Владимир Бушин - Я посетил сей мир. Дневники, воспоминания, переписка разных лет. Книга вторая

• Название: Я посетил сей мир. Дневники, воспоминания, переписка разных лет. Книга вторая
• Автор: Владимир Бушин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4438-0090-5

Выдающийся критик, публицист современности, как его часто называют, последний рыцарь советской эпохи – солдат Великой Отечественной Владимир Сергеевич Бушин был и остался человеком чести, никогда не изменявшим своим убеждениям.

Эта вторая книга его дневниковых записей и воспоминаний, вслед за дневниками фронтовика, охватывает период 1960-х – начала 1980-х годов, раскрывая как общественную атмосферу тех лет, так и события творческой и личной жизни автора.

---

«Когда строку диктует чувство…»

30 мая 1969 г.

Как насыщена, какую яркую картину может нарисовать всего одна строка, причем – первая, начальная. Ну, это все знают:

Мороз и солнце. День чудесный!

А это?

В полдневный жар в долине Дагестана…

От строки так и веет жаром. Тут – музыка и картина, и сила.

Или:

Как хороши, как свежи были розы…

А ведь это всего лишь забытый Ишка Мятлев, только для одной этой строки и родившийся. И как прекрасно распорядился ею Игорь Северянин перед смертью в эмиграции:

Как хороши, как свежи будут розы,
Что родина положит мне на гроб.

А Дмитрий Кедрин?

Эти гордые лбы винчианских мадонн…

Ах, как сказано! Но там и дальше все прекрасно:

Эти гордые лбы винчианских мадонн
Я встречал не однажды у русских крестьянок,
У рязанских молодок, согбенных трудом,
На току молотящих снопы спозаранок…

* * *

17 ноября

Когда я был в Ташкенте на кинофестивале (21 окт. – 3 нояб.), мама упала и что-то повредила в ноге. Ходить стало трудно. Вот она и жалуется:

– Все люди как люди, а я как мыслете.

Я припомнил, что вроде бы слышал когда-то такое выражение, но спрашиваю:

– Какие мыслете?

– А это есть такие мыслете, – туманно отвечает она.

Видимо, точного смысла слова не знает, но поговорка с давних времен жива в ее памяти и употребила она ее весьма к месту, правильно, как я убедился, обратясь к Далю.

У него именно эта поговорка: «Все люди как люди, а я как мыслете».

Мыслете – название 14-й буква в церковной азбуке, 13-й – в русской.

«Писать мыслете – быть пьяну», т. е. идти, шатаясь из стороны в сторону, вот так – М – вперед-назад, вперед-назад.

На другой день в разговоре с кем-то по телефону сказала о ком-то:

– У нее деньжищ – черт на печку не затащить.

Еще она говорит «Пошел черт по бочкам». У нее это означает: кто-то куда-то полез и при этом что-то с шумом, с грохотом уронил, опрокинул. А Даль утверждает: запили. Нет, мама знает язык лучше Даля.

19 июня 1969 г.

Мама приехала на днях из Измайлово и рассказывает, что там один 75-летний совершенно одинокий знакомый старичок решил жениться. Встетил ее, советуется. Мама ему говорит:

– Женитесь, женитесь. Вам за это ни сверху, ни снизу греха не будет.

То есть ни от Бога, ни от людей.

Купили на днях мне костюм – летний, легкий, светлый, очень красивый, нарядный.

Зашла соседка. Ей Таня показывает костюм и говорит:

– Ты купила бы такой мужу.

– Что ты! Ему такой костюм нельзя. Он его враз пропершит, пробздит, провоняет.

Тоже колоритно сказано.

1970-е

Нашел!

1970 г., март

В журнале «Советская женщина», где я несколько раз напечатался и даже получил премию, мне дали письмо:

«23.3.70

Уважаемая редакция!

Прошу Вас написать мне. Может я ошибаюсь, но в вашем журнале к новому году 1970 было 12 фотографий, под ними была статья «Лучшие материалы года», в которых был рассказ В. Бушина «Ничего, кроме всей жизни».

Глядя на эту фотографию, мне кажется, что это наш Володя Бушин, который был комсоргом роты. По окончании войны он, как студент, был демобилизован, он москвич.

Вот об этом я вас прошу. Если это он, то пишет радист той же роты Торгашов Николай. Если это он, то мы могли бы вспомнить однополчан.

С приветом

Н.Торгашов.

Мой адрес: Саратовская область, Петровский район, совхоз «Красный партизан. Торгашову Николаю Васильевичу.

Он наверно пишет статьи в ваш журнал, я его не выписываю и увидел случайно в парикмахерской. Если это он, то прошу помочь с ним связаться.

Н. К.».

Я, конечно, сразу ему написал, и вот он прислал ответ:

Здравствуй, Володя!

Посылаю привет и желаю самого наилучшего в твоей жизни и работе.

Ты спрашиваешь, как сложилась у меня жизнь. Помнишь Корпенко Анну? Вот после демобилизации мы поженились и живем в мире и дружбе. Имеем троих детей. Дочь 22 года, имею внучку, сын 18 лет, сын 12 лет.

Работаю радиотехником все время.

Ты спрашиваешь, кого я встречал или с кем имею связь. Ни с кем. Потерял связь с Огородовым Павлом. Он жил на ст. Кропачево Челябинской области.

Володя! Ты спрашиваешь, где Михайлин? Он москвич и должен быть в Москве. Последнее письмо он мне прислал еще в Куйбышевку-Восточную, в котором писал, что думает демобилизоваться. Они поженились с Тамарой Гусевой, нашим военфельдшером.

Володя! За твой почерк, как ты пишешь, многое разбираю с трудом и предлагаю изменить стиль писанины.

Вот пока коротенько и все.

Привет жинке и детям.

С приветом. Николай.

Да, Володя, ты мотаешься по Союзу. Может, попадешь в наши края. Очень просим заехать».

* * *

Повстречаться нам удалось летом 1978 года. Тогда в связи со 110-летием со дня рождения Горького Союз писателей организовал прекрасную поездку по Волге на теплоходе по горьковским местам. С остановками, литературными вечерами, экскурсиями. Я взял и жену, и дочку, которой было девять лет. Она вела дневник поездки. Известил телеграммой Николая, когда мы будем в Саратове и как нас найти. И встретились на теплоходе. Николай пришел со старшим сыном. Два сослуживца-фронтовика не виделись 23 года. Описать радость и душевность нашей встречи невозможно…

Это была наша последняя встреча.

Не помню уже, когда мне сообщили, что Николай умер.

Через какое-то время его вдова Аня приезжала в Москву, но по моей вине мы не увиделись.

Владимир Богомолов

Из моих публикаций в «Литературке» за время работы там, пожалуй, самой примечательной была рецензия «Ваня Буслов, судья» – о пронзительном рассказе тогда безвестного Владимира Богомолова «Иван» про мальчишку-разведчика. Моя рецензия оказалась первой. Она кончалась стихами Смелякова:

И если правда будет время,
Когда людей на Страшный Суд
Из всех земель с грехами всеми
Трикратно трубы призовут, —
Предстанет за столом судейским
Не бог с туманной бородой,
А паренек красноармейский
Пред потрясенною толпой…
Он все увидит, этот мальчик,
И ни йоты не простит,
Но лесть от правды, боль от фальши,
И гнев от злобы отличит…

Рассказ был издан отдельной книгой. С него началась большая известность Богомолова. Я же работал в «Молодой гвардии», когда Богомолов разыскал меня и подарил эту книжку с доброй дарственной надписью. Андрей Тарковский поставил по рассказу фильм «Иваново детство», тоже очень сильный.

Ищейки национализма

Из статей в «Молодой гвардии», когда там работал, стоит упомянуть статью «Веник и голик». Такое заглавие родилось из одного тогдашнего выступления Н. Хрущева, где он сказал: «Хороший литературный критик даже для самого видного писателя может сделать очень многое: умная критическая статья – это как бы своего рода березовый веник. Париться с веничком дело не плохое, потому что открываются поры и тело начинает лучше дышать, жить становится легче». Что ж, золотые слова. А голик это уже обтрепанный веник без листьев, скорее уже дубинка. Вот я и написал в этой статье о двух видах критики.

Критика-голик процветала тогда в «Литгазете». Сергей Смирнов возглавлял ее недолго, но за это время и он сам, и его заместитель Михаил Кузнецов, и завотделом критики Кузнецов Феликс дали отменные образцы поисков разного рода супостатов – от писателей, будто бы защищавших и оправдывавших власовцев, в чем обвинялись Всеволод Кочетов, Анатолий Калинин и Сергей Воронин, до русских националистов в образе ленинградского критика Вадима Назаренко.

Вот с каким пылом Смирнов обличал Воронина за рассказ «В родных местах»: «Не только от своего имени, но именем миллионов солдат, именем матерей, вдов и сирот, чьи близкие не вернулись с войны: писатель выпустил этим рассказом пулю, направленную против одного из самых святых и непреложных принципов нашей партии, нашего народа, против стойкости в борьбе с врагом, против непримиримости ко всей подлости и прежде всего к высшему проявлению подлости – к измене Родине».

Рассказ действительно заслуживал критики, но чтобы уж так! А в нем и было-то всего семь страничек.

А в связи с обвинением в русском национализме журнала «Звезда» я писал в своей статье: «Литературная газета» высосала из пальца и с грохотом представила миру попытку о «чуть ли не проповеди русской национальной исключительности» белорусом В. Назаренко на страницах журнала, где главный редактор армянин Г. Холопов (Холопян), его заместитель украинец П. Жур, а член редколлегии по критике, несущий прямую ответственность за статью, еврей А. Дымшиц. Под пером умного журналиста редколлегия этого журнала могла бы быть представлена на страницах всесоюзной газеты как живой пример в литературном деле дружбы наших народов и национальностей». А ведь русским был Смирнов-то, только жена не русская, но какая бдительность и рвение против русского духа! Да не духа даже, а малейшего русского дуновения.