Лев Трахтенберг - На нарах с Дядей Сэмом

• Название: На нарах с Дядей Сэмом
• Автор: Лев Трахтенберг
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-87704-1

У вас в руках уникальная книга, написанная в духе знаменитого романа Джордана Белфорта «Волк с Уолл-стрит». Только рассказ героя в ней не о том, как он дошел до тюрьмы, а о том, как он в ней живет и выживает. Перед вами 45 веселых, ироничных глав, повествующих о жизни и удивительных приключениях в федеральных застенках США нашего соотечественника, «современного рабовладельца», русско-еврейско-американского импресарио из Нью-Йорка и в общем-то совершенно офигенного пацана Льва Трахтенберга.

---

Что-то подобное продавали цыганские и псевдонемые фотохудожники в советских электричках и южных поездах.

За праздники (Рождество, Новый год, Пасху, Дни матери и отца) Саня по тюремным меркам вполне прилично зарабатывал и даже умудрялся отправлять денежный переводик жене в Симферополь на улицу Гагарина. За одну открытку он брал 15 долларов, но перекупщикам-брокерам-оптовикам мог отдать товар и дешевле.

Моряк был безвреден, добр и неинтересен, во всяком случае, мне, ибо все его рассказы сводились к описанию соседей по пятиэтажке и садово-дачному участку. Долго слушать эту мутотень я не мог. В то же время мне было его жаль – я вполне допускал, что о наркотиках на своей шхуне он и вправду ничего не знал.

С Санькой-Моряком дружил другой русско-американский Саша-Алекс. Он недавно отпраздновал свое тридцатитрехлетие, из которых первые четыре года прожил в легендарной «жемчужине у моря». По-русски Алекс говорил с сильным акцентом и все время переходил на английский.

В подарок от родной Одессы ему досталась еврейская фамилия Брадис, которую у нас в тюрьме принимали за любую другую, но только не «русскую». Наверное, поэтому Алекс большую часть времени тусовался с американскими зэками, а из русских по-соседски выделял только украинца Сашу Степаненко и эстонца Романа Занавески.

Алекс Брадис был женат на пуэрториканке с забавным именем Чита, с которой нажил двух очаровательных полукровок. Через полгода заканчивалось его трехлетнее заключение, и он планировал прилететь на крыльях любви в свое семейное гнездышко в родной Шипсхедбей[159].

Как и Санька-Моряк, Алекс был незлобив и безвреден.

Несмотря на иисусовский возраст, он напоминал розовощекого карапуза в шортиках из детской книжки Маяковского «Кем быть». Кто такой Маяковский, Саша не знал, как, впрочем, не знал он и большинство других русско-советских реалий. Он категорически отказывался верить, что Саша и Шурик – одно и то же имя, и страшно на меня обижался, когда я его так называл.

При всей своей кажущейся детскости, Саша-Алекс обладал высокой для среднего американца эрудицией. В местных зэковских кругах он ценился как эксперт и знаток, читающий научно-популярные книги и не пропускающий премьеры на «Дискавери» и «Хистори ченал»[160].

По вечерам он обсуждал со своими друзьями (бледнолицыми «синими воротничками»[161] за пятьдесят) содержание прочитанного и увиденного за день.

За эту миссионерскую деятельность я его уважал.

Саша-Алекс попал на нары из-за неукротимого еврейского желания «принести в семью копейку».

По его рассказам выходило, что ничем выдающимся на воле он не занимался: работал то там, то здесь, а то и вообще нигде. Дом содержала жена Чита – обладательница сказочных форм и бывшая его одноклассница по нью-йоркской школе «Линкольн-хай-скул»[162].

Она работала операционной медсестрой, неплохо зарабатывала, а Саша обломствовал: сидел дома с детьми и занимался бесплодными поисками себя. В один прекрасный день он нашел сказочный способ обогатиться. Вернее, «нашли» его: неприхотливого и неиспорченного Шурика Брадиса.

За стыдные пять процентов Алекс обналичивал «левые» чеки через свой банковский счет в «Чейз Манхэттен бэнк». Подобные услуги невероятно ценились у многочисленных американских жуликов и брокеров.

Какой-то добрый дядечка втянул неразумного Шурика в процесс отмывания неправедных доходов. Не получив из этой денежной прачечной и шести тысяч, Сашок схлопотал три года федеральной тюрьмы общего режима.

Как говорил известный карбонарий Александр Андреевич Чацкий: «И вот – за подвиги награда!»

«Тройку» русских соседей по моему новому отряду замыкал и возглавлял Роман Занавески, сорокалетний бостонец и бывший таллинец.

Его сестра, звезда эстонской эстрады, гремела на весь Союз лет 25 назад. В отличие от нее Рома был скромен в быту и до своего неожиданного ареста в «связях, порочащих его», замечен не был.

Тем не менее в соответствии с пресс-релизом бостонской прокуратуры в тихом омуте водились черти.

Во всяком случае, Ромино криминальное дело преподносилось именно так – доблестное американское ФБР и дружественная эстонская полиция задержала «современного работорговца»!

На торговле живым товаром наши с Ромой интересы однозначно пересекались.

С первой же минуты знакомства мы наперебой и по-братски обменивались конфиденциальными рыночными сводками: на каком таком острове Буяне, на каком таком рынке невольников можно прикупить «рабынь» подешевле, порумянее и пожирнее. И еще: как провести самую изощренную пытку или грамотнее поджечь дом с автомобилем.

Мой тюремный друг Рома был высок и по-спортивному худощав – когда-то бегал на лыжах за сборную Эстонской ССР на общесоюзной спартакиаде. Он оказался первым настоящим эстонцем, с которым меня столкнула судьба.

К моему великому стыду, до этого из «чухонцев» я знал только Тыниса Мяги и Урмаса Отта, которых периодически показывали по Первому каналу. Еще я слышал не особенно смешные анекдоты о медлительных эстонцах и умел по-кавээновски пародировать прибалтийский акцент.

Роман Занавески тугодумом не был – он говорил на шести языках и обладал неплохим чувством юмора.

Тем не менее в его случае анекдоты про эстонцев явно имели под собой основания.

Чтобы привыкнуть к Роминой скорости «приема и передачи» информации, всем и всегда требовалось определенное время. Меня это немного забавляло, как, впрочем, и постоянные ошибки в мужском-женском роде.

Поскольку на работе Рома был приписан к спортивному залу и отвечал за вывоз мусора, то по вечерам он тягал на помойку огромную пластиковую тележку.

Если она не стояла в положенном месте за углом тренажерки, то мой новый приятель не на шутку раздражался, жутко нервничал и выдавал одну и ту же незабываемую тираду: «Где мой гребаный тачка?»

По-русски Рома хорошо ругался матом, так как два года отслужил в армейской спортивной роте под Ярославлем.

Роману Занавески дали четыре года, на год меньше, чем мне.

Чтобы не идти на непредсказуемый суд, он, как и я, сознался «в преступном сговоре с целью вымогательства» и в «белой работорговле».

И он, и я знали, что такое крокодиловы слезы «жертв человеческого траффикинга» во имя получения вожделенной грин-карты.

…Рома и его бывшая жена владели популярным в Бостоне массажным салоном. Не каким-то левым эскорт-сервисом, а самым настоящим лицензированным заведением. В нем работали девушки из Эстонии, которые соглашались трудиться за весьма скромную зарплату в обмен на возможность потусоваться в Америке.

Хозяин заведения оформлял на них некошерные бумаги как для «бизнес-поездки». Иначе молодых женщин в Америку не пускали, и это знали все.

Девушки с далекой эстонской родины отличались от американских массажисток: они были трудолюбивы, неприхотливы и нуждались в деньгах. За несколько месяцев интенсивного труда они что-то зарабатывали и счастливые и довольные возвращались восвояси.

Некоторые из них цеплялись за любую возможность остаться в Штатах – выходили замуж, заключали фиктивные браки, начинали учебу в колледже или что-нибудь в этом же духе.

Роман содержал салон, оплачивал рекламу и накладные расходы, связанные с приездом эстонок в Бостон. Процветали «мир, дружба, жвачка» – девушки жили вместе с Романом и его женой, ели-пили с одного стола, отмечали эстонско-американские праздники и составляли одну дружную общину.

Но в семье – «не без урода».

Как-то раз в Америку по приглашению Ромы приехала массажистка с говорящей фамилией Рэбане, что по-эстонски означало «лиса».

Анжела-Лиса проработала в салоне десять дней, сослалась на болезнь сестры и улетела рейсом Finnair назад в Таллин. За это время она успела зарекомендовать себя, как «гребаная ленивый алкоголичка».

Рассказывая о ней, из спокойного эстонца Рома превращался в горячего осетинского парня.

Улетая домой, Анжела Рэбане взялась передать восемь тысяч родителям одной из эстонских девушек-массажисток, которая осталась в Бостоне на второй срок. Вдобавок она одолжила у Занавески еще две тысячи долларов – якобы на операцию сестре, умирающей от рака.

К сожалению, отец трудолюбивой подруги зря прождал Анжелу Патрикеевну в международном аэропорту Таллина. Девушка скрылась, а вместе с ней и десять тысяч.

По тысяче за день пребывания в Штатах плюс непогашенный долг за визу и авиабилеты.

Совсем неплохо!

Телефоны юной аферистки не отвечали, со съемной квартиры она съехала. Еще через месяц до Ромы дошло наконец, что его «развели как лоха». Замедленный Роман уже собирался забыть о своих расходах, списав их на «досадный недоразумение».

В то же время его обманутая работница плакала навзрыд, не смирившись с коварством нечистоплотной товарки. Как и у Кая из «Снежной королевы», сердце холодного эстонского парня дрогнуло – он позвонил своему приятелю в Эстонию с просьбой разыскать беглянку и напомнить о долге.