Дмитрий Урушев - Русское старообрядчество: традиции, история, культура

• Название: Русское старообрядчество: традиции, история, культура
• Автор: Дмитрий Урушев
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-86250-4

Эта книга посвящена самым ярким эпизодам и основным вехам истории старообрядчества. Рассказ об этом исконно русском духовном движении начинается со времен появления христианства на Руси и доходит до наших дней. Читатель знакомится с живыми портретами выдающихся исторических деятелей (протопоп Аввакум, боярыня Морозова и др.), с яркими рассказами о достопамятных событиях. Книга написана легко, но не легковесно. За простым повествованием скрывается большая работа историка в архивах и библиотеках. Такая книга будет интересна самой широкой читательской аудитории, прежде всего – детям, молодежи и людям, впервые услышавшим о старообрядчестве. Книга может быть использована в качестве учебного пособия при преподавании предмета «Основы православной культуры».

---

– Сестрица, дерзай! С нами Христос – не бойся!

Сестры помолились и испросили друг у друга благословения свидетельствовать истину. Феодора спрятала Урусову в чулане и вновь легла.

Тут в опочивальню без стука и приглашения в сопровождении стрельцов вошел царский посланник. Он объявил, что прибыл от самого государя и заставил боярыню встать для допроса. Начался обыск, и в чулане нашли княгиню.

Феодору спросили:

– Как крестишься и как молитву творишь?

Она показала двуперстное крестное знамение. Так же поступила и Евдокия, бывшая, как и сестра, духовной дочерью протопопа Аввакума. Этого было достаточно. Сестер заковали в кандалы и заперли в подвале, а боярским слугам велели крепко стеречь свою госпожу.

Через два дня исповедниц повезли в Кремль на допрос. Феодора держалась мужественно. Ее не смущали ни слова о покорности самодержцу, ни призывы вспомнить о сыне и домашнем хозяйстве. Она отвечала никонианам:

– Все вы – еретики, от первого и до последнего! Разделите между собой слова мои!

Так же твердо держалась и Урусова. Сестер вновь заковали и отправили на двор Морозовой. Потом их развезли по разным темницам.

Во время долгого темничного заключения Морозовой умер болезненный Иван Глебович. Узнав о кончине ненаглядного сына, Феодора рыдала так горько, что даже надзиратели плакали от жалости.

Царь же злорадствовал о кончине Ивана. Теперь никто не стоял между ним и богатством Морозовых, которое тотчас отошло в казну.

Однако ни смерть любимого сына, ни лишение богатства, ни пытки и унижения не смогли поколебать веру Морозовой. Она по-прежнему была тверда и непреклонна. И вскоре ее осудили на пожизненное заключение в остроге города Боровска. Туда же отправили Урусову.

Сначала узницы жили в относительной свободе: их кормили, им разрешали держать сменную одежду, книги и иконы. Но все изменилось, когда приехал новый следователь, отобравший жалкое имущество заключенных.

Сестер перевели в страшную темницу – глубокую яму. Царь приказал не давать им ни пищи, ни питья. Началось медленное угасание двух женщин, слабых телом, но сильных духом. Первой скончалась Евдокия. Феодора ненадолго пережила сестру.

Совсем изнемогши от голода и жажды, она позвала стрельца, сторожившего тюрьму, и попросила со слезами:

– Раб Христов, есть ли у тебя отец и мать в живых или преставились? И если живы – помолимся о них и о тебе, а если умерли – помянем их. Умилосердись, раб Христов, изнемогла я от голода и хочу есть. Помилуй меня, дай калачика!

– Нет, госпожа, боюсь.

– Ну, хлебца!

– Не смею.

– Ну, немножко сухариков!

– Не смею.

– Если не смеешь, то принеси хоть яблочко или огурчик!

– Не смею, – прошептал стрелец.

Мученица вздохнула:

– Добро, чадо. Благословен Бог наш, изволивший так! Если это невозможно, молю, сотворите последнюю любовь – убогое мое тело, рогожей покрыв, неразлучно положите близ любезной моей сестры.

Почувствовав приближение смерти, инокиня вновь призвала стражника:

– Раб Христов, молю тебя, сходи на реку и вымой мою сорочку. Хочет Господь взять меня от жизни сей. И неподобно мне в нечистой одежде возлечь в недрах матери-земли.

Стрелец взял сорочку, спрятал под полой красного кафтана, пошел на реку и выстирал. Стирал и горько плакал.

Студеной ночью с 1 на 2 ноября 1675 года святая Феодора умерла, перейдя от затхлого мрака бездонной ямы в немеркнущий свет Небесного Царствия.

Допрос боярыни Морозовой. Рисунок Б. Кисельникова

Аввакум в ссылке (из «Жития» протопопа Аввакума)

Дети маленькие были. Едоков много, а работать некому. Один бедный горемыка-протопоп нарту сделал и зиму всю волочился за волок. У людей и собаки в подпряжках, а у меня не было ни одной. Лишь два сына – маленькие еще были, Иван и Прокопей – тащили со мной, что кобельки, за волок нарту.

Волок – верст со сто. Насилу бедные и перебрели. А протопопица муку и младенца за плечами на себе тащила. А дочь Огрофена брела, брела, да на нарту и взвалилась. И братья ее со мной помаленьку тащили.

И смех и горе, как помянутся дни оные!

Ребята-то изнемогут и на снег повалятся. А мать по кусочку пряничка им даст, и они, съевши, опять лямку потянут. И кое-как перешли волок…

Пять недель по льду голому ехали на нартах. Мне под ребят и под рухлишко дали две клячки, а сам и протопопица брели пеши, убиваясь о лед. Страна варварская, иноземцы немирные. Отстать от лошадей не смеем, а за лошадьми идти не поспеем, голодные и усталые люди.

Протопопица, бедная, бредет-бредет, да и повалится – скользко гораздо. В иную пору, бредя, повалилась. А иной усталый же человек на нее набрел, тут же и повалился. Оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит:

– Матушка-государыня, прости!

А протопопица кричит:

– Что ты, батька, меня задавил?

Я пришел. На меня, бедная, пеняет, говоря:

– Долго ли мука сия, протопоп, будет?

И я говорю:

– Марковна, до самой до смерти.

Она же, вздохнув, отвечала:

– Добро, Петрович, ино еще побредем.

Курочка у нас черненькая была. По два яичка на день приносила ребятам на пищу, Божьим повелением нужде нашей помогая. Бог так устроил. На нарте везя, в то время удавили по грехам. И нынче мне жаль курочки той, как на разум придет. Ни курочка, ни что чудо была – во весь год по два яичка на день давала.

Сто рублев при ней плевое дело, железо! А та птичка одушевленная, Божье творение. Нас кормила, а сама с нами кашку сосновую из котла тут же клевала, или и рыбки прилучится, и рыбку клевала. А нам против того по два яичка на день давала. Слава Богу, устроившему все благое. А не просто нам она и досталась.

Глава 16. Иов Льговский

Среди святых подвижников, почитаемых Русской Церковью, особое место принадлежит преподобному Иову Льговскому. Верность православию он засвидетельствовал не исповедническим подвигом и мученической смертью, а иноческим смирением и пустынническим житием.

Будущий подвижник родился в 1594 году в боярской семье и при крещении был наречен Иваном. Отец его, Тимофей Иванович Лихачев, успешно служил при царском дворе.

Быстрее всех сверстников Иван выучился грамоте, удивляя учителей умом и прилежанием. Молитва и чтение сделались излюбленными занятиями мальчика. Он стал размышлять о том, как угодить Богу и спасти свою душу. В двенадцать лет Иван тайно покинул дом, не пожелав жить в богатстве и праздности. Вместе с каликами перехожими он отправился странствовать по Руси и обошел многие обители.

Особенно полюбился юному богомольцу прославленный Троицкий монастырь преподобного Сергия Радонежского. Здесь он решил остаться и просил настоятеля принять его в число братии. Настоятель, видя, что отрок благочестив и добродетелен, оставил его. Он полюбил Ивана как сына и, уступая его просьбам, постриг в иночество, назвав Иовом.

Прожив в монастыре много лет, Иов попросил разрешения покинуть его для уединенного и безмолвного жительства. Настоятель согласился и благословил любимого ученика на поиски пустыни – тихого, незаселенного места.

Обходя безлюдные чащи, Иов обрел желанное прибежище в непроходимых лесах и болотах, на месте, называемом Могилево. Оно расположено на живописных берегах реки Цны, впадающей в озеро Мстино[26].

Здесь он зажил в уединении, предаваясь молитве и труду. Но на его жилище набрел заблудившийся купец. Он слезно просил отшельника указать дорогу и обещал в благодарность за помощь воздвигнуть на этом месте храм в честь Богородицы.

Инок вывел купца из леса, а тот выполнил обещание, пожертвовав на церковь немалые деньги. Иов начал строить деревянный храм во имя Успения Божьей Матери. К нему стали сходиться чернецы, искавшие пустыннического жития. Так образовался скит.

Для собравшейся братии Иов был примером смирения и послушания. В жаркий полдень он сам пас монастырский скот, отправляя пастухов на отдых. Сам строил чернецам кельи и сам клал печи.

За праведное житие церковные власти удостоили пустынника священнического сана. Но братия не ценила подвиги Иова. Иноки ненавидели его заплатанную одежду, гнушались его добродетелью. Им казалось, что настоятель обрекает их на голодную смерть, раздавая хлеб сирым и убогим. Не желая пререкаться с недовольными, Иов тайно покинул обитель, не взяв ни пищи, ни одежды.

После долгих скитаний он пришел на уединенное место, называемое Ракова пустынь[27]. Но и здесь люди прослышали о праведнике. К Иову собрались иноки, и снова образовалась обитель. Как прежде, настоятель трудился на пользу братии: рубил дрова, молол жито, носил воду и стирал одежду для престарелых чернецов.

Однажды, желая поклониться мощам святых московских чудотворцев, Иов отправился на богомолье в столицу. О славном подвижнике прознал патриарх Филарет[28] и пожелал с ним познакомиться. Он пригласил старца в свои хоромы и расспросил о его житии. Рассказ Иова восхитил Филарета. Он благословил пустынника остаться в Москве и быть патриаршим келейником.