Вдали под холмом лентой извивалась речка Шалунья. Поля, заливные луга и пастбища с их сочными травами, перемежающиеся лесными островками и массивами, подёрнулись колеблющейся пеленой животворящего эфира.

С пробежки возвращались шагом.

– Дышится-то как легко, – заметил Чубчик, размахивая длинными руками и проделывая ими в воздухе немыслимые «па».

Иван Абрамыч, несмотря на свою тучность, разбежался и перекинулся на руках через голову. Потом ещё раз, и ещё.

– Учись, пока я жив! – назидательно сообщил он Манюне.

– Я тоже не лыком шит! – заметил тот, и со всего разбега тоже перекувыркнулся в воздухе через голову, но без помощи рук.

– Ты смотри! – удивился Бабэльмандебский. – Не ожидал от тебя такой прыти. Перещеголял меня, подлец ты этакой, перещеголял. Но оно и понятно. У тебя руки растут не оттуда, откуда им положено расти.

– А откуда же им расти?

– Тебе ещё рано об этом знать.

– Чуешь, Абрамыч? Убиться можно, как пахнет! – Манюня потянул носом воздух. – Кажись бабка Фёкла пироги печёт на наших яйцах.

Спустились в низину, к самой речке. Туман лёгкой дымкой стелился над водной гладью, отливавшей тусклым серебром. На берегу то тут, то там виднелись согбенные, неподвижные в своём сосредоточении фигуры рыболовов, не отрывавших взглядов от поплавков самодельных удочек. На прямолинейном участке, там, где речка не спеша несла свои воды и где не наблюдалось наличие рыболовов, искупались. Вода оказалась тёплой, как парное молоко.

Часы показывали ровно восемь утра, когда отдыхающие воротились в свой чертог. Со стороны деревни доносился звон колоколов, призывающий верующих на молебен. Заглянули в избу. Фёкла Авдотьевна стояла перед образами и молилась. Ещё через полчаса оба были накормлены и готовы заняться каждый своим делом. Манюня, прихватив с собой художественные принадлежности, отправился на пруд созерцать, ваять и созидать.

Иван Абрамыч на задах, рядом с баней и колодцем, развёл костёр и приступил к варке раков, предварительно посолив воду и добавив лаврового листа. Раки сначала угрожающе раздвигали свои клешни, отчаянно пищали и бешено вращали длинными усами. Потом поняли, что были не правы, густо покраснели и от стыда выпучили глаза. Душой своей Иван Абрамыч был отходчив и поэтому немедленно простил этих тварей, приняв от них в качестве жертвоприношения самого крупного представителя речной фауны.

Ближе к полудню приступили к растопке бани. Руководила Фёкла Авдотьевна. Иван Абрамыч был на подхвате, куда пошлют. Растопили. Надо было ждать, пока банька основательно прогреется и наберёт нужную силу. Натаскали воды, приготовили свежие берёзовые веники. Пока суть да дело, Бабэльмандебский растянул меж двумя берёзками большой семейный гамак и завалился на него с ногами. Мерно раскачиваясь, не заметил, как задремал. Благостное ощущение покоя было нарушено призывом на обед.

Явился Чубчик, оставив все свои художества на берегу пруда. Погода, воздух, обстановка способствовали улучшению аппетита и повышению секреции желудочного сока. Щи хлебали, как водится, в русских деревнях и по сей день, из общего котла, деревянными ложками. Ими же был полностью опорожнен и чугунок с картошкой. Напоследок, по примеру хозяйки,, облизали ложки, не упустив случая обменяться с их помощью обоюдными ударами по лбу. Осушили по кружке парного молока, поблагодарили хозяйку и отвалили, сытые и довольные.

Послеобеденный сон настойчиво манил в свои ласковые сети и обволакивал отлетающее сознание. Окружающая обстановка действовала убаюкивающе. Иван Абрамыч и Манюня лежали в гамаке, устремив свои взоры в синь неба.

– Абрамыч! – еле слышным голосом позвал Манюня.

– Чего тебе?

– Блаженство-то какое, а? Меня обуяла меланхолия. Я испытываю прилив тоски и грусти вдали от цивилизации. Я сливаюсь с природой…

– Что-то ты обескураживающе долго сливаешься с ней. Нельзя ли побыстрее?

– Можно. Вот я всё думаю, нет в этом мире ничего быстротечней мысли. Пожелаю, и вмиг перенесусь мыслями в любую точку мирового пространства…

– Ты лучше для начала попробуй мысленно перенестись ко мне в одно место. Давай, спи!

– Какой же вы всё-таки нахал и невежа, Абрамыч, – обиделся Чубчик. – Нехороший вы человек, злой. Фрикаделька, вот вы кто! Ведь любой человек, каким бы маленьким он не был, хочет быть услышанным. А впрочем, у вас вообще отсутствует всяческое понятие философического мышления.

– Зато у тебя оно присутствует. Эх и надоел же ты мне своим мышлением. Человеку нормально отдохнуть не даёшь. Безобразие! Спи!

Чубчик демонстративно отвернулся и умолк.

Разбудил их мелкий моросящий дождик. Небо успело затянуться тучами. Со стороны речки дул прохладный ветерок. Манюня тут же кинулся к пруду спасать свой будущий шедевр, а Иван Абрамыч направился к избе. Навстречу ему попалась Фёкла Авдотьевна. Она направлялась в баню, неся с собой полный набор банных принадлежностей. Пожелав ей лёгкого пара, он проскользнул на сеновал и опрокинулся на лежанку. В скором времени примчался и Чубчик со своими художествами и присоединился к товарищу.

Совсем нежданно-негаданно из деревни прибыл собственной персоной дед Пескарь. Явился он с полотняной сумкой через плечо, с берёзовым веником под мышкой и металлической шайкой в руке.

– А я компанию желаю вам составить, ежели не прогоните, – заявил дед. – Одному как-то несподручно в баньке мыться. Нет того настрою. Куда веселее втроём-то.

– А Домна, жена ваша? – спросил Бабэльмандебский.

– Да то не жона, а сестрица мне будет. Моя благоверная давно уже плутает в потёмках на том свете. Всё меня ищет. Как будто ничего этого и не было. Даже дитёв не оставила. – На глаза деда Пескаря навернулись слёзы.

– Ну и правильно сделали, что пришли! – поспешил заверить старика Чубчик. – А то мне с Иван Абрамычем одна тоска. Неинтересная личность, зануда и прыщ на одном месте. А с вами – ради бога. Могу заверить, с нами не соскучитесь. А как искупаемся в баньке-то, пиво с раками будем кушать.

– Это мы пожалста. К вашим и нашим услугам, и с большим удовольствием, – удовлетворённо закивал головой дед Пескарь. – Это мы можем.

Пока суды да пересуды, явилась с помывки и хозяйка.

– С лёгким паром, Фёклушка, с хфизическим и духовным облегчением тебя! – поприветствовал старик. – Ну как там на поприще борьбы с вредными насекомыми? Некому было, небось, спинку-то потереть, бедной? Кабы не опоздал, так подсобил бы.

– Самое вредное насекомое, так это ты! – взбеленилась бабка Фёкла. – Вошь окопная! Ты чего припёрся, тетерев старый?

– На помывку, Авдотьевна. На помывку.

– А тебя кто звал?

– Долг и совесть меня призвали. Солидарность и общая взаимовыручка.

– Знаешь что, Макарыч? Шёл бы ты знаешь куды? – хозяйка в сердцах сплюнула.

– Куды?

– В Пицунду!

– Пицунда! А это где?

– Где, где! В Кулунде.

– Далече, видать, ехать-то. Да и дорого, пожалуй! – покачал головой дед Пескарь.

– Некогда мне тут с тобой геограхвиями да бухгалтериями всякими заниматься. Делай что хочешь, только не оскверняй меня своим прикосновением и всякой чушью несусветной.

– А я до тебя и не дотрагивался.

– Дотронулся, мысленно, кобель ты этакой похотливый!

– Извечная борьба двух противоположностей! – констатировал Иван Абрамыч.

– Можете идти купаться, – сказала хозяйка. – Я вам там свеженькой водички припасла. А щёлок в бочке, что в углу рядом с дверью.

Прихватив с собой всё необходимое, поспешили на процедуру омовения. Помещение предбанника – просторное, чисто прибранное, с небольшим оконцем с видом на берёзовую рощицу. Пахло смолой и банным листом, и ещё чем-то таким, что свойственно только деревенским баням. Разнагишались, проникли в парилку. Воздух здесь был прозрачен, сух и горяч.