Илья Эренбург - Война. 1941-1945 (сборник)

• Название: Война. 1941-1945 (сборник)
• Автор: Илья Эренбург
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-096676-9

Эта книга вобрала в себя двести статей из полутора тысяч, написанных Эренбургом за четыре года войны. Репортажи, листовки, фельетоны, обзоры адресовывались в основном бойцам фронта и тыла и были подчинены единственной цели: помочь стране победить врага. Эренбург работал ежедневно и на износ. Его тексты печатались в центральных газетах, звучали по радио, выходили брошюрами и книжками. Их знала и ждала вся страна – от солдат до маршалов, от рабочих до крестьян. Параллельно сообщения писателя выходили и в антигитлеровских странах Америки и Европы, где также были популярны.

Собранная вместе публицистика Эренбурга дает пунктир главных событий на советско-германском фронте в 1941–1945 годах и показывает весь ужас войны, из которой народы СССР вышли победителями.

---

Забыты и куры и Эрика. Он впадает в сомнения:

«Почему у меня не может взять верх спокойное, счастливое настроение? У всех солдат то же самое. Мы всегда чего-нибудь ищем. А что? Покой? Музыку? Любовницу? Я даже не могу сказать, что именно. Самое лучшее, когда спишь: тогда ни о чем не думаешь…»

Так начинается протрезвление. Всем этим воякам смертельно надоела война, хотя из них мало кто воевал по-настоящему. Хорст Шустер начинает думать, хотя в «памятке» немецкого солдата написано черным по белому: «Немецкий солдат никогда не думает, он повинуется». Тяжело для непривыкшего человека думать, и Шустер пишет: «Нас медленно доводят до сумасшествия».

А Гитлер тем временем подготовляет очередной поход. Идет военная суматоха. Шустер пишет:

«Маршировать. Маршировать. Топаешь, как баран, и ничего не знаешь ни о положении, ни о целях. Это неправильно… Похоже на то, что опять что-то начинается. Одни говорят – Испания, другие – Ливия. Во всяком случае не на Англию…»

На месте Гитлера, прочитав такой дневник, я испугался бы – подумал, что унтер Шустер, посредственный человек, повторявший все глупости начальства, вдруг понял, что он «баран»!..

Гитлеровцы захватывают Балканы. Хорст Шустер сидит в тылу. Он упоен победами, он блеет, как баран. Но впереди его ждут горшие испытания.

12 июня Шустер со своей частью направляется в Восточную Пруссию. Они проезжают мимо деревень, населенных еще не истребленными поляками, и Шустер огорчен дурным отношением поляков к захватчикам. Наконец он в пограничной деревушке. Он чувствует – что-то надвигается. Ему не говорят что. Он пишет 16 июня:

«Атмосфера как-то сгущается. Мы перестраиваемся на военный лад. Где мы будем завтра?.. От нас до русской границы тринадцать километров».

Следующая запись короткая:

«22 июня. 2 часа 30 минут пополуночи. Нас разбудили. Вперед, в Россию!»

«Бараны» пошли…

Затем Шустер пишет под Двинском:

«Мы находимся в очень серьезном положении, так как русские на нас наступают…»

Следующая запись 5 июля:

«Мы много маршировали, мало спали. Только вчера нас, наконец, снова моторизировали. Русские нас угостили бомбами. Нашей роте пока что посчастливилось. Атмосфера опять сгущается, готовится что-то новое. Только весь вопрос – что именно?..»

Хорст Шустер, унтер-офицер 8-го полка 3-й мотомехдивизии, попал в плен. Он может сказать, что ему лично «посчастливилось». Он не ожидал такого благополучного конца. Одно дело есть во Франции жареных кур, другое – маршировать, когда на голову падают русские бомбы… Может быть, в плену Хорст Шустер задумается всерьез? Может быть, он поймет, как его обманывал Гитлер?

Немецкие солдаты даже не знали, против кого идут воевать… Это – автоматы с невестами и с пулеметами. Конечно, можно их очеловечить, научить думать, сделать из них людей. Но для этого нужно очень много бомб. Когда Хорсту Шустеру было хорошо, он ел курицу и кричал «ура». И впервые задумался, когда ему стало плохо. Поход на Советский Союз станет начальной школой для миллиона баранов.

16 июля 1941

17 июля 1941 года (Москва в эти дни)

Я принадлежу к поколению европейцев, которое видит не первую войну. Я был в Париже в 1914–1917 гг., в России в эпоху гражданской войны, в Мадриде и Барселоне под немецкими бомбами. Я был в Париже, когда в него вошли германские дивизии. Я видел прошлой осенью унылый военный Берлин. Я знаю, как искажает война лицо и душу городов. Может быть, поэтому я не могу наглядеться на Москву – я горд ее выдержкой. Все понимают, как велика угроза, – нет ни беспечности, ни хвастовства. Но нет и страха. Суровые, спокойные лица.

Стоят невыносимо жаркие дни. Люди одеты по-летнему.

У женщин много хлопот: затемнили дома, оклеили стекла матерчатыми полосками. Все проходят занятия по противовоздушной обороне. В домах дежурства жильцов. Повсюду мешки с песком. Москва готовится, и «хейнкели» не застанут ее врасплох.

Одной из первых забот было отослать детей подальше от крупных центров. Один за другим уходят поезда с детьми. Уехали школы, детские дома. Вот поезд с детьми писателей, вот другой – с детьми железнодорожников. Кажется, не видал я города, где было бы столько ребятишек, они вместе с воробьями заполняли гомоном московские переулки. Теперь воробьи остались без товарищей.

С детьми уехало много матерей, не связанных работой с Москвой. Знакомый печатник вчера мне сказал: «Работать легче – отослал моих в деревню. Если прилетят немецкие стервятники, не будет мысли: а что с ними?..»

Старикам советуют уехать в провинцию, в деревню. Некоторые уехали. Другие обижаются. Один старичок мне сказал: «Какой же я инвалид? Я могу что-нибудь охранять. Вот возьму и поймаю парашютиста – увидишь».

По улицам проходят ополченцы. Это подлинная гражданская армия. Таких на парад не выведешь… Но они полны решимости, им не страшны испытания. Вот, может быть, ключ к выдержке Москвы: этот город много пережил – сорокалетние знавали и артиллерийский обстрел домов, и голодные годы. Их нелегко запугать.

Сегодня ввели продовольственные карточки. Впервые Москва их узнала в эпоху гражданской войны, вторично – в годы первой пятилетки. Теперь – нормы большие. Люди говорят: «Всего не заберешь…» Нет ни удивления, ни суматохи.

В немногих открытых летом театрах играют патриотические или антифашистские пьесы. Зрители подчеркивают аплодисментами монологи героев. У зрителей муж, брат или сын сейчас на другом театре – военных действий.

Испытание сблизило всех. Прежде в трамвае москвичи частенько ругались. Теперь не услышишь обидного слова. Вечером все стоят или сидят возле домов, обсуждают события, рассказывают: «От мужа открытка с фронта…» Черные окна – город ночью кажется пустым, но в нем миллионы сердец бьются горем, гневом, надеждой…

Коричневая вошь

По дороге плелись французские крестьяне, согнанные немцами с земли. Увидев их, горожанка сказала: «Злые люди», – она показала на беседку, где закусывали немецкие офицеры. Тогда старый крестьянин сердито сплюнул и ответил: «Это нелюди! Это – вошь! Коричневая вошь!»

На крестьян Европы обрушилось неслыханное горе, хуже мора, хуже засухи, хуже смерти – пришли гитлеровцы. Сначала они все сожрали. Они отбирали хлеб и скот, кур и картошку. Это было приготовительным классом разбоя. Затем началось «наведение порядка».

Французские крестьяне департаментов (областей) Мозель, Мерт-э-Мозель, Вогезов, Нижнего и Верхнего Рейна узнали на себе, что такое «новый порядок». В зимнюю ночь крестьян разбудили гитлеровские штурмовики: «Убирайтесь…» Крестьяне спрашивали: «Почему?» Гитлеровцы отвечали: «Теперь это наша земля». – «Куда мы пойдем?» – «Это не наше дело. Живо, чтобы вашего духа здесь не было!..»

Сотни тысяч крестьян были выселены. Они ничего не могли увезти с собой. Все добро досталось гитлеровцам. А хлебопашцы, виноделы, садовники пошли по миру.

В Чехословакии гитлеровцы проделывают то же самое. В феврале этого года двадцать девять деревень в районе Эльбы были «очищены от жителей». Гитлер решил наградить чужой землей сотню своих головорезов.

Всего откровеннее ведут себя немцы в Польше. Около миллиона польских крестьян отправлено в Германию. Губернатор Люблина герр Зорнер хвастливо заявил: «Я угнал в Германию сорок шесть тысяч польских крестьян, пятнадцать тысяч женщин».

Из Померании и Познани польские крестьяне выселены. Те, что остались, обращены в рабов. Выселили свыше миллиона душ. Шведский журналист, видевший эшелоны выселенных, писал: «Они сидят неделями в теплушках. Теснота такая, что едва можно шевельнуть рукой или ногой. Многие умирают от голода и жажды. Если измученные люди на какой-нибудь станции протягивают руки захлебом или водой, солдаты бьют их прикладами по рукам, стреляют. После каждой такой поездки из вагонов вытаскивают массу трупов».

Тех, кто осмелился протестовать против выселения, гитлеровцы повесили на площадях – «в назидание».

Рабы должны работать на немцев, повиноваться им во всем. Немецкие помещики не подчинены общим законам. Они могут накладывать на рабов «легкие наказания» без суда. Рабы не имеют права выходить на улицу позже восьми часов вечера. Заходить в магазины они могут только до полудня. Утром, приезжая в город, они не имеют права пользоваться трамваем. В Познани поселили сорок пять тысяч немецких колонистов; они получили землю, инвентарь, дома, мебель выселенных поляков.

Дети рабов не должны учиться. Губернатор Торуна заявил: «Копать картофель и подметать улицы можно и без образования», – школы были закрыты.

В мае этого года один немецкий барон из-под Гдыни разгневался – околели три датские свиньи. Барон приказал выпороть служанку – восемнадцатилетнюю польку. Девушка повесилась. А барону прислали из Дании новых свиней…

Однако и Франция, и Польша, и Чехословакия, и Югославия были для людоеда только закуской. Он давно облюбовал себе жирный кусок – Россию. Он говорил об этом в своей книге «Майн кампф». Он обдумывал разные способы уничтожения русского народа. Его советники представляли проекты: выселение русских в Азию, раздельная жизнь русских мужчин и женщин, чтобы довести народонаселение до минимума, использование русских как рабочей силы вне России. Гитлер хочет освободить русскую землю от русских людей. Коричневая вошь ползет на наши поля и сады.