Вадим Мальцев - Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945

• Название: Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945
• Автор: Вадим Мальцев
• Жанр: Военное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-227-06554-4

Воспоминания Вадима Петровича Мальцева – уникальное свидетельство о Великой Отечественной войне человека, прошедшего ее с первого и до последнего дня. Автору – радиотехнику бомбардировочного, а затем штурмового и истребительного авиационных полков – довелось принять участие в самых трагических эпизодах войны: сражении за Крым в 1941–1942 гг. и эвакуации советских войск с Крымского полуострова, битве за Кавказ и боях на высокогорных перевалах Главного Кавказского хребта, наступательных операциях в Белоруссии, Литве и Восточной Пруссии. Орденоносец, лучший радиотехник авиационной дивизии В.П. Мальцев был выбран в сводный полк 1-го Прибалтийского фронта для участия в Параде Победы на Красной площади 24 июля 1945 г., о котором он оставил интереснейший рассказ в этой книге. Автор проводит параллели с аналогичным парадом 9 мая 2015 г., участником которого ему также посчастливилось стать.

---

Первая тройка выстроилась на старте. Штурманы и лётчики закончили проверку пулемётов. Всё готово к первому боевому вылету. Десятка скрылась в голубовато-серой дымке. Счастливого пути, товарищи!

Я остался с механиком «девятки». Примерно через полчаса мы её закатили обратно в капонир и замаскировали.

Вот и наши герои. Все говорили сразу. Вылет был удачным: фрицев застали за обедом в плавнях. Вася пуганул их из пулемёта ВТ, пускай, мол, посмотрят, какие гильзы у русских пулемётов.

Подвесили вновь бомбы. Взрыватели вворачивали при свете переносок. Неожиданно наступила тёмная, звёздная крымская ночь. Немцы бомбили Евпаторию. Наши ДБ летали на Яссы и Плоешти. В чистой, изнутри обшитой досками землянке в ту ночь я уснул мгновенно».

На следующий день было совершено три вылета всей группой самолётов. И опять все экипажи вернулись без потерь, хотя на обратном маршруте были встречи с немецкими истребителями. В последующие дни немецкие истребители плотно прикрывали наземные цели и передвижение войск, что не позволяло эффективно наносить бомбовые удары, экипажи начали нести потери. В полку стали практиковаться одиночные вылеты самолётов или только вылет звеном.

Примерно через неделю после начала наших успешных вылетов немцы собрали группу асов, летающих на скоростных самолётах «Хейнкель-113» и модернизированных «Мессершмитт-109». Наши потери резко возросли. Командир полка майор Помазанов стал не в меру раздражительным, нервозным и недоверчивым к своим боевым товарищам. Командирские требования и замечания сыпались как из рога изобилия. Возможно, его такое состояние объяснялось боевыми потерями, плохой организацией полётов или прежними переживаниями, которые он не забыл со времён полётов в составе Народно-освободительной армии Китая в 1939 году.

Для личного состава, особенно для лётного, такое поведение было невыносимо. Я не знаю, как проходил разбор полётов с лётчиками, а с техническим составом – примерно так:

– Китайцы! Трижды китайцы!

Потом шёл беспорядочный набор отборных матерных слов, выражающих духовное состояние, боевой настрой и ненависть командира к нам, стоящим перед ним в одной шеренге. После паузы, во время которой мы ещё не успели осмыслить наши грехи и всё сказанное, он продолжал:

– Сбит сержант Анохин, лейтенант Александров подломал шасси, у меня над целью зависла бомба… Кто в этом виноват, выходи из строя!

Тягостное, длительное молчание. Глубоко посаженные глаза ощупывают каждого.

– Считаю до трёх. Раз… Два… Три…

Тишина и молчание в строю. Каждый далёк от мысли, что он конкретно виноват в перечисленных грехах, но совместная работа накладывает на каждого определённую ответственность, и поэтому слова командира каждому не безразличны. Каждый продолжает смотреть в сторону пыльного заката, совершенно не осознавая, что это, возможно, последний закат в его короткой жизни.

Командир вынимает из кобуры пистолет, ставит его на боевой взвод и несколько писклявым голосом продолжает:

– Если никто не выйдет, буду расстреливать каждого пятого как пособника фашизма и лично Гитлера.

Никто не двигается.

– На первый – пятый рассчитайсь!

Пятые номера отвечают по-разному, но в основном тихо и обречённо.

– Пятые номера, шаг вперёд. Марш! Направо! В балку, шагом марш! Остальные – разойдись!

Ждём, что будет дальше. Из балки раздаются пистолетные выстрелы. Вскоре появляется майор Помазанов и своим обычным, нервным шагом направляется на командный пункт полка, расположенный в палатке. На этом разбор полётов закончился.

«Расстрелянные» возвращаются из балки с неприятным чувством свершившегося и с ожиданием новых событий завтрашнего дня.

В то тяжёлое военное время такой командир, как Помазанов, не имел права так обращаться с подчинёнными, хорошо понимающими, что общий успех в борьбе зависит от сплочённости, дружбы и доверия в коллективе. И чем сложнее боевая техника и труднее боевые задачи, тем эти требования и роль отдельного человека становятся более значимыми.

Майор погиб при загадочных обстоятельствах. Подтверждением этого было то, что флагманский штурман и стрелок-радист не произнесли ни единого слова о гибели командира.

Новым командиром нашей группы стал старший сержант Лёша, командир самолёта с хвостовым номером девять. С этим самолётом и его экипажем меня связывали взаимная фронтовая дружба и общие боевые задачи.

4 октября самолёт моих друзей был подбит и не дотянул до аэродрома Сарабуз трёх километров. Стрелок-радист Вася Фёдоров сбил истребитель «Хейнкель-113», но и сам получил более десяти ран. В санчасть его увезли ещё живого. Лёша и Толик были живы.

На место вынужденной посадки «девятки» поехало пять человек. Из Саки выехали на полуторке, по дороге несколько раз приходилось выскакивать из кузова и прятаться в канавах от обнаглевших немецких самолётов. И каждый раз я стрелял из винтовки по этим наглецам с надеждой на успех.

В Сарабуз (военный городок ВВС Черноморского флота) приехали во время бомбёжки, когда первые самолёты уже отбомбились и уходили на бреющем полёте в степь. Одна из многочисленных бомб попала в котёл со щами, убила повара и лишила нас обеда. В первом же магазинчике купили несколько бутылок шампанского и четыре банки крабов.

Не дожидаясь появления новой волны самолётов, быстро помчались по пыльной дороге на своей автомашине к подбитому самолёту. Мы были уже на полпути к цели, когда на высоте 100–150 метров появился «Юнкере». Его стрелки открыли огонь по нашей полуторке, но пыль нас прикрыла от прицельного огня, а затем мы расползлись по придорожным канавам. Второй заход «Юнкерса» я встретил прицельным огнём из винтовки, заряженной патронами от авиационного пулемёта ШКАС. Второй мой выстрел был удачным – трассирующая пуля пробила фюзеляж немца и, изменив направление полёта, вылетела наружу. Удобно устроившись в канаве, волнуясь от неравной борьбы и её скоротечности, на этот раз в патронник я загнал бронебойный патрон. Третьего захода не было.

Прежде чем ехать дальше, кричали и искали лейтенанта, нового особиста (сотрудника особого отдела НКВД), который перед этим оставил в кузове винтовку и вещи, а сам перебежками удалялся в сторону кукурузного поля. Его нашли убитым разрывной пулей рядом с неубранным полем кукурузы.

Доехали до места, где лежал наш самолёт, без дополнительных приключений. Труп особиста в новом, но испачканном кровью обмундировании, резко отличавшемся от нашего пыльного и грязного, отправили на нашей автомашине в Сарабуз. Мы же, оставшиеся живыми и здоровыми, уселись на земле, открыли бутылки и банки, налили шампанское в алюминиевые кружки и выпили за погибших.

Ещё о чём-то поговорили и расслабились. Командир оставил меня на ночь охранять «девятку». Южная тёплая ночь наступила так неожиданно, что я не успел как следует осмотреться и подготовиться к боевому дежурству в окружении зловещей темноты, подступившей со всех сторон к самолёту.

Ожидание наихудшего и внутреннее беспокойство были вызваны свежими рассказами о просочившихся через ишуньские позиции немцах, о десантах со стороны Азовского моря и диверсантах в форме красноармейцев. Кроме того, сведения погибшего лейтенанта о том, что ближайшие деревни заселены немецкими колонистами, а в их домах уже появились боевые группы, не могли не повлиять на моё настроение. Оно определялось как военной обстановкой, сложившейся на полуострове, так и реалиями этой ночи.

Я сознавал своё сложное положение, одиночество и готовился к появлению врагов. Тишину ночи нарушали приближающиеся с севера далёкие разрывы снарядов и отдельные винтовочные выстрелы, слышимые со всех сторон.

Зарядив винтовку, я обошёл несколько раз вокруг самолёта, лежащего на земле среди сухих стеблей кукурузы, сломал или вырвал с корнем те стебли, которые, на мой взгляд, могли скрывать места появления врага. Перенёс в кабину лётчика пулемёт ШКАС, установленный в шаровом узле блистера стрелка-радиста, и с большим трудом перезарядил пулемёт лётчика. Проверил вращение турели пулемёта штурмана и зарядил пулемёт.

Кроме штатного вооружения самолёта и винтовки, у меня были ракетница и граната. Ни тщательное приготовление к ночной обороне, ни лёгкий хмель от выпитого шампанского не могли притупить моих чувств. Бронированное кресло лётчика, в котором я сидел притаившись, и сознание того, что я обладаю солидным вооружением, начали успокаивать и снимать напряжённость. Освещения кабины я не включал, но от приборов и переключателей, размещённых на панелях, кабина была наполнена мягким светом. Этот свет создавал приятный уют, а также позволял без помех наблюдать за окружающей обстановкой. Подбитый самолёт оставался живым существом. Можно было включать гироскопы и слушать их приятное, мелодичное жужжание, отклонять триммеры, закрылки, включать и управлять различными электромоторами, которых было около трёхсот наименований. Аккумуляторы обеспечивали питанием сложный организм самолёта, и он, повинуясь моим желаниям, отзывался, вздрагивал и даже шевелился. Тиканье часов штурмана и лётчика, а также весёлое перемещение секундных стрелок утверждали, что я не одинок.