Наталия Кугушева - Проржавленные дни. Собрание стихотворений

• Название: Проржавленные дни. Собрание стихотворений
• Автор: Наталия Кугушева
• Жанр: Поэзия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91763-052-6

В последний раз Наталья Петровна Кугушева (1899–1964) увидела свое стихотворение напечатанным, когда ей было тридцать лет. Вторая половина ее жизни вместила многое: пятнадцатилетнюю добровольную ссылку в Казахстане, куда она последовала за репрессированным мужем, одиночество, почти полную нищету, забвение. Но все эти годы она продолжала писать стихи, чудом дошедшие до наших дней. Большая часть их впервые печатается в настоящем издании.

---

4 апреля 1947

«Я слишком люблю тебя, солнце земное…»

Я слишком люблю тебя, солнце земное,
Закатов прозрачную акварель,
Восходов пастушескую свирель
И яростный ливень полдневного зноя.

И в каждой ромашке твое отраженье
Качается радостно, диск золотой,
Подсолнух надменный, высокий, прямой
Твое повторяет, о солнце, движенье.

В зеленой траве распускаются маки —
То пурпур заката на землю упал,
То с ягод рябины восход запылал
Осенним оранжевым лаком.

8 апреля 1947

«Друзья мои, товарищи изгнанья…»

Герде и Эльвире

Друзья мои, товарищи изгнанья!
Шесть лет почти мы делим пополам
И скудный хлеб дорожного скитанья,
И грусть надежд, и юмор мелодрам.

Мы помогаем пронести по жизни
Мешки обид, чувалы кизяков,
Прощаем, дружные, неласковой отчизне,
У нас отнявшей родину и кров.

Прощаем ей загубленные годы,
Саманную тоску и троглодитов быт;
Прощаем вшей, жестокую природу,
Лохмотья жалкие и нищенство судьбы.

Всех потеряв, мы обрели друг друга
(В суровых битвах длится бытие).
Лишь иногда в вечерние досуги
Цыганскою гитарой пропоет

Далекой молодости воспоминанье…
И мы, тряхнув почтенной сединой,
Забыв лета, разлуки и свиданье,
Смеемся весело над грустною судьбой.

Иль, раздавив желанные пол-литра
И слезы удержав, поем о старине,
Пока кругом шальные «виют витры»
И голод рыскает в измученной стране.

Друзья мои, давайте ж поклянемся
Союз наш сохранить до гробовой доски,
И напоследок вдоволь посмеемся,
И доживем свое без жалоб и тоски.

3–26 мая 1947

«Я позову тебя в молчанье…»

Р.

Я позову тебя в молчанье.
И, может быть, настанет час, —
На долгожданное свиданье
Пойду, не опуская глаз.

И будут все пути открыты,
И я припомню, может быть,
По древним письменам санскрита
Метафизическую нить

Моих далеких воплощений
На грустной и родной земле —
Медузой, рыбою, растеньем
И ящерицей на скале

Была душа. В ночных пещерах
Горели первые огни.
И человек, один из первых,
В косматом сумраке возник.

А дальше – медленно и трудно
Шел человек – за шагом шаг,
Но в некий час тревоги чудной
Крылатой поднялась душа.

Так человек услышал Бога
И на земле родился Бог —
С востока привела к порогу
Звезда волхвов и пастухов.

И память мудро сохранила,
Запечатленна и чиста,
Путь от амебы до гориллы
И от гориллы до Христа.

1 июня 1947

Троица

Конверт со штемпелем «Москва».
Как радостно и больно!
Читаю медленно слова,
И на глаза невольно

Непрошеная влага слез.
О, милый запах дома,
О, запах вянущих берез
На Троицу. Знакомый

Веселый вечер за столом
Под желтым абажуром.
Как дышит самовар теплом,
В сухарнице ажурной

Печенья хрупкая гора
(Домашнего печенья!),
И рдеет в вазе баккара
Клубничное варенье,

И хворост розовым клубком,
Напудренный ванилью,
В бутылочке старинной ром,
И рюмок изобилье,

И мед сочится золотой
На блюдо расписное,
Пионы в зелени густой,
Зажженные весною,

И в чашечках саксонских чай,
Душистый, сладкий, крепкий…
И скатерть – желтая парча,
На ней березок ветки…

3 июня 1947

Посвящение

Э.

Нельзя забыть любимого тепла
Знакомого и ласкового тела.
И плачу я, что не любовь ушла,
А только радость ласки отлетела.

И мы – враги, влюбленные враги,
Следим жестокими и жадными глазами,
Чтоб сердце не досталося другим,
И раним сердце сладострастно сами.

Я плачу. Видишь – я люблю тебя
И любишь ты. Но не покорны оба.
И проклиная, плача и любя,
И издеваясь над любовью злобно,

Неповторимый помним аромат
Любимых губ и ласкового тела…
Пусть дни летят, стремительно летят,
Пусть молодость, как ветер, отшумела!

8 июля 1947

Голод

Легкая дрожь в коленях,
Ясность и пустота
Медленных телодвижений.
Смутный мираж. Мечта.

Тонко звенит (как пчелы
В тучных лугах звенят)
Мыслей моих веселых
Пахнущий медом яд.

Брат мой, мы оба узнали
Песен святую ложь —
Я тоже зову – Илаяли,
Которую ты зовешь.

Ее не бывало на свете.
И кружится голова.
Останутся от поэта
Придуманные слова,

Мы книги оставим миру.
Пускай их Лукулл прочтет
На шумном, на пышном пире
И легким вином запьет.

22 июля 1947

Поэт

Банален реквизит лирических поэтов —
Чернила, разведенные водой.
И груда неоконченных сонетов
Покрыта пылью плотной и седой.

Живут в углу классические мыши,
Такие же голодные, как он.
И над кроватью протекает крыша,
А он по-прежнему беспечен и влюблен.

Во славу Муз и ветреной Киприды
Он сердце поднимает, как бокал,
И пишет на любовные обиды
Причудливый и острый мадригал.

Когда же сплин (а он не чужд поэту)
Висит над ним, как Лондонский туман, —
Он, удалясь от суетного света,
Философической тревогой обуян.

Вновь видит мира мудрое величье,
И в тайной тишине ночных часов
Как птицелов, он помнит пенье птичье
И слышит ход безмолвных облаков.

Предчувствием чудесного объятый,
От глаз людских он бережно хранит
Грааля кубок, рыцарские латы
И герб поэтов – Розу, Крест и Щит.

«По грозному небу бегут облака…»

По грозному небу бегут облака,

И степь беспредельней и шире.

«Сибирь так ужасна, Сибирь далека,

Но люди живут и в Сибири»…

Года пролетели. Какие года!

И волосы белыми стали,

И редкие вести доходят сюда,

И близкие помнить устали.

Но песен поэты о нас не споют,

О женщинах Казахстана,

О тех, кто остались без имени тут

Лежать навсегда под бураном.

О женщинах тех, кто, идя на погост

С тяжелой железной лопатой,

Не плачут, прощаясь, в сиянии звезд

Над мужем, над сыном, над братом.

24 августа 1947

8 сентября (день Адриана и Наталии)

Себе самой

В честь Адриана и Наталии
Пишу сама себе
(Такие времена настали
В моей скитальческой судьбе).

В тот день, справляя именины,
Я встану на заре,
Одев веселую личину
К плохой игре.

И буду помнить не о тортах,
Не розы буду ждать,
Не гости праздничной когортой
Приедут поздравлять —

Я в честь высокой патронессы
Навозом смажу пол;
Я веток принесу из леса,
Поставлю их на стол,

Я выбелю снаружи хату,
Пойду за кизяком.
И вместо трапезы богатой —
Хлеб черствый с кипятком.

Благодарю покорно небо
За этот черствый хлеб —
Хоть не единым только хлебом
Живем мы на земле.

Когда ж придут друзья к поэту
В убогое жилье,
Мы вспомним, что проходит где-то
Иное бытие,

Звенят и пенятся бокалы,
И ночь всю напролет
Оркестров ветер небывалый
О радости поет.

И в честь какой-нибудь Наташи
За праздничным столом
Гремят фарфоровые марши,
Гремит стеклянный гром,

И осыпаются тугие
На скатерть ветки роз,
И фрукты нежно-золотые
Ей в дар сентябрь принес.

Но я завидовать не стану.
Мой путь суров и тих —
Я благодарна Казахстану
За горечь дней моих.

«Хоронят здесь самоубийц…»

Хоронят здесь самоубийц,
Чтоб не поганить землю на погосте.
Лежите, милые, средь трав и птиц…
Мы – кандидаты – к вам приходим в гости.

Мы – рыцари служения Тоске,
Владычице холодной и жестокой;
В знак братства тайного нам на руке
Начертан крест – как символ точный срока.

Спокойны мы. Без страха смотрим в даль,
В лукавые соблазны милой жизни, —
Но глубоко запрятана печаль
О той грядущей и родной отчизне.

13 сентября 1947

«Мне феи забыли положить в колыбель…»

Маше

Мне феи забыли положить в колыбель
Наперсток, иголку и спицы, —
Но фавн козлоногий оставил свирель,
И песни оставили птицы.

И я не склонялась над полотном,
Над вышивкою прилежно, —
Но зори поили меня, как вином,
Прохладой прозрачной и свежей.

Училась я музыке у тростника
И праздности позабытой —
Все песни, что пели над миром века,
Мне были – поэту – открыты.

Я слушала их. И слетались они,
Покорные первому зову,
Как легкие птицы на грустные дни
Веселого птицелова.

И я не боюсь ни беды, ни утрат,
Упрямо по жизни шагаю.
Певучее сердце ведет наугад —
Я верю ему, дорогая.

13 сентября 1947