Анатолий Зарецкий - В Крым на велосипедах

• Название: В Крым на велосипедах
• Автор: Анатолий Зарецкий
• Жанр: Русское современное

На одном из пляжей задержались, решив искупнуться перед дорогой. – Идите отсюда, – подошел абориген с красной повязкой и суковатой палкой в руке, – Здесь дикарям нельзя. Здесь санаторий. – А где можно? – спросил его. – Думаю, нигде, – оптимистично заявил тот. – Бред какой-то. Море рядом, а купаться нельзя. – Покупайте путевки и купайтесь. А дикарям нельзя, – повторил он свое заклинание. – Сам ты дикарь, да еще с дубиной! – рассмеялись мы и тронулись в путь, подальше от цивилизованных дикарей.

---

То ли мы пошли другой дорогой, то ли к другому санаторию, но вдруг вышли из парковых зарослей на открытое возвышенное место.

– А вот и море, – остановился Василий Георгиевич и широко развел руки, словно захотел разом обнять весь этот огромный мир.

Я взглянул и задохнулся от восторга – передо мной, до самого горизонта расстилалось нечто, доселе невиданное… Море!..

Слова пришли лишь через много лет. Но, сочиняя стихи о лете, я всегда видел перед собой именно ту картину, которую тогда, тем памятным утром, увидел впервые:

Волны синего моря
Мне сегодня приснились.
О могучие скалы
Они с шумом дробились.

Серебристым потоком
Брызги к небу взлетали.
Отражалось в них солнце
И лазурные дали.

Те безбрежные дали,
Где незримой чертою
Небо словно сливалось
С голубою волною.

Там, за синим простором,
В море солнца и света,
Неизвестные страны —
Страны вечного лета.

Мариуполь

«Безмолвное море, лазурное море, стою очарован над бездной твоей. Ты живо, ты дышишь», – вдруг всплыли в памяти строки, как нельзя кстати, подходящие моменту. Жаль, забыл и автора, и продолжение. Завороженный, я застыл, как сомнамбула, на вершине холма санаторского парка. Надо мною бездонное небо, а впереди – такая же голубизна, вплоть до самого горизонта, где, казалось, высокий небосвод утонул в морской пучине, а та невероятным образом вздыбилась до самых небес. Ощущение, что стою на краю «земной тверди», плывущей неведомо куда по безбрежному «морю-окияну» на трех библейских «черепашках»…

«Чайка крыльями машет, за собой нас зовет», – звонким мальчишеским голосом запела ошалевшая от радости душа… Вот только чаек отсюда не видать – далековато…

«Белеет парус одинокий в тумане моря голубом…» А это уже послание через века от любимого поэта Лермонтова… Увы, туман моря голубого чист аж до самого горизонта – на всей акватории ни суденышка, ни скромной лодки рыбака…

«Простор голубой, земля за кормой, гордо реет над нами флаг Отчизны родной», – прозвучал, конечно же, и мой любимый «Марш нахимовцев». Вот он, простор голубой! Я вижу его наяву, а ни годами представляю лишь мысленно! А вся Земля – это мой корабль… Я – рулевой, Великий Мореплаватель, устремивший его в бесконечные просторы Вселенной…

– Толя! Ты шо, уснул? – вернул в реальность Василий Георгиевич, – Чи ты моря николы нэ бачив?

– Чи ни, – только и ответил ему.

– Пойдем, Толя!.. Побачишь ще. Никуды воно нэ динэться, а я на работу опоздаю, – окончательно развеял волшебные чары отец Толика Беленького.

Вздохнув, огляделся. Запомнить бы это местечко, чтобы приходить сюда хоть изредка.

– Ладно, пошли, – согласился с ним, и петляющая тропинка повела нас куда-то круто вниз в густую чащобу невероятно колючего кустарника.

– Обэрэжно, Толя, нэ зачэпысь, – предупредил провожатый. Вовремя предупредил – уже черкнул рукой, хорошо хоть неглубоко.

Попетляв минут десять, вышли, наконец, к санаторному корпусу. Тот ли это корпус, куда попал ночью, или нет, так и не понял. В свете дня все выглядело иначе и не столь таинственно.

Мы прошли в кабинет администратора.

– Давайте ваш паспорт, – попросила дама в белом, как у врача, халате.

– Нет у меня паспорта, – ответил ей.

– Забыли?! Как же так? Ехали в другой город и без документов?

– У меня его вообще нет. Я еще школьник.

– Школьник?.. Георгич, а как же я его оформлю? – растерялась дама-администратор.

– А ты запиши моим сыном. Его тэж Толиком зовут, – предложил отец Толика Беленького.

– Все одно, нужен документ.

– Ну, ладно, принесу его метрику, якщо знайду.

– Та зачем она мне? Он же у тебя взрослый, у него паспорт должен быть, а не метрика.

– Нэма в нього паспорту. Вин же военный.

– Та знаю… Шо будем делать, Георгич?

– Тоди запиши, шо вин мий младший, и тэж Толик. Тилькы нэзаконный. Из Харькова, – неожиданно выдал Василий Георгиевич.

– Незаконный? – удивленно спросила дама-администратор.

– Ну, да. Был грешок, – твердо ответил тот, добродушно хлопнув меня по спине.

– Ладно, Георгич, шо з тобою робыты… Так и запишу, харьковский сынок нашего Дон Жуана из Мариуполя, – рассмеялась дама-администратор.

Так я стал Толиком Стаскевичем из Харькова – младшим сыном Василия Георгиевича.

– Ну, прощевай, сынку. Мне на работу пора, – пожал он руку и вышел из кабинета.

Меня вписали в множество каких-то журналов и, наконец, повели на третий этаж, где показали чудесную комнату. Там я расстался со своим чемоданчиком, и мы направились в столовую. Утомленный обильным угощением у Стаскевичей, от завтрака отказался и лишь издали познакомился со столом, где будет мое постоянное место.

– Перед обедом зайди к врачу. Не забудь, – закончила инструктаж дама-администратор.

– Зачем? Я не болен, – ответил ей.

– Так положено!.. Раз уж попался, Стаскевич младший, живи по нашим законам, незаконное дитя, – насмешливо хихикнула она…

Вернулся в комнату. Раздвинув шторы, обнаружил дверь на широкую лоджию. Какая красотища!.. Балконы были только у моих друзей, а от нашего балкончика в маленьком домике дореволюционной постройки давно остались только две балки-рельсины и заложенная кирпичом дверь…

С лоджии виднелся лишь небольшой клочок моря с множеством кранов на берегу. «Морской порт», – догадался я. Прямо у корпуса – асфальтированная площадка, от которой волнами поднимался горячий воздух. Вдоль площадки – садовые скамейки, приютившиеся под кронами высоченных акаций, образующих тень, но скрывающих море. Жарко…

Глянув на часы, понял, что до визита к врачу успею сходить на море. Оставив в чемоданчике лишь полотенце и плавки, с необъяснимым трепетом отправился на первое свидание с безответной любовью детства и юности…

– Ключи оставь! – остановил уже знакомый вахтенный цербер, – А-а-а, это ты, дедушка?! А говорил, к Стаскевичам, – узнала она меня.

– Я и есть Стаскевич! Его младший незаконный сын.

– Та ты шо!.. То дедушка, то сын. Не крути, хлопец. Я его сына знаю. Выкладывай все, как есть, – вскочила она со стула и шустро направилась ко мне. Глядишь, еще не выпустит.

– Спросите у администратора, а я пошел – некогда мне тут с вами лясы точить, – сделал ручкой тетке, изнемогавшей от праздного любопытства.

– Ишь ты какой! Я еще ночью поняла, что ты не простой хлопец. Ишь, дедушка он незаконнорожденный… Ключи не дам, пока все ни расскажешь! – услышал ее голос уже в дверном проеме.

«Точно концлагерь. Вот и на допрос чуть ни попал», – подумал, направляясь к знакомой лестнице…

И вот я на площадке, откуда впервые поприветствовал невидимое в темноте море. Теперь вижу… Вот только отсюда оно не небесно-голубое, каким виделось с холма, а изумрудно-зеленое, поблескивающее на солнце мелкой рябью своих волн. Оно – хамелеон, имеющий в запасе великое множество лиц и открывающий свою неповторимую красу постепенно и не всякому-якому, а лишь обожающему его беззаветно…

А вот и знакомые ажурные ворота, шоссе, одноколейка железной дороги и скромная набережная, еще хуже, чем у харьковской Лопани, где загорал, готовясь к этой поездке. Да и море отсюда какое-то серенькое, как обе наши речушки. А пляж – вообще смехотура. Полоска грязного песка, шириной метров пять, сплошь усеянная загорающими, скрытыми от посторонних взоров бетонной стеной набережной.

Но море обиженно шумело, мерно накатываясь на берег, и я простил ему береговую неустроенность. Здесь делать нечего, и я пошел вдоль набережной к каким-то синим будочкам, видневшимся вдали.

Минут через пятнадцать вошел на огороженную территорию чудесного пляжика с желтеньким песочком, кабинками для переодевания и грибками от солнца. Вот только от обилия отдыхающей публики некуда было деться.

Приглядевшись, обнаружил, что преобладают женщины и дети разных возрастов. Отметив несколько ровесников, успокоился. Лишь у самой кромки прибоя нашел подходящее место, бросил чемоданчик и разделся.

Теперь только вперед! Разогнавшись, сходу нырнул в свободное от людей пространство и тут же уперся руками в дно. Вынырнув, встал. Воды – чуть выше колен, но она соленая, морская! К тому же теплая, как парное молоко… Да тут можно плавать руками по дну, как в детской колдыбане, если бы ни какие-никакие волны. Они подхватывали на мгновение и вновь опускали на место. А стоило опустить лицо в воду, и волна накрывала с головой. Отметив, что в волнах легче плавать, двинулся к буйкам, ограждавшим доступное простым смертным водное пространство. Лишь у буйков глубина оказалась чуть выше пояса. Немного поплавав вдоль буйков, вышел на берег.