Дмитрий Иванов - Марчеканская вспышка (сборник)

• Название: Марчеканская вспышка (сборник)
• Автор: Дмитрий Иванов
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00071-426-3

Кто же такой Слава Салеев, о котором пойдёт речь в большинстве историй, собранных здесь? Во-первых, он мой друг. Во-вторых, замечательный человек. В-третьих, Кулибин от электроники. И на взгляд автора, перечисленного вполне достаточно, чтобы стать героем нашего времени, нашего со Славкой времени.

Кое-кто из читателей может обвинить автора и его героя в чрезмерном употреблении напитков куда как крепче кваса или кефира. Дескать, чуть не каждая вторая история начинается с преамбулы «как только разлили в очередной раз…» – и когда они только работают?

Отвечу вполне определённо и недвусмысленно. Действительно, большая часть историй, здесь опубликованных, была рассказана Салеевым во время посиделок, не всегда, кстати, банкетного свойства; чаще – обычное чаепитие. Собственно, именно застольная беседа всегда самая душевная. Именно в таком общении звучат самые сокровенные струны души. Такого никогда не услышишь в повседневном контакте за совершением обычных трудовых подвигов.

Вы сумеете себе представить, что сможете адекватно воспринять увлекательное приключение, поведанное коллегой во время ликвидации аварийной ситуации? Я не сумею. Тогда приглашаю к столу – поговорим, повспоминаем.

Дмитрий Иванов

---

С чем и ушёл в неведомую для неофита геофизическую даль. Возможно, Гена знал несколько больше, но не стал меня посвящать в святая святых, а попросту начертал вопросительный знак папиросой в мою сторону. В нём, в этом знаке, я почувствовал очаровательную силу кабалистики и нарождающегося ристалища, от которого мне никак не отвертеться. Нужно заметить, что по дороге к точке, заключающей знак вопроса, папироса Шаевича, именно такую фамилию носил симпатичный бородач, совершила несколько стремительных эволюций, весьма схожих с фигурами Лиссажу. В результате воинственных пассов боевой свитер опытного полевика украсился ещё парой прожженных отверстий для орденов. На моём джемпере это тоже отразилось. Я удостоился небольшой дырочки на груди, вероятно, для прикрепления боевого знака «Первое знакомство с закромами геологии».

Гена протянул мне шершавую мозолистую руку, но его интеллигентность в моих глазах не смогли поколебать такие характерные геофизические атрибуты, свойственные начальникам сейсмоотрядов, на долю которых выпадает иногда поработать наравне с рабочими при размотке многометрового кабеля с датчиками упругих колебаний в качестве оконечного оборудования. Итак, Гена протянул мне руку, и я ответил на его пожатие. Первый контакт был установлен, оставалось найти общий язык в работе.

Как выяснилось позднее, в Шаевиче был намешан гремучий букет ассимиляции народов, что оставалось только диву даваться, как эта адская окрошка из лейкоцитов и эритроцитов уживается в его вполне упитанном теле организма. Гена на четверть был украинцем, на четверть русским, на четверть поляком, а оставшаяся часть его сущности упиралась корнями в потомков Моисеевых и оттуда же подпитывалась методом кровотока. Но это только в первом приближении. Если хорошенько покопаться в генеалогическом древе рода Шаевичей хотя бы до пятого колена, полагаю, там нашлись бы ещё какие-нибудь следы «древнеримских греков». Не слабый замес, доложу я вам.

– Ну, что, будем знакомы, – ввёл меня в круг причастных к земляным недрам Гена. После произнесения расхожей фразы будущий напарник сделал вид, что усиленно покоряет глубины своей обширной оперативной памяти, в завершении чего выложил давно заготовленное: – Ты, говорят (интересно – кто мог говорить, если я ни с кем, кроме главного инженера ещё не общался), в КИИГА учился. В Киеве, да? А я вот днепропетровский универ закончил, геологический факультет. Всю сознательную жизнь по Северам. В Лабытках большей частью (Лабытки – посёлок Лабытнанги на западном берегу устья Оби, с другой стороны реки располагается Салехард, прим. автора). Представляешь хоть немного, чем геофизики занимаются?

Я отрицательно покачал головой, чем вверг Шаевича почти в религиозный экстаз.

– А «таблетки»… в смысле, микросхемы менять доводилось?

– Разумеется.

– И что?

– В смысле?

– Получается?

– Ну да, а в чём дело-то?

И тут я узнал, почему Гена задал этот вопрос. Он красочно живописал мне будни геофизика-сейсмика, во время которых взлелеял в себе трепетное отношение к замене микросхем нетрадиционным манером. В полевых условиях случались такие моменты, что срочно нужно было произвести ремонт аппаратуры. А ты, вместе с сейсмостанцией, на выкидном лагере, где нет дизеля, и единственный источник электроэнергии – автомобильный аккумулятор. В этих ситуациях паяльник разогревался буквально на печке. И ничего, всё путём: пайка оказывалась достаточно качественной. Аппаратура продолжала служить до капитального ремонта на базе экспедиции в межсезонье.

Своим рассказом Гена, вероятно, пытался показать, что в поле работают совершенно особенные люди, которым нипочём даже восстановить сейсмостанцию при помощи первобытного костра и куска проволоки. Я быстро проникся, но это не помогло мне сразу, то есть тотчас же войти в доверие к будущему коллеге. Шаевич хитро прищурил мудрые еврейские глаза и сказал:

– Знал я одного выпускника КИИГА. В Лабытках тогда работал. Так вот, этот парнишка даже лудить не умел… Руки, что ли, из жопы росли? А у тебя как с анатомическим строением?

Последняя фраза прозвучала скорее огорчительно-сочувственно, чем злорадно-поучительно. Лёгкое грассирование Шаевича подчёркивало почти неосознанную вселенскую скорбь, связанную с выпускником нашего института, у которого всё так плохо обстояло с руками.

– И ещё, этот герой путал триггер с триппером, ты-то… Ты, часом, не из таких будешь?

Я немного смутился, а Гена тем временем, будто прицениваясь, изучал мои верхние конечности. Связи их с известным местом не обнаружил и успокоился. Про триггер я помнил твёрдо, что это, не так себе, нестойкое соединение летучих газов, а совсем даже наоборот. Триггер – электронная схема, широко применяемая в регистрах компьютера для надёжного запоминания одного разряда двоичного кода. Триггер имеет два устойчивых состояния, одно из которых соответствует двоичной единице, а другое – двоичному нулю. Ай, да я, ай, да парень-молодец! Ещё помню кой-каких определений из жизни электроники.

Вот, собственно, и вся информация, которой я располагал тогда о триггерах. Гена же, судя по всему, знал об этих братьях наших меньших, пожалуй, несколько больше. И такое сокровенное знание, разделённое с неожиданным напарником, помогало мне впоследствии жить и строить переразвитый социализм, нимало не сомневаясь в том, что для полного счастья ещё что-то нужно, кроме… Что-то ещё, кроме бессонных ночей на восстановлении «осыпанного харда», бесконечных разговоров с супругой – мол, пора бы побольше уделять внимания семье, неизмеримого везения – жить почти семь лет в любимом коллективе, который отвечает тебе взаимностью. По крайней мере, я так себе придумал.

Две недели вместе с Шаевичем пролетели в один миг, когда мы с ним подсели на «контрафактные таблетки» – как можно назвать сгоревшие микросхемы, пользуясь молодёжным сленгом. Каждый работник экспедиции, желающий проверить достоверность фигуры речи о повешенном топоре, мог обнаружить нас в геофизической мастерской в клубах папиросного дыма с паяльниками и папиросами в руках, приведёнными в боевую готовность в режиме «штыковая атака». Перед нами стояли две трёхлитровые банки, которые к концу моего испытательного срока наполнились доверху. Одна – окурками, вторая – выкушенными микросхемами. Я поначалу удивлялся, отчего сейсмостанция пришла в такое удручающее состояние. Шаевич усмехался невесело и пояснял:

– Из поля мою «ласточку» вывезли в мае почти в исправном состоянии, только всего и нужно было – восстановить оперативный ЗИП. Я в отпуск ушёл, а Владик поручил ремонт неисправных ТЭЗов[2] этому косорукому чучелу…

Дальше Гена произносил такую тираду, которую я не рискну представить на ваше обозрение из человеколюбия. У него наболело, видно. А вам-то, зачем такие переживания? Сначала я толком не понял, как было дело, но в процессе ремонта проникся полностью, хотя Шаевич при обсуждении темы срывался на нецензурную брань (иногда на странной смеси польского с ивритом) буквально после второй фразы. Не вдаваясь в подробности, расскажу, что мне стало известно.

Ремонтом ЗИПа на «спарку» занимался летом единственный на тот момент инженер геофизической мастерской. Звали этого любимца богов… э-э… Впрочем, не стану акцентировать – его просто звали. Он окончил Питерский электротехнический институт имени Попова с отличием. Был большим умницей. Но только до той поры, пока дело не касалось конкретных дел, связанных с ремонтом электроники. Диагностировал-то прекрасно, но доверять ему паяльник было страшной ошибкой. Он «набычил» настолько ужасающих «соплей» на печатном монтаже, что и нарочно такого не сделать при огромном желании. Но, как ни странно, сейсмостанция даже задышала. И тут горе-ремонтник перевёл её в полевой режим, то есть запитал от аккумуляторов, а не от промышленной сети, и начал прогонку. Но, как говорят в авиации, там, где раздолбай, – там всегда несчастье. В процессе подготовки к тестовому прогону питающий кабель оказался передавленным двумя тяжёлыми стойками, и 24 вольта постоянного напряжения уютно растеклись по всему корпусу станции, вытесняя и подпаливая всё, что встречалось по дороге. Дымовуха была знатная.

Виновник же «торжества» долго думать не стал. Он повыдёргивал все ТЭЗы из стоек, числом около сотни, и трудолюбиво «насоплил» навесным монтажом гору микросхем, даже не удосужившись почистить платы от остатков сгоревших корпусов. После чего доложил главному инженеру о готовности сейсмостанции к новому полевому сезону и убыл на «Большую землю», греть пузо в отпуске. Проверять же свою, с позволения сказать, работу парень не дерзнул. Да и здоровьем рисковать не стал: вот-вот должен был появиться Гена, и тогда за жизнь нашего ремонтника я не дал бы и ломаного гроша.