Ипатий Лютый (Казанский) - Сказки русского мира (беспощадные, но со смыслом)

• Название: Сказки русского мира (беспощадные, но со смыслом)
• Автор: Ипатий Лютый (Казанский)
• Жанр: Публицистика
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-03-7398-3

«Сказки русского мира» – книга, которая в самое ближайшее время развалит российскую путинскую квазиимперию, потому что бьет прямо под дых, если изволите, метит в сакральные места и псевдодуховные скрепы, разрушая пропагандистские мифы, советские и постсоветские клише и штампы, наносит ответный удар подлости, хамству, лжи, лицемерию, которые воцарились как на царском троне, так и в душах царских подданных и правят свой бал в стране, которая все дальше и дальше отдаляется не только от цивилизованного мира, но и от элементарных правил приличия, с каждым днем все больше напоминая зарвавшегося гопника, который, нацепив на адидасовский костюм георгиевскую ленточку, орет про «крымнаш», «дедывоевали», «укроповжечьнапалмом» и «америкуврадиоактивныйпепел».

Предупреждение: эту книгу следует читать осторожно! Возможен культурологический шок! Запрещено читать людям без чувства юмора!

---

И называют сие чадо Евпатием в честь убиенного мужа ея, витязя славного Евпатия Львовича Коловрата.

И растет то чадо, ничтоже сумняшеся, молоко из цицки до пяти лет беззаботно попиваючи, с мамками-няньками в вольном граде Новгороде, куда Марфа от Орды из Киева утекла.

В пять лет украл малец Евпатий на кухне ножичек острый да котенку молодому двух недель от роду бошку и отнял.

«Хотел, – говорит, – посмотреть, что из этого выйдет».

Любопытный, ишь, шалопай.

Недаром люд русский называют «ленивым и нелюбопытным». Потому как лучше так. Ведь если лень свою русский детина победит да, не дай боже, чем еще заинтересуется – всё, конец! Революцию какую или бунт учинит. Полетят головы, реки крови прольются. Познает инфантильный бугай окружающую его действительность. А как кровью умоется, печенку из-под самого сердца выблюет, сядет на печи, заплачет и думу черную думает: «Что же это я подлец наделал? И в кого же я такой уебищный, что ни одно дело до пути довести не могу?»

Ну вроде же европеец, ну вроде же белый! Ан нет! Это нутро азиатское, кочевое, варварское в нем клокочет. Встанет, крикнет громким голосом от отчаяния и безысходности: «Пропади ты все пропадом!» – да в омут с головой и кинется. Однако не утонет. Мудрому человеку понятно, по какой причине. Потому что русский народ непотопляем! Как и то, о чем вы подумали. Но к делу!

После убийства котенка безвинного много еще ужасов совершил Евпатий во младенчестве: муравейники бензином жег, голубям лапы отрывал, птенцов живыми в печи запекал, а жаб и мышей препарировал без меры. Рыбок золотых, бесценных, говорят, желания исполняющих, из мамкиного аквариума повыловил и наслаждался, как они без воды задыхаются.

И не было ему большего удовольствия, как вид мучающейся перед смертью твари.

В отрочестве же, лет с девяти, когда елда у него прочно вздыбилась, начал и на баб внимание обращать.

Сперва изнасиловал няньку свою старую, беспомощную, инсультом разбитую. Хоть и мычала та что-то, правой частью лица знаки какие-то подавала, засадил ей Евпатий по самые, как говорят, помидоры, во все имеющиеся отверстия. И только потом понял, на что намекала старая ведьма, глазом своим слезящимся быстро помаргивая. Хотела, чтобы перевернул ее на живот, на колени поставил и со спины взял.

«Так для ребенка лучше, удобнее, чем на харю мою старую во время коитуса смотреть!» Вот же добрая душа, Арина Родионовна!

С тех пор начали за глаза его называть Ебатий Каловрат.

Всех греховных похождений добра молодца с той поры и не пересказать. Обратимся только к самому главному в его биографии.

Случилось это ни много ни мало лет эдак семьсот пятьдесят тому, когда Ебатию уже лет за двадцать перевалило.

Как-то возвращался он в близкую его сердцу Мокшу из поруганного им же Чернигова лесами дремучими, белорусскими в которых даже партизаны былинные еще не водились.

Забрел в такую топь да глухомань, что от ветвей косматых день ночью казался. Глядь: впереди просвет виднеется, а за ним – полянушка. А на полянушке избушка стоит на курьих ножках, задом к нему повернутая.

Хотел, было, воспользоваться этой уже привычной ему женской позицией, да вдруг избушка сама по себе развернулась, а из нее Баба-Яга на крыльцо – шасть! А страшная такая! Похлеще Ирины Аллегровой будет.

«Так и так, – говорит, – добрый молодец, видела тебя в шаре волшебном, знала, что ко мне приближаешься, ибо наша встреча судьбой предопределена. А коли исполнишь мое желание, открою тебе тайну бессмертия!»

Ухмыльнулся богатырь, шелкову бородушку погладил, ногу из стремени выпростал и говорит бабе:

– Знаю, старая блядь, все твои желания! Доставай презервативы, чтоб заразы от тебя какой не подхватить, ибо оченно мне тайну бессмертия узнать хочется!

Совершили они тогда противоестественный половой акт. Понравилось бабе.

– Ну, – говорит Каловрат, – теперь и ты свое обещание исполняй. Открывай тайну моего бессмертия!

А Баба-Яга все юлит, от прямого ответа уходит. Стыдно ей, мол, такой срам в очи витязю говорить.

Тогда привязал ее Ебатий к стулу дубовому, выточил осиновый кол и в промежность загнал. Завыла, застонала старая ведьма, множественный оргазм получила, да только в лицо ему от счастья рассмеялась.

Видит богатырь: не работают эти европейские книжные схемочки.

Решил тогда Бабу-Ягу интеллектуально унизить. И давай ее губы, гелем накачанные, сиськи силиконовые, жопу подтянутую высмеивать, да убогость обстановки, основу которой составляла фейковая китайская мебель. Но больше всего он прикалывался над фотографиями, где она красовалась на фоне турецких и египетских курортов со всеми этими верблюдами, кальянами, ресторанами да капитанами яхт на фоне Анатолийского побережья.

Не снесла этого ведьма. Обиделась.

– Ну, раз так, – говорит, – открою тайну твоего бессмертия. Ибо думала, ты приличный молодой человек, а ты мажор, циничный ублюдок и маменькин сынок. Так вот, слушай: быть тебе бессмертным, если ты собственного отца поимеешь!

Сказала, как отрезала.

– Ты чего, бабка, Фрейда обчиталась? – возмутился богатырь, а потом сел и закручинился.

Не знал ведь Ебатий правды всей, которую ему мамки-няньки рассказывали. Говорили, что он сын самого Евпатия Львовича, который в 1238 году от рук монголо-татарских фашистов погиб под Вязьмой. Да только год рождения у него в метрике записан 1241-й. Не складывается что-то. Не могла меня реально мамка три года в брюхе носить.

– Так отец же мой на Вязьме-реке, возле Ржева погиб?

– Обманули тебя, сиротинушка! Жив твой отец. Вот теперь тебе и загадка непростая, жизненная: отыщешь его, поимеешь противоестественным путем, значит, быть тебе бессмертным. А нет – так на себя и пеняй! Сгниют твои кости в безымянной могиле где-нибудь на территории былинной Новоросии. И поделом. Ибо ты моральный урод еще тот!

Вот такое продолжение трагедии.

На том диалог и закончился.

Хватил Каловрат старуху по голове боевым топором. Деньжонки кое-какие мелкие стырил, сел на коня и укатил себе восвояси оченно душевно мучаясь и задаваясь вопросом: «Пидар ли я галимый или право имею собственного отца отыметь?»

По мотивам этой истории Федор Михайлович Достоевский шестьсот лет опосля роман свой наиизвестнейший напишет «Преступление и наказание». Но это к делу не относится!

Долго ли коротко ли путешествовал Ебатий Евпатиевич землями мерскими, чудскими да мокшанскими, землями дикими угро-финскими, что потом Московиею стали зваться. Промышлял там грабежами да убийствами, мелкую утварь, «Мерседесы» старые да «беемвешечки» у народа местного отжимаючи. Сбывал их у барыг зазнобливых за какую копейку несчастную. А как деньжонок подкопил, так в вольный град Новгород погулять и пожаловал.

Три дня и три ночи гудел добрый молодец, в казино да ресторациях бесчинствовал.

«Гитлер капут!» – орал до изнеможения, танцевал голым с официантками, нюхал гадость белую кокаиновую, музыкантам сыпал под ноги стодолларовыми купюрами, чтобы тешили душу «Бутырочкой», «Муркой», «Золотыми куполами» да песнями старыми душевными, «Надежда» и «Яблони в цвету» называются.

Как пропился, прогулялся до изнеможения, так к мамке своей, что в монастыре жила Святого Успения, и наведался.

Сначала спросил ее по-хорошему:

– Где богатства монастырские прячутся?

Отказала ему матушка в ответе. Тогда гвоздями к стенке прибил ее рученьки да уже начал выпытывать посерьезнее.

Все молчала, терпела старая женщина, кровью праведной обливаючись, а потом и сказала сыну-извергу правду горькую, жестокую:

– Согрешила я по молодости со Змеем проклятым, со Тугариным. Силой взял меня супостат под Киевом. Тогда то и надо мне было с кручи днепровской головой вниз кинуться. Да слабовольною была, слабохарактерной. Не посмела учинить над собою лихое. И дитя уж, то есть ты, гад ублюдочный, в сердце и печеночку меня ручками да ножками своими поколачивал. Утекла тогда в вольный град Великий Новгород. Думала жизнь переписать, начать ее с листа нового. А оно вона как всегда получается! Догоняют тебя грехи старые. Гвоздями к стенке приколачивают да люто не по-детски измываются!

– Что ж ты, курва-мать, от меня правду-то скрывала? Все брехала, будто носила меня три годика. Все терпела-ждала из похода мого батюшку? – заметался в истерике Ебатий Евпатьевич. – Вот оно как оказывается: что отец мой не славный белый человек, воевода рода Каловратова, а узкоглазое колченогое уебище, что Тугариным-Змеем зовется!

Разозлился тогда он нешуточно. Расходился весь. Будучи под воздействием синдрома посталкогольного, в белой горячке да в легком наркотическом опьянении грех совершил непростительный. Порубал на куски свою матушку, а опосля сел и горько закручинился.

«Ебать-копать, – думает, – вот и дожился! Узнал, блеать, тайну своего бессмертия. Значит, мне самого Тугарина нужно выебать, чтобы русским Мак-Лаудом сделаться! Это задачка во всех смыслах былинного богатыря достойная!»