Народное творчество - Калевала

• Название: Калевала
• Автор: Народное творчество
• Жанр: Античная литература
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-8370-0713-2

Карело-финский эпос "Калевала" – не только главная книга наших северных соседей и "ценнейшее из того, что создано на финском языке" (К.Крон), но и настоящее сокровище мировой культуры в целом. Древние боги, колдуны и герои оживают на страницах этой книги. Нордическая красота дремучих лесов, звон мечей, свинцовые волны и холодные водопады очаровывают своей грозной первобытной гармонией. Поистине строками древних рун творится мир сказочной реальности, в котором звери разговаривают с людьми, девицы обращаются в рыб, а в реке мертвых плавает туанельский лебедь.

Это третье, исправленное издание "Калевалы" в прозаическом пересказе Павла Крусанова, увлеченного ценителя этого выдающегося литературного памятника.

---

Несчетные времена одиноко жила Ильматар на пустых воздушных равнинах, и не было вокруг ничего, кроме бескрайней страны воздуха и безжизненной пучины под ней. Свод небес еще не встал над миром, солнце и месяц не воссияли на нем, птицы не летали, рыбы не населили вод, и суша не положила пределы морю – таким было начальное творение Укко, верховного бога.

Шло время, и однажды скучной и странной показалась Ильматар ее одинокая жизнь – ей захотелось иного. Спустилась дева вниз, на прозрачный хребет моря, и склонилась над волнами, озирая новые владения. И тут же поднялась буря, свирепый ветер замутил пеной море, встали вокруг водяные валы – закачало Ильматар ветром, подхватило пенными волнами, и надула буря деве плод.

Семьсот лет – девять жизней человека – носила Ильматар во чреве тяжесть, а роды не наступали: не зачатый – не рождался. Семьсот лет она металась во все края безбрежной пучины, боль и жажда разрешения терзали ее, но лоно Ильматар оставалось запертым: не зачатый – не рождался. Скорбь овладела прекрасной девой, и пожалела она, что покинула легкие пажити воздушные, что презрела покой и теперь тяжела, гонима бурей, томима холодом, бита волнами на открытом просторе моря. И взмолилась слезно Ильматар, и просила Укко, держателя мира, прийти ей на помощь, избавить от болей и муки чрева.

Едва произнесла она горькие речи, как появилась над морем чудо-утица – кружит птица без устали, бьет воздух крыльями, ищет место для гнезда. Во все концы моря слетала утка, все края осмотрела, но не нашла нигде себе места: никак жилье на ветре не устроить, не свить на воде гнезда. Пожалела Ильматар птицу и подняла из воды колено – приняла его утка за кочку, обустроила гнездо и снесла яйца: шесть золотых, а седьмое – из железа. Села утка на гнездо наседкой греть чудесные яйца, и вскоре почувствовала Ильматар нестерпимый жар в колене – так гнездо нагрела утка, что стало колено словно в огне, а кровь в жилах – будто расплавленный металл. Дернула от боли Ильматар ногой, и скатились чудесные яйца в воду. Разбились они о буйные волны на куски, и из осколков вышла из моря земная твердь, из белка – месяц, крошкой золотой скорлупы рассыпались на небе звезды, а из скорлупы железной явились темные тучи.

И улеглась буря, и сменился мир, и время мира стало другим: отделилась тьма от света и день от ночи, воцарилось в небе юное солнце, помогал ему править молодой месяц. Довольна осталась Ильматар. превращением: плавает она по дремотному морю, по туманной глади, и под ней оживают водные глубины, а над ней озаряется небо. Довольна Ильматар и рада сама обустроить творение: куда вытянет руку, там воздвигается мыс за мысом, куда ногой ступит – остаются рыбам ямы и лососьи тони, где коснется земли боком, там разглаживается берег, куда склонит голову – появляются малые бухты. Отплыла хозяйка вод от суши и в глубоком море создала подводные скалы, где пропорют днища ладьи, и моряки найдут свою погибель. Все устроила Ильматар: воздвигла столбы ветров и все земные страны с пестрыми горами, с реками, с ручьями, с озерами, с ущельями в утесах, и только Вяйнемёйнен никак не мог покинуть материнскую утробу. Еще тридцать лет провел он в тесном чреве, через пуповину впитывая тайны творения, и от раздумий в темном узилище сделался мудрее мудрого. Просил он скрытые от глаз небесные светила отворить неведомые засовы, дать ему выход из заточения, но не получил свободы ни от месяца, ни от солнца, ни от семизвездной Медведицы – не слышали светила, высоко вознесся их престол.

Постыло и тяжко жилось Вяйнемёйнену нерожденным, и решил он спасаться своею силой: развернулся поудобней и малым пальцем левой ножки открыл костяной замок, после сдвинул безымянным пальцем ворота крепости, на коленях переполз сени, на руках – порог. И упал богатырь в море, обхватив руками волны.

Долго носило его по водам из края в край, но выплыл наконец песнопевец на пустынный безлесный берег. Приподнялся он на колени, оперся о землю руками и встал во весь рост – чтобы легко было смотреть на солнце, чтобы ясно видеть месяц, чтобы говорить с острыми звездами.

Так родился Вяйнемёйнен.

2. На земле вырастают деревья и хлеб

Много лет прожил Вяйнемёйнен на берегу, отросла у него борода и побелели волосы, но по-прежнему оставалась земля Калевалы пустынна и гола, как в начальный день.

Долго думал Вяйнемёйнен о наряде земли, и настало время, когда решил он, что пришел срок засеять деревьями холмы, болота и каменистые равнины. Призвал вещий певец Сампсу – мальчугана Пеллервойнена, маленького и свежего, как подснежник, – достал Сампса, нежное дитя поляны, горсть семян и посеял на горах сосны, на холмах – ели, кусты – в долинах, на полях – вереск, в логах – ольху, ракиту – на болоте, в песках – можжевельник, у широких рек – дубы. И поднялись над землей ели с пестрыми верхушками, встали красноствольные сосны, выросли в логах береза, ольха и черемуха, вытянулся можжевельник в лиловых бусинах ягод. Посмотрел старый Вяйнемёйнен, как удался у Пеллервойнена сев, и видит: проросли из семян все деревья, только никак не может взойти дуб.

Семь дней и ночей ждал Вяйнемёйнен, но не поднялся дуб. И тогда, на исходе недели, вышли из моря пять дев: скосили на мысу росистый луг и сгребли сено в стог. Следом встал из волн страшный Турсас, высек огонь и поджег сено: охватило пламя траву, взлетела к небу туча дыма, и осыпался стог горой сухого пепла. Завернул Турсас желудь в зеленый лист, вложил в пепел и вернулся обратно в пучину. И тогда проклюнулась былинка, потянулся стройный росток. В краткое время встал из золы огромный дуб с могучей кроной в сто вершин, до небес вскинул ветви: не стало прохода тучам, заслонила листва солнце и месяц.

Вновь тьма опустилась на землю, и следом за тьмою печаль и тоска окутали Калевалу. Осмотрел Вяйнемёйнен злое дерево, все его сто вершин, и понял, что нет на свете богатыря, кому по силам будет свалить исполина. Тогда обратился он к дочери творения Каве, к матери своей Ильматар, и просил послать из моря, наделенного великой силой, помощь – обрушить могучий дуб, чтобы опять над миром воссияли солнце и месяц. Услышала сына Ильматар и послала из вод героя: богатыря не большого, не малого – ростом с шишку, с женскую пядь. Был тот богатырь словно из меди: шапка, сапоги и рукавицы на нем – медные, на груди блестела медная чешуя, за звонким поясом – медный топор с лезвием в ноготь.

– Что ты за силач? – с сомнением сказал Вяйнемёйнен. – Сдается мне, не многим ты сильнее мертвого.

– Не суди поспешно, Вяйнемёйнен, – сказал морской малютка. – Я пришел срубить дуб, и мне это по силам.

Не успел Вяйнемёйнен усмехнуться в седые усы, как медный малыш волшебно переменился: ноги мощно уперлись в землю, голова держит тучи, борода ему уже по колено, волосы – до пят, а между глаз косая сажень – как есть великан.

На семи кремнях наточил богатырь топор, чтобы лезвие само древесину ело, в три шага подступил к корням гордого дуба и ударил с плеча. После первого удара посыпались из лезвия искры, после второго – полыхнуло из ствола пламя, а на третий взмах опрокинул медный великан непомерный дуб наземь. И снова засияло солнце, опять простерлись в вышине облака, вновь открылся весь небесный простор над окутанной мглою землей. Густо разрослись рощи, вольно поднялись леса, распустились листья и травы, загомонили на ветках птицы, из мха вышли ягоды и пестрые цветы – ожил осиянный край.

Положил богатырь поверженный ствол к восходу, на закат бросил верхушки, раскинул листья на полдень, ветки свалил на полночь, а сам медной шишкой скатился с мыса в воду: и кто в ту пору поднял ветку, тот навек обрел счастье, кто принес к себе верхушку – стал могучим чародеем, кто сорвал листьев – нашел отраду и покой для сердца. Щепки из-под богатырского топора далеко отлетели в море и там, на открытом просторе, качались под ветром, как челноки на волнах. Отогнал ветер щепки к Похьоле, скалистой стране мрака, где на мысу стирала белье девица. Увидела она в море щепки от злого дерева, собрала их в кошелку, перевязала ремнем и отнесла домой, чтобы ведьмак сделал из них заколдованные стрелы.

Озарилась земля Калевалы; кажется, всем она полна, но не ликует сердце Вяйнемёйнена – еще не зреет на полях страны хлеб. К морю, к пределу могучих вод пошел вещий певец и увидел на берегу, на песчаной отмели, семь ячменных зерен. Спрятал Вяйнемёйнен драгоценные семена в лапку желтой белки, схоронил глубоко в куньем мешочке и пошел к реке на поляну Осмо, чтобы засеять хлебом землю. Но на краю поляны остерегла его с ветки синица:

– Не взойдет у Осмо ячмень, не поднимутся хлеба Калевы – ведь не срублен еще под пашню лес, и огнем не выжжена подсека.

Тогда наточил старый Вяйнемёйнен топор и свалил на поляне все деревья – оставил лишь одну высокую березу, чтобы был отдых перелетным птицам.

В то время парил высоко над поляной орел.