Наталья Тимофеева - Звёздный смех

• Название: Звёздный смех
• Автор: Наталья Тимофеева
• Жанр: Поэзия

Книга «Звёздный смех» составлена без рубрик и глав по мере написания стихов. Череда прожитых дней знаменуется настроением и темами, близкими автору. Говорят, на третий год в чужих краях наступает тоска по Родине, но автор не склонен тосковать. Тишина нужна одиночеству, а одиночество – тишине. Это ли не счастье – обрести покой под благодатным небом!

---

«Cмиренный вечер полон благодати…»

Cмиренный вечер полон благодати
Из золотого тлена сентября,
И ветер нежным голосом Амати
Поёт в ветвях, забвением даря.

Проглядывают звёзды голубые
На сребротканом пологе небес,
Где сполохи померкли огневые
Закатного свечения, навес

Туманной дымки белой поволокой
Сравнял вершины острые вдали,
Луна с востока выкатила око,
И паутин в серебряной пыли

Заметно стало тихое дрожанье…
Ночная птица вскрикнула, стрелой
Из сумрака промчавшись, как посланье
Неведомого, и над головой

Смутила струй воздушных натяженье,
Гармонию нарушив тишины,
Посеяв в сердце смутное волненье,
Идущее из самой глубины

Извечных недомолвок подсознанья,
Где селятся печали бытия…
И схима ночи облекла в молчанье
Забытое моё, земное «я».

«В тишине, исполненной молчания…»

В тишине, исполненной молчания
И осенней спелости плодов,
Есть великий заговор прощания
С бесконечной горечью годов.

В золотом отчаянном струении
Переливов тлена сентября
Тонет века бред и нестроение,
Перед вечным холодом горя.

И в последней прелести прощения
Предвкушая негу и покой,
Мир, что полон зависти и мщения,
Отворяет небо надо мной.

Он, меня отторгнув, в умирание,
В затуханье смысла и добра
Утоляет терпкостью познания
Разум мой под спудом серебра.

И, склонив седины к неизбежности
И к нетленной сладости святынь,
Погибаю от любви и нежности,
Погружая душу в эту синь,

Где аккорды бездны несмолкаемо
Ровным пульсом движут ход планет,
Где вибраций жизни нескончаемо
Полон сотворённый Божий свет.

«Осенило, – тебя здесь нет!»

Осенило, – тебя здесь нет!
Это был только сонный морок…
Говорил несусветный бред,
Кто-кому и насколько дорог,
Лепетал про любовь свою,
О моей не сказав ни слова,
Мол, со мной тебе как в раю,
Рай забыв обиходить снова.
Дескать, – птица твоя «фазан»
Или «феникс», – уже не вспомню,
Пальцем дробь ковырял из ран,
Взор свой миру являя томный.
И настойчиво, хоть поверь,
Предлагал и моря, и страны…
Ну, а я за собою дверь
Затворила сегодня рано,
Вышла в утро, как будто сон
С плеч свалился с тобою вместе…
И летели со всех сторон
Птичьи звоны – шальные вести.

Пародия – поэцкая коррида в Москве и области

Браслет. Мадрид, Коррида!

Рогачев Игорь

Посвящается Кубаловскому Браслету…

Прошедшая сиеста разрушила надежды на взаимность

Моё признание отвергнуто и холоден ответ

«Век матадора короток!», – резонно объявляется причинность

Но в память Дона Фрида принимает мой браслет!

Сегодня – UNICA ESPADA!!!

La solitario suerte

Для матадора это высшая награда

Шесть раз подряд продемонстрировать пренебреженье дуновеньем СМЕРТИ

и так далее

***
Рукоплескает зал поэту, он без фантазий был бы плох.
На нём поэзия надета, как бычий потрох на горох.
Гремят литавры славы вящей горохом в бычьем пузыре,
Поэт в восторге настоящем слагает вирши на заре.

Клокочет жар в груди остылой, седые вьются кудельки, —
Поэту всё в поэте мило, он не страдает от тоски.
Вообразив себя торерой, он видит мысленно Мадрид,
Себя – за кислою мадерой…. – неподалёку бык стоит,

Арену роет он копытом, косит его кровавый глаз…
Толпа в одном дыханье слитном кричит, предчувствуя экстаз.
Итак, поэт перо хватает и колет лист перед собой,
Как будто бы в быка втыкает мулету. Этакой борьбой

Он промышляет не на шутку, набито им полно быков,
Иной раз встал бы на минутку, чтобы размять себе боков,
Да вновь поэза не пускает, гундит над ухом день-деньской
И бычью кровь на лист роняет поэцкой мощною рукой.

А тут ещё одна загвоздка, – мечта, весомее всех мечт,
Стройна, как русская берёзка, прекрасна, просто не убечь.
Зовут мечту не по-простому, а то ли Фрида, то ли Фрейд,
Поэту впору выпасть в кому, любовь – классический апгрейд.

Мешая русское с испанским, поэт верзает новый стих,
А бык трепещет в позе шпанской, короче, сильно он притих
Перед броском. Трибуны встали и ждут, когда же в микрофон
Польётся рифма-трали-вали, чтобы исторгнуть дружный стон.

И ждали, видно, не напрасно: стих выпал, словно бычья месть,
Мечта своей рукой прекрасной судьбы отобразила перст.
Награда вновь нашла героя, в ней были образ и размер…
А бык ушёл, арену роя копытом, от бессилья сер.

Придёт ещё, призрев страдальца, покой нарушив и уют…
Но, говорят, что бычьи яйца в аду поэтам подают…

«Ни сочувствия, ни пощады, —…»

Ни сочувствия, ни пощады, —
Нет у смерти открытых дат.
Осень кружится листопадом,
Солнце движется на закат.

Росчерк света – аккорд прощанья,
Смотрит вечность в моё окно.
Я даю себе обещанья,
Да не выполню ни одно.

Поздно стало сиять восторгом,
В сердце гулко до пустоты…
Не бывает со смертью торга,
И законы её просты.

Только кажется, кто-то где-то
Отмолил мне ещё чуток
Зазевавшегося рассвета,
Молодого вина глоток.

И, чудя от минувших страхов,
Как на крыльях, из мёртвой тьмы
Я от боли лечу, от праха,
От сумы моей, от тюрьмы….

«Меж пурпурных и жёлтых роз…»

Меж пурпурных и жёлтых роз
Лежит зелёной плащаницей
Трава в сиянье росных слёз,
В лучах рассветной багряницы.
И щебет ласточек звенит
Победной песнею небесной,
Елеем аромат разлит
В воздушной горнице воскресной.
Спешит к заутрене пчела,
Свой взяток погружая в чашу
Медовой патоки… Тепла
Моя обитель. Где-то краше,
Я знаю, в мире есть места,
Но мне дороже всех на свете
Приют, где каждого листа
И роз, и виноградных плетей
Была виновницей сама,
Их черенки втыкая в землю.
И, если ждёт меня сума,
Иной я доли не приемлю,
Как, сросшись с каждым корешком,
Остаться в этом поднебесье,
Где с новым пройденным шажком
Всё дальше злое мракобесье
Всех, кто стремился разорвать
Мой разум волею нездешней,
Поставив Каина печать
На путь мой пагубный и грешный!

«Колокольчик звенит на улице…»

Колокольчик звенит на улице,
Выкликает кого-то в путь.
Чёрный конь над травой сутулится, —
Цепь копытом не разомкнуть.
Он тут целую ночь на привязи,
Запечатан холмистой тьмой…
Тени влажные тащат слизнями
Из низины туман речной.
Конь ушами трясёт, тревожится
И вздыхает, как человек,
А туман всё плотней творожится
И секунд замедляет бег.
Колоколец гранит звучание
И теряет в пространстве звук…
И всё явственнее молчание
Тишины, что кружит вокруг.

«Мне титулов и званий не снести…»

Мне титулов и званий не снести,
Таким, как я, от званий просто плохо.
Да и куда прикажете расти,
Когда не любит выросших эпоха.
Эпохе что, она – одна из тех,
Кому, увы, неведомо прозренье.
Ей характерен смех, но не успех,
А крик и вой ей заменяют пенье.
Когда-то в прошлом было всё и вся,
Мы – лишь неяркий отсвет в зазеркалье.
Спасителя о милости прося,
Едва родство не празднуем шакалье.
Под спудом дух таится? Этот спуд
Давно лежит плитою неподъёмной,
И, как тот дух ни кличут, ни зовут,
Он мирно спит, забывчивый и скромный.
Мы – дети лжи, виновные в грехе
Размена страха Божья на пороки.
Мы исстари нуждались в пастухе,
И он пришёл, властительно-жестокий,
Как хитрый князь над сутью вековой,
Упавший в тартар без стыда и боли,
И мы за ним прошествуем тропой
Широкой прямо к вечности в неволю.
Там стон и ужас тех, кто жил до нас,
Их толпы толп, десятки миллионов,
Чей разум чах над златом и угас
Под действием божественных законов.
Боялась я не вдруг сойти с ума,
Устав не быть как все промеж безумцев,
Но счастье есть, – пуста моя сума,
С богатством предпочла я разминуться.
Как тесно мне дышать среди людей,
Чьи помыслы читаю без усилий!
Пусть волосы мои снегов белей,
Но думы за признаньем не носили.
Мне хочется в ребячестве души
Найти чуть-чуть свободного пространства,
Чтобы пред собой хоть в чём-то согрешить,
Забыв своё былое постоянство.
Я в моралисты точно не гожусь,
Но, отрицая грязь и бестолковость,
Я столько лет над разумом тружусь,
Что глупость мира для меня не новость.

«Июль, июль, где алгебра твоя…»

Июль, июль, где алгебра твоя,
В межзвёздных полустёртая пустотах?
Ты потерялся в дебрях из дождя,
Забылся каплей сна в пчелиных сотах.
Ты больше не греховен, словно джаз,
Ты не чудишь остротами творенья,
Закрыло солнце глаукомный глаз,
И цепь из туч расположила звенья
Неровной вязью, рваной чередой
По всей твоей печальной ойкумене…
Ты замер, словно страх перед бедой
Тебя сковал, или в больном колене
Внезапный ступор крахом пригрозил
Твоих надежд, грозы рассыпав стоны,
И ты своих былых лишился сил,
Смотря туда, где дышит Йеллоустоун…

«Обязательно в жёлтом платье…»