Надежда Опескина - Дарьины зори. Повести и рассказы

• Название: Дарьины зори. Повести и рассказы
• Автор: Надежда Опескина
• Жанр: Русское современное

Моя деревенька, далёкая и близкая, среди озёр, лесов и рек. Пройти дорогами жизни тех, кого уж рядом нет. Три поколения людей, с такими разными судьбами. Война и любовь, предательство и верность. «На то она и жизнь, чтобы быть разной…» – скажет цыганка Рада в рассказе «Осколки зеркала».

---

Обменялись Василий с Дарьей кольцами. Артельщики диву дивились, обряд был совершён по церковному, только батюшки и не хватало.

Дмитрий в стороне всё стоял, глядел глазами удивлёнными. Досада сердце сжигала. Продешевил, взял мало с Матвея за дочь, коль у них такие богатства есть. Да что теперь поделаешь, объегорил его сват, и крепко.

Уселись за стол. Молодые в переднем углу, под образами вывешенными. И тут было чему удивляться. Столько угощения было выставлено, что и не съесть честной компанией. Пьют мужики чарку за чаркой, а хмель не берёт, больно закуска хороша, чего только не выставили хозяева: поросёнок, начинённый гречкой с печёночкой, утки с брусничкой и капусткой, жаркое из зайчатины, пироги разные, соленьями стол уставлен. Где здесь хмелю возобладать. Попили, поели.

Пелагея вышла из горенки, принесла балалайку, молча подала Даниле. Тот мастак оказался играть. Первой заиграл плясовую для матушки, которая в пляс пустилась.

Мужики следом в круг. Алексей Тимнов такие коленца стал вытанцовывать вокруг Пелагеи, что Матвей не выдержал и сам в пляс кинулся, ревность в нём проснулась, вдруг увидел, что молода ещё его жена, если мужики такими глазищами её оглядывают. Впервые к нему такое чувство заглянуло в душу.

Гуляли до тёмной ночи. Молодые настоек не пили, разве что пригубили малость. Песен перепели не счесть. Дарья повеселела, частушками гостей и родню новую порадовала. С Василием сплясала, пройдясь лебёдушкой. Весёлой свадьба оказалась. Пришло время ко сну всем расходиться. Матвей всех на утренний опохмел пригласил. Василий с Дарьей в свою горенку удалились. Данила помог матушке прибрать со стола и полез на полати спать. Пелагея собралась на печь свою, но Матвей её остановил, сказав, что хватит им спать по разным комнатам.

Ночь светлая пришла на кордон. Луна высоко в небе висела шаром белым, освещая всё окрест. Ни ветерка, ни шороха. Только одинокий волк завывал, сидя на высоком берегу Иртыша.

Глава 6

Ранним утром, стараясь не разбудить Матвея, Пелагея выскользнула из горенки, где спала с мужем на полу, расстелив тулуп и укрывшись пуховым одеялом.

Кровать собирать не было желания, с утра мужики придут на опохмел, молодых чествовать будут. И теперь, стоя на крыльце, всматриваясь в предутреннее небо, вдруг поняла, как сильно она любила Матвея.

Лучшего мужа и желать не надо. Ну, бьёт иногда, сам не зная за что, а она-то, Пелагея, знает свой грех, вот он, этот грех, у всех на виду, но никто о нём ничего не ведает. Растёт её грех, в парня красивого и стройного превращаясь, Данилушка её. Похож на отца как две капли воды. Хорошо, что тот ни разу более не появлялся на кордоне и никогда Матвею на глаза не попадался. Только и знала имя его, беглого каторжанина, что случайно обнаружила в то лето в стоге свежескошенного сена. В лихорадке, голодный, смотрел на неё испуганными глазами, будто прося – не выдавай. Выхаживала его месяц. От детей своих, Василия и Клашки, всё в секрете держала. Василию десятый год шёл, а Клаше – пятый. Матвей уходил в дальние уголки кордона и на три, и на пять дней. Вот однажды и решила она Михаила, так звали беглого, в бане пропарить, чтобы веником берёзовым хворь из него изгнать. Там грех её и случился…

Впервые за все прожитые годы Матвей этой ночью любил её, как любят самых желанных и любимых. В душе Пелагея понимала, что не ей эти ласки предназначались, но в обиде не была. Понимала, что пришла к Матвею страсть сильная, от которой ему трудно будет избавиться. Вспоминалось время, когда Михаил прятался на кордоне и какая тоска её обуревала после его ухода. Почти до четырёх месяцев не говорила Матвею о своей беременности. Тот, узнав, спокойно посоветовал поберечься, тяжёлое не поднимать. Но после рождения Данилы невзлюбил мальчонку. На все ласки того отвечал окриком и тумаком, потом сам дивился своему гневу.

– Вот убей меня, Пелагея, не знаю почему, но нет в сердце к мальцу ничего, кроме злобы. Жили бы среди людей, то нашёл бы причину, думая – не мой сын.

Но здесь, в нашей глухомани, где и людей нет, знамо дело, мой. Родись Данилка тёмным, то думалось бы, что ты с каким татарином статакалась за моей спиной. Мало ли их поганцев здесь шастает. Не пойму себя. И чем больше проходит время, тем сильнее злоба во мне кипит. Сама его больше жалей, чтобы парень не озлобился и в душе зла не затаил на нас. Младший, может, старость с ним доживать будем. Приласкай, приголубь, ты мать.

Вспоминать хорошо, но дел невпроворот. Баньку молодым истопить, печь растопить, чтобы лапшички наваристой на стол подать. Закусок достаточно, а вот рассольчик мужикам понадобится.

Первой в баньку шмыгнула Дарья. Василий долго ещё нежился в постели, пока мать не стала будить. Подняв сына с постели, глянула на простыню, довольная сняла её, застелив свежую. Данила скотинку обихаживал, корма задавал, подстилку менял. Матвей прохаживался по двору, позёвывая.

Дмитрий ранёхонько встал, хотел с Дарьей переговорить, но та, помывшись, ушла в горенку к себе и не выходила. Да и Пелагея с ухватом стережёт те покои.

Столы вновь были накрыты. Матвей бутылей принёс новых с самогоном. Василий, чисто выбритый и намытый, ходил вокруг столов гоголем.

Когда все расселись за столом, Пелагея вошла с простынёй в руках, развернула её перед компанией.

– Вот, гости дорогие, прошу засвидетельствовать, что взяли мы в дом девицу честную, о чём я, её свекровь, всем вам подтверждаю. Всему народу деревенскому и скажите об том. Чтоб ничего про нашу теперь Дарьюшку дурного не говорили. По нраву нам красавица! И работящая, и певунья редкая.

Дарья сидела, опустив голову, зарделась вся. Никак не ожидала от Пелагеи таких слов хвалебных о себе. Родители никогда не хвалили, а тут свекровь.

Посидели за столами – пора и честь знать. Завтра артельщикам домой возвертаться. Дорога длинная, а Покров через три дня. Укроет землю белым покрывалом – не выбраться. Кони отдохнули, силушки набрались. Мужики наели себе животы, хотя должны были исхудать от работы. Данила и Дарья им такой провиант добывали, что сроду не знали мужики подобной сытости. Пелагея хлеба пекла вкуснее пирогов праздничных. Уезжать от этой жизни не хотелось.

Утром ранёхонько все были на ногах. Дарья много чего наготовила в дорогу, да от свадебного стола осталось достаточно.

Дмитрий всё не мог улучить минуты, чтоб переговорить без людей. Потому пришлось ему прилюдно попросить Дарью вернуть бабкины серьги.

– Ты, Дарья, может, возвернёшь серьги свои. Поносила в девках, и будет, они для Нюрки сгодятся. Нам с матерью таких не купить, а тебе новая родня вон какие придарила. Отродясь изумруды не видал, а тут на тебе, дочь одарили.

Дарья сверкнула глазищами, слёзы по щекам потекли ручьями. Молча вынула из ушей серьги и, подав их отцу, пошла к озеру, не попрощавшись.

Все стояли опешив. Первым Матвей опомнился. Подошёл к Дмитрию, взял за грудки, тряхнул как следует. Занёс кулак для удара, но бить не стал.

– Ты что же, аспид, дочь свою продаёшь, как животинку? Неужто сердце не ёкнуло, что оставляешь дитя в чужих людях и последнее с неё снимаешь?

Или мало ты из меня вытянул? Так сказал бы! Зачем так по сердцу девичьему ножом полоскать? Куда совесть свою потерял?

– Да ты что, сват, так разобиделся? Ежели жалко, забери назад. Мне ещё другу дочь замуж выдавать, да ещё сыновей женить. Не напасёшься на них, а Дарья что, она пристроена. Вижу – не пропадёт.

Матвей, махнув рукой, в дом пошёл, не оглядываясь. Артельщики на телегу вскочили и давай коня погонять. Уносить ноги пора, драки тут ещё не хватало. Хотя какая свадебка проходила без мордобоя? Меж собой признали правоту слов Матвея. Негоже так Дмитрию с дочерью было поступать.

Дмитрий ехал один на подводе, нагрузив её дарами от сватов. Деньги в сапоги кирзовые припрятал, мало ли какие лихие люди не ровён час в пути встретятся. Про Дарью и думать забыл. Что о ней думать, пристроена и ладно.

Мужики тоже гостинцев своим везли. Данила рыбки насушил и прокоптил в коптильне. Ягоды всякой сами между дел насобирали и насушили. Боярышник необорный уродился. А тут ещё повезло, нашли рой пчёл диких. Мёду там взяли большой жбан. Приедут домой и поделят поровну. Матвей-то какой мужик толковый, не дал улей разорять, ловко медок снял, но и пчёлам на прикорм зимний оставил, а на дереве зарубку оставил. Посмеялся над артельщиками, говоря, что дикими эти пчёлы стали от нерадивости людей, живущих недалече и упустивших рой со своей пасеки. А пчёлы и нашли себе местечко в пне высоком. Хозяйственный мужик этот Матвей. Ладное хозяйство имеет.

Грустнели мужики, удаляясь от кордона. Домой едут, а на сердце кошки скребут. Самим непонятно было, об чём жалеют. Оглядывались, словно потеряв что.

Василий нашёл Дарью на берегу озера. Глянул в её глаза, а там боль через край хлещет. Защемило у него сердце. Да как же можно так человека довести.