Коллектив авторов - Стороны света (литературный сборник №16)

• Название: Стороны света (литературный сборник №16)
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Русское современное

Ежегодный литературный сборник «СТОРОНЫ СВЕТА», №16. Редактор-составитель Ирина Машинская. Нью-Йорк: StoSvet Press, 2016. Storony sveta Literary Annual, #16. Editor: Irina Mashinski. New York: StoSvet Press, 2016. ISBN: 978-1-365-09201-5 Литературный проект "СтоСвет"/ The StoSvet Literary Project: www.stosvet.net Отметив своё десятилетие, литературно-художественный журнал «Стороны света» становится ежегодным литературным сборником и с этого номера начинает выходить и в печатном, и в электронном виде.

---

1985–1987

Марк Зильберштейн НОЧНОЙ ПЕЙЗАЖ С ПУТНИКОМ

* * *Александру Карабчиевскому

Есть память о несбывшемся – она
неотделима от пережитого
и в назидание сохранена.
В ней, как в смоле застывшей, – имена
и образы, один нежней другого.

Ты нынче вспомнишь всех наперечет —
и словно целое двадцатилетье
в воронку временную утечет:
река… и снег… и явственно влечет
к той девушке, которой нет на свете.

Мы расселились в странных городах:
они подобны прежним только небом —
и, в собственных запутавшись годах
(о, да продлятся наши дни в трудах!),
грустить ли нам о том житье нелепом?

И если вдруг знакомая черта
проглянет в людях, что повсюду схожи,
очередную ложку мимо рта
достойно нужно пронести, без дрожи.
Ведь эта дверь надежно заперта,
и в наше прошлое они не вхожи.

Январь 2009

На смерть С. Герзона

И дни прибавились, и годы приросли:
прошел, как облако, апрель медоточивый.
Мы в одиночестве, мы – на краю земли.
И сражены внезапной перспективой.

Mы вмиг состарились – лишь начинали жить;
и время, и страна – все вдруг переменилось,
а то, чем искренне хотели дорожить, —
химера иль утраченная милость.

За сочетанием знакомым: «прошлый век»
стоит наш собственный, регалий не имея…
Казенный плакальщик, наемный человек,
просил за нас прощенья у Сергея.

Он мудр по должности и скажет обо всем.
А мы беспомощны: как осознать такое!
Кто мы? Откуда мы? И что в себе несем?…
Не будет нам ни мира, ни покоя.

Ушедшие от нас прекрасны навсегда.
Как в мифах греческих, их молодость продлится.
Но дней растянутых глухая череда
черты стирает, сглаживая лица.

Из века прошлого разбитый тарантас,
идем в небытие, обрюзглы и сутулы.
Ушедшие от нас опередили нас.
Их лбы чисты и безупречны скулы.

Июнь 2009

Зрительные образы

Чужая жизнь дразнила и влекла,
и, на себя их внешность примеряя,
я в них гляделся, словно в зеркала,
ничем себя от них не отделяя.

Высматривая стройных, молодых,
касаясь их своим несытым взглядом,
я был не с ними, а – одним из них,
и числился по спискам где-то рядом.

Как долго это длилось? Был ли срок
отпущен мне на праздные слиянья?
О неизжитый юности порок:
я времени не чувствовал дыханья!

Ведь никого Всевышний не отверг.
Что – судьбы мира, корчи государства?
Я знал во вторник, что грядет четверг,
а в пятницу окончатся мытарства.

Так было… Но потом возник провал:
я вдруг утратил навыков начатки
и больше их уже не узнавал —
вчерашних раздражителей сетчатки.

Их контуры размыты с неких пор:
разрушился состав старинных масел,
и встроенный оптический прибор
пропорции их лиц обезобразил.

Декабрь 2009

Ночной пейзаж с путником

Человек исчез – как не бывало:
он спешил к невидимой черте,
и молитвенное покрывало
белое мелькало в темноте.

Мягкие на ощупь тамариски
закрепляли спящие пески.
Редких звезд серебряные брызги
помечали купола куски.

Небо чуть светилось, колыхалось
над неровной кромкою холмов:
за грядою шевелился хаос —
первобытный, из других миров.

Мой собрат пошел общаться с Богом.
Деревца оставив на ветру,
он бредет сейчас зеленым логом…
Что предстанет таковым к утру.

Январь 2010

Юбилейные строфы(как этот день)Е. В. Бялик

Пылал – и становился пеплом;
истлев, пропал за горизонтом.
Спешил он вслед собратьям беглым,
сгоревшим так же нерезонно.
И вот: на темном небосводе
мерцают хрупкие частицы,
и роль исчезнувших в природе —
присутствуя не возвратиться.

Великая библиотека!
Соблазн для нашей мысли тленной! —
вдруг разменявшие полвека
мы смотрим в прошлое вселенной…

Следя за точкой сигареты,
за облачком, за струйкой дыма,
ты не услышишь стук кареты:
грань времени непроходима.

И так растительно-бездумно,
из неизвестного предела,
под покровительством Вертумна
течет изменчивое тело.

Оно проходит сквозь пороги,
невластное в своем теченье,
но в срок, как римские дороги,
свое исполнит назначенье.

С неумолимостью закона
его уносит в бессловесность.
Сейчас. Как и во время оно.
Из невесомости – в безвестность.

Из праха – снова в бестелесность.
Из сада – в голую безлесность.
И от бесславья – в бессловесность,
и от беспамятства – в безвестность.

Вот так, растительно-бездумно,
течем и пропадаем в устье,
под покровительством Вертумна
живя и старясь в захолустье.

Май 2008

* * *

Я рисую лесную шишигу
Для тебя на заглавном листе.

Б. Пастернак

Как столешница – в бледных разводах —
ненавязчивый мрамор небес.
Утомившись в «дневных» переходах,
ты вступаешь в реликтовый лес.

Низкорослый, испачканный сажей,
погорелец, калека навек!
Это, мастер весенних пейзажей,
изувечил его человек.

Отступая под натиском свалок,
как под натиском варварских орд,
полуголый ландшафт полужалок,
обречен, но еще полугорд.

Красновато-свекольные травы —
как подтеки по скатам холмов;
станут бурыми, нынче кровавы,
затопили его до краев.

Раздавив муравья ненароком,
ты участвуешь в похоронах…
Через балку, заросшую дроком,
поднимись, как буддийский монах,

на вершину и, глядя оттуда,
в стороне от гудящих шоссе,
тамарисков зеленое чудо
ты увидишь в неброской красе.

И тогда, принимая как данность
этот день и песчаный увал,
ты прошепчешь тому благодарность,
кто шишигу шишигой назвал.

За нешуточность слова, за штучность,
за добытую из пустоты
пресловутую единосущность
с тварным миром, что смертен, как ты.

17 Мая 2009, Холон

Одна песенка, одна книгаИ.А. Ниновой [1]

Удобно ли тебе в твоих сабо —
качаться в них, выстукивать шаги
по улицам – и быть самой собой?
А я хотел бы для твоей ноги
стать башмачком, как в песенке одной.

Пойми: ты мною вымечтана, твой
прекрасный образ, – так он и возник,
загадочный, изменчивый, живой, —
я ничего не вычитал из книг…
Ну разве, может, только из одной:

ведь ты меня ласкаешь, о сестра,
невеста, сколь любезна мне твоя
скупая ласка! Как же ты добра!
Я твоего сладчайшего питья
не стою. Как Мухаммеда – гора.

Во время наших неурочных встреч,
когда я на тебя не нагляжусь,
я слышу голос, вслушиваюсь в речь —
и, господи, ведь я тобой горжусь!
И это все мне суждено сберечь

в долинах памяти, в ее садах,
где ты идешь и легкою стопой,
едва касаясь, попираешь прах
прошедшего и шелестишь листвой…
в долинах памяти, в ее садах.

1984, Санкт-Петербург

От первого лица

В последний раз от первого лица
я говорил тому лет двадцать пять,
да и тогда, наверное, смущался.
Сегодня же, в предчувствии конца,
пускай нескорого, хочу сказать:
я рад, во-первых, что перемещался

не по одной лишь – временной – оси,
что дочь моя имеет в жизни цель
и ладит с обстоятельствами места:
она, представьте, дело на мази, —
без трех минут армейский офицер!
И сам я, как-никак, – отец семейства…

В вечерних новостях – сплошной комплот:
угрозы, козни мировых держав,
что продают единоверных братьев,
у берегов страны – турецкий флот!
И худшего (как будто) избежав,
мы уступаем… честь свою утратив.

Почти лишенная ручьев и рек
полоска суши лепится с трудом
на карте мира где-нибудь на врезке.
Едва пустивший корни имярек
здесь узнает, что стал для всех врагом, —
он самоощущает по-еврейски.

Весь край перевоеван от и до,
о чем и камни рассказать могли б
в сухих садах с добавкой олеандров:
великий фараон у Мегиддо,
у стен столицы сам Синаххериб,
а позже – Кир и пара Александров.

Последний был из наших: иудей.
Фамилия его была Яннай.
Народ его не полюбил – за вредность.
Он перерезал множество людей
(из тех, кому он не сказал: «Канай
отсюда на хрен»). Такова конкретность

творящихся – или творимых – дел…
Смотрю навстречу завтрашнему дню,
слегка оскалив сточенные зубы.
Я в настоящем что-то проглядел.
А этот… заберет мою родню,
и все его поползновенья грубы.

Тель-Авивский полдень(Улица Игаля Алона)

Дома циклопической кладки.
Деревья тропической складки —
просторные, как веранды,
узорные жакаранды.

И полдень июля, похожий
на прочие, выбелит плиты;
смягчен левантийскою ленью,
замедлит каленые стрелы.
Обтянуты смуглою кожей
конечности, полуприкрыты;
готовые к совокупленью,
все особи половозрелы.

И в полдень, под купами сада,
где ящериц брачные игры
и так ветерок обдувает
под сенью широкой оливы,
пластами слежалась прохлада,
все беды – бумажные тигры,
и лучше едва ли бывает…
Запомнится день как счастливый.

Июль 2010, Тель-Авив